Текст: Иван Родионов, Анна Нуждина
Вместо предисловия
Антон Секисов как автор – конструктор равнозначной двойственности, причём принципиально не дающий читателю ни расшифровки, ни ключа. Повествование у него обычно расслаивается, и понять, какая интерпретация того или иного секисовского текста правильна, решительно невозможно. Более того: единственно верного толкования, похоже, не предполагается вовсе.
Иногда это может играть в минус. Роман Секисова «Бог тревоги», несколько лет назад прошедший в Длинный список премии «Национальный бестселлер», этой двойственностью сбивал с толку. С одной стороны, его можно было прочесть как традиционный «текст о художнике» с романтически-лобовым сюжетом: молодой писатель бросает уютную Москву ради сумрачного Питера, где ему неуютно, весело, сладко и страшно – зато ближе к настоящему искусству. С другой стороны, проницательный (без иронии) читатель не может не замечать, что рассказчик порой довольно пафосен, едва ли не пошл. И, самое главное, творчески беспомощен – а зачем тогда нужно было вообще городить этот огород с «выходом из зоны комфорта»? В том-то и кроется баг «Бога тревоги»: каким бы общим местом ни был совет отделять рассказчика от автора, на практике это делают немногие. Особенно если дистанция в тексте сознательно не подчеркивается. Потому в голове у читателя возникает диссонанс недоверия: художественная амбивалентность происходящего несколько мешает погружению в текст.
Но кажется, теперь Секисов нашёл способ, как сделать так, чтобы его излюбленное двоемирие не путало читателя. Аудиосериал «Комната Вагинова», вышедший на сервисе «Букмейт» – это снова две разноуровневые истории: бытовая трагифарсовая внешняя и филологическая внутренняя. При этом они не противоречат и не мешают друг другу, а напротив, обогащают. И даже если вторую не считывать вовсе, с восприятием первой ничего не станется.
Ну а поскольку в «Комнате Вагинова» – два художественных слоя, то и расскажут о них два литературных критика: Иван Родионов, специализирующийся на современной русской прозе, и Анна Нуждина, изучающая творчество Вагинова и отыскавшая в романе многочисленные переклички с его жизнью и творчеством.
История внешняя
Начинается всё с места в карьер и почти по-фаулзовски: заявлены похищенная девушка с именем героини «Кавказской пленницы» и таинственный злодей-социопат. Но тон повествования поначалу решительно иной, нежели у Фаулза – иронический, даже игривый. И вскоре нам начинает казаться, что линия с маньяком здесь вовсе не центральная, в лучшем случае – одна из. Но квартирка, как мы сразу понимаем, занятная.
В эту-то питерскую коммуналку и заселяется скромный и непрактичный филолог Сеня – молодой профессор-русист, специализирующийся на Вагинове и мечтающий написать его биографию для серии ЖЗЛ. Сам Вагинов когда-то жил именно в этом доме (вероятно, в странной пустующей комнате, которую кличут «шубохранилищем») – потому, собственно, «домашний» по характеру герой здесь и поселяется.
Сеню ждут неловкие попытки социализации, на чём и строится изрядное количество абсурдных ситуаций и диалогов первой половины сериала. Да и Сенины соседи все как на подбор – люди специфические, колоритные и, что называется, «с прошлым». И вдруг всё резко меняется: по слухам, книгу о Вагинове будет писать маститый Валаамов (прозрачный намёк на известного прозаика Алексея Варламова, автора биографий Булгакова, Грина, Розанова, А.Толстого и других). Тут-то для Сени всё и завертелось в гротескном водовороте странных и страшных событий – оборотная сторона литературной (и не только) жизни открывается ему с лихвой. Время будто рвётся, и становится непонятно, какой Петербург перед нами – современный или вагиновский, столетней давности. А само повествование, как и его тон, начинает мигрировать в сторону триллера – и чем дальше, тем всё быстрее и быстрее.
Несомненная творческая удача Секисова – портрет безумного поэта Сергачева. В нём угадываются кое-какие черты одного недавно умершего поэта с неоднозначной репутацией – его повадки, зацикленность на себе, интерьеры жилища. А его предполагаемые реальные действия материализуются в поступки другого персонажа «Комнаты»: такой вот вышел парный образ, по смыслу противоположный собирательному (сдвоенный?). Впрочем, Сергачев – типаж и без этого яркий и, увы, узнаваемый. Если не знать таких достаточно близко, они кажутся просто чудаками. Приглядитесь: подобные люди есть в любой околотворческой тусовке всякого крупного города. Да и остальные герои «Комнаты Вагинова» – от странного пьющего иностранца-фотографа до увядающей квартирной хозяйки – тоже вполне живые. Кажется, что встречал всех их раньше – мельком, краешком, вскользь, сквозь кухонный разговор или барную дымку.
Сложно сказать, хорошо или плохо всё заканчивается для Сени в итоге. Не будем спойлерить и потому скажем так: всё для него просто заканчивается, и это хорошо в любом случае. Раскрывается, пусть абсурдно (впрочем, бывает ли в жизни, да ещё и в Питере – иначе?) и кроваво, и интрига с похищением. Правда, остаётся невыясненным, написал ли в итоге маститый Валаамов биографию Вагинова.
Что ещё? Во-первых, это подчеркнуто питерская история. По атмосфере, интонациям – да и просто по дотошно выписанным деталям. Кой-где мерещатся интонации Кирилла Рябова – они с Секисовым авторы плюс-минус одного поколения. Во-вторых, «Комната Вагинова» очень динамична и могла бы быть кинематографичной, если б не частые экспозиционные флешбеки и речевые зарисовки, которые, вероятно, пропали бы при возможной экранизации. Потому формат аудиосериала здесь оптимален. Наконец, Вагинова тут действительно много. Впрочем, это разговор отдельный.
P.S. Да, следует упомянуть и о третьем измерении «Комнаты Вагинова», которое проявляется благодаря особенностям формата. Это аудиосериал, который пока можно только слушать. Ощущения традиционному читателю с непривычки могут показаться довольно необычными, но голос известного актера Сергея Гилёва и саундтрек Ивана Прокофьева определенно добавляют к восприятию «Комнаты Вагинова» дополнительные ноты.
История филологическая
- …гарпия, засевшая в углу лестничной площадки, – это
- худший сон, который может присниться человеку.
- Габриэль Виткопп. Вечный альманах гарпий
Это часть сонника гарпий, не вошедшая в эпиграф Секисова – и, как мне кажется, специально. Потому что именно такой сон снится одному из героев «Комнаты Вагинова», Артёму. И не только такой: гарпии преследуют Артёма и сводят его с ума «как по методичке», следуя всем инструкциям и быличкам Виткопп, воплощая собой злой рок. Эта сюжетная линия параллельна линии исканий филолога Сени – и так же логика художественного мира книг Виткопп, её общий тезаурус в этой книге существует параллельно вагиновскому мироощущению. Я допускаю обобщения лишь затем, чтобы подчеркнуть, что «Комната Вагинова» вмещает в себя логику двух полноценных авторских миров, не ограничивающихся с каждой стороны одной книгой.
Вообще текст начинается в духе битовского «Пушкинского дома»: рабочая неурядица рефлексирующего, практически бездеятельного филолога грозит превратиться в драму сломанной жизни. Однако чем дальше, тем глубже в повествование о Сене встраивается композиция и система персонажей книг Вагинова. Сначала это «Козлиная песнь»: Сеня вылитый Тептёлкин, думающий о книгах куда больше, чем об окружающих его людях, а в Сергачеве угадывается любящий поспать на лавочке Неизвестный поэт. Или нет? К концу текста Сергачев куда больше напоминает то писателя Свистонова, который «втягивал» знакомых внутрь своих текстов, а затем исчез в них сам, то безумного коллекционера Жулонбина из «Гарпагонианы». Сам же Сеня вдруг превращается в подвижного и даже решительного Фелинфлеина из «Бамбочады», внезапно оказавшегося перед лицом смерти.
Однако общее настроение «Комнаты Вагинова» определяется романом «Гарпагониана» – последним и самым мрачным романом Вагинова. Именно его Сеня называет своим любимым и именно его персонажей упоминает, отвечая на вопрос, о чём пишет Вагинов. Каждый роман Вагинова можно назвать романом о людях, отвергнутых новым советским обществом, но лишь «Гарпагониана» рассказывает не о богемной, а о по-настоящему мрачной жизни «бывших» – обитателях теневого Петрограда. В этой же логике параллельного существования, сосредоточенного на маниях к случайным объектам и случайным занятиям, на пугающей одержимости, и выдержан текст Секисова.
Впрочем, одержимость – ключевая категория и для большинства текстов Виткопп. «Некрофил», «Торговка детьми», «Страстный пуританин» – все они в своей основе имеют фатальное влечение, сила которого разрушает жизнь героя. Жертвой такого влечения оказался и Артём, и уже его линия повествования подчинена логике «злого рока» – другой важнейшей для Виткопп категории. То, как Артём распознал в Нине потустороннее существо, напоминает описания ведьминых пятен у Виткопп – предопределение оказывается выше реальности, и «метка дьявола» определяет дальнейшее течение жизни.
Петербург у Сени гниет – так ведь и пространство для абсурда в текстах Вагинова создаётся за счёт разворачивания действия в несуществующем городе – по сути, на руинах давно мёртвого Петербурга. Не зря Топоров, когда писал о «петербургском тексте», сравнил Вагинова с гробовщиком – и подчеркнул, что Вагинов похоронил «петербургский текст». Впрочем, и без Вагинова этот термин несёт в себе довольно мощный психоделический заряд. И формат аудиосериала как раз позволяет представить это вмешательство «с изнанки» менее традиционно и оживить галлюцинации жильцов дома номер 105.
...и всё-таки у Секисова получилось проникнуть не только в мир Вагинова, но и в мир вагиноведов (да простят мне коллеги это слово!). Страннее всего чувствовать себя настоящим Сеней: ради чтения «Комнаты Вагинова» я оторвалась от работы над большой статьёй про Вагинова, Николева и Каверина. Текст открыла на ноутбуке, на заставке которого точно та же фотография, что и на столе у Сени. Да и останавливаюсь в Петербурге я обычно на набережной канала Грибоедова, совсем недалеко от дома 105. До львиного мостика две минуты неспешной ходьбы. Чтобы не заскучать, можно нашептать себе под нос:
- Отшельником живу, Екатерининский канал 105
- За окнами растет ромашка клевер дикий
- Из-за разбитых каменных ворот
- Я слышу Грузии, Азербайджана крики.
- Из кукурузы хлеб, прогорклая вода
- Телесный храм разрушили
- В степях поет орда.
