Кормак Маккарти. По дороге из тьмы к закатному багрянцу, или Смерть одного из Великих

Текст: Денис Безносов

13 июня 2023 года на 89-м году жизни в Санта-Фе скончался американский писатель Кормак Маккарти, автор «Кровавого меридиана» и «Дороги», «Пограничной трилогии» и «Старикам тут не место»

1

В финале романа «Из тьмы» (1968) протагонист, давно и скорее всего собственными руками уничтоживший все, что ему когда-то было дорого, и ныне бредущий по опустошенной местности, встречает на пути слепца, чрезвычайно смиренного и довольного своей участью. Слепец говорит, что при необходимости обращается с просьбами к всепрощающему богу, и продолжает свое неторопливое странствие. Протагонист знает, что дорога упирается в поросшую густой травой трясину и неминуемую смерть. «Кто-то должен был предупредить слепца, прежде чем пустить по этой дороге», — думает протагонист, но ничего не произносит слепцу вслед.

Пожалуй, кто-то должен объяснить, как обстоят дела и что будет дальше. Неплохо бы кому-то поведать о последствиях греха и зарождении первобытного безумия, о жажде насилия, присущей человеку, и бессмысленности всякого пути куда бы то ни было, о рациональном абсурде и отшельничестве как единственной верной реакции на социум. Пожалуй, было бы неплохо рассказать об этом, но протагонист ничего не произносит вслед.

Одинокий Артур Оунби смотрит в окошко на гниющий яблоневый сад. Обезумевший Лестер Баллард складывает в пещере трупы жертв, убитых фактически просто так, даже без особого удовольствия. Восторженный Судья без единого волоска на теле танцует в салуне среди пьяниц и проституток, экстатически выкрикивая, что никогда не умрет. Отшельник Корнелиус Саттри мучается от брюшного тифа и, путаясь в галлюцинациях, понимает, что ему предначертано быть подальше отсюда. Шериф Эд Том Белл не может избавиться от чувства стыда за смерть сослуживцев на Второй мировой (его как героически выжившего приставили к награде). Билли Пэрэм встречает Смерть у себя на пути. Отец и сын бредут в никуда по бесплодной земле. Алисия Вестерн, страдающая шизофренией, фиксирует хронику своего постепенного умирания в психиатрической лечебнице.

Они и прочие обитают в гипнотически-жутком мире Кормака Маккарти, который не поучает, не предупреждает, ничего не произносит вслед.

2

Великий писатель Кормак Маккарти (а этот эпитет как будто специально изобретен для него) написал двенадцать романов, две пьесы, пять сценариев, пару рассказов и эссе. Он синтезировал «южную готику» с театром абсурда, Ветхий Завет с бульварно-киношным криминальным триллером и апокалиптикой, реализм и галлюциногенную фантастику. Его проза аскетична, мифологична, физиологична, временами пугает не на шутку. Его стиль радикально экономичен, хорошо узнаваем, сопротивляется какой бы то ни было существующей конвенции и вместе с тем почти прозрачен и доступен без дополнительной подготовки.

Маккарти, по его собственному признанию, строит преимущественно «простые декларативные предложения» из привычного лексико-синтаксического материала, намеренно отсекает что угодно, что может показаться избыточным, лишним либо лишенным смысла.

Маккарти строит весьма длинные предложения из простых конструкций, внутри которых английский соседствует и срастается с испанским и наоборот (что уместно, поскольку место действия большинства романов — Эль-Пасо, шт. Техас, и Санта-Фе, шт. Нью-Мексико).

Маккарти использует исключительно необходимые знаки препинания — точки, запятые, но только там, где нельзя обойтись союзом «и», и ни в коем случае никаких точек с запятой (в одном из редких интервью он буквально называет их употребление «идиотизмом»), на худой конец допустимы двоеточия, и, разумеется, никаких кавычек или тире в прямой речи («не вижу смысла пачкать страницу странными маленькими значками», — признается писатель в том же интервью).

Маккарти смешивает различные пласты лексики — от патетично-утробной архаики до обыденно-разговорного слэнга.

Маккарти смешивает различные нарративы и жанровые структуры — мифологические притчи, вестерны, нуар, бульварные романы, сбивчивые и размеренные свидетельства ненадежных рассказчиков, сухую криминальную хронику, постапокалиптические картины никчемного выживания — от третьего лица, от первого лица, монологи, диалоги, короткие кадры и длинные планы, схематичные зарисовки и подробные экфрасисы.

Маккарти наследует очевидной американской троице Фолкнер - Хемингуэй - Стейнбек и менее очевидному ирландцу Беккету (кстати, корни, фамилия и имя-псевдоним у писателя тоже ирландские), заимствует монтажные и прочие техники кинематографа, одновременно обитает в модерне и постмодерне (а также в какой-то своей версии модерна).

Маккарти не имитирует объективной реальности, но преобразовывает ее в нечто сугубо оригинальное, что может существовать только в его особом мире и по его особым законам (даже когда имеет дело с реальными историческими событиями либо с событиями, основанными на реальных).

Маккарти, наряду с Пинчоном, Деллило, Гэддисом, действительно и без преувеличения изменил облик современной литературы — недаром литературовед Харольд Блум (и вслед за ним многие критики и филологи) включил его в канон как одного из крупнейших писателей своего времени и основополагающих для новейшей литературы (надо сказать, его влияние вышло далеко за пределы сугубо литературы — так, видеоигра The Last of Us вдохновлена «Дорогой», а среди вещей героини Элли присутствует книга вымышленной Кэтрин Маккормик, чье имя отсылает к классику).

«Кровавый меридиан» включен в список лучших романов XX века по версии The New York Times и изучается в гуманитарных вузах по всему миру. «Дорога» была удостоена Пулитцера. «Кони, кони» (первая часть «Пограничной трилогии») — Национальной книжной премии США. По какой-то, надо полагать, нелепой причине Маккарти так и не получил своей Нобелевки, хотя жил достаточно долго, чтобы экспертное сообщество успело все внимательно прочесть и обдумать.

3

Кормак Маккарти как-то раз сказал, что испытывает уважение исключительно к тем писателям, которых «интересуют вопросы жизни и смерти» (скажем, Генри Джеймса и Пруста они, на его взгляд, не интересуют). «Не понимаю их… для меня это не литература. Многие писатели, которых все считают хорошими, мне кажутся странными». Среди поистине «великих» (он использовал именно слово «great») книг он называл «Моби Дика», «Улисса», «Братьев Карамазовых», «Шум и ярость».

Фото: www.gorangligovic.com

Когда критики обнаруживали в его книгах элементы магического реализма — а при всей размытости термина к магическому реализму можно причислить если не что угодно, то очень многое — Маккарти недоумевал и немного злился. Поскольку в его сочинениях фантастическое, как правило, обусловлено либо притчевым иносказанием, где все оборачивается аллегорией или метафорой, либо искажением психики. Либо вовсе не оказывается на поверку фантастическим, поскольку зачастую реальность безумнее иррациональных допущений. «Я не поклонник латиноамериканских авторов, магического реализма. Знаете, людей и без сверхъестественности довольно-таки трудно заставить поверить в то, что вы им рассказываете. Оно должно звучать хотя бы отчасти правдоподобно».

Действительно все странное в его романах в конечном итоге кажется вполне правдоподобным. Когда в романе «Из тьмы» чудовищные преступления эсхатологически-кровожадной троицы, следующей по пятам за Куллой Холмом, кажутся его собственными поступками. Когда в «Кровавом меридиане» хтонический и бледно-безволосый Судья, явно обладающий дьявольскими силами, в одиночку и голыми руками одолевает целую толпу апачей. Когда в «Пассажире» к Алисии Вестерн наведывается карлик с плавниками вместо рук по имени Кид (то есть «паренек», под таким же именем, кстати, фигурирует поначалу и герой «Меридиана») в сопровождении целой когорты причудливых монстров. Эти и прочие странновато-пугающие сюжеты на первый взгляд ирреальны, даже сюрреальны, но допустимы, правдоподобны.

Но куда сильней на самом деле Маккарти интересовала не литература, а наука. «Писательство у меня в самом-самом конце списка, — говорит Маккарти. — То, что сделали физики в двадцатом веке, — одно из самых невероятных достижений во всей истории человечества». Но за достижением последовало и разрушение, требующее наказания и искупления.

Над героями Маккарти всегда нависает неизбежность, античный рок, наказание за поступки. Льюэллин Мосс из «Старикам тут не место» непременно будет убит, Бобби и Алисия Вестерны из дилогии «Пассажир»/«Stella Maris» обречены искупать вину отца, стоявшего у истоков Манхэттенского проекта (он смертью, она безумием), отец с сыном из «Дороги» скорее всего (по какой-то причине) обречены на вечные скитания по опустелому миру.

Все они вслепую движутся по направлению к поросшей травой трясине, по кромке вдоль нее либо шевелят конечностями внутри нее по пояс. Еще не ведающие, но, возможно, подозревающие, что будет дальше. А Кормак Маккарти фиксирует их потуги, их безнадежно-бессмысленные действия, их действия, ошибочно кажущиеся осмысленными. Не для того, чтобы окликнуть и предупредить, а чтобы запечатлеть их блуждание — вдруг кому-то потом пригодится.