Афанасий Фет: еще один Непушкин

Текст: Андрей Цунский

В принципе любой поэт в России может взять себе псевдоним «Непушкин». И честно, и по существу. А поэт того времени мог рассчитывать на любую похвалу исключительно с неизбежной поправкой: «после Пушкина». Это позднее места в русской поэзии станет побольше.

Афанасий Фет

Впрочем, а почему только «того времени»? Любое стихотворение Пушкина, у которого, как у всякого живого человека, есть удачные и неудачные дни и стихи разного качества, отличает одно обстоятельство: оно как будто написано сейчас, да что там – как сегодня утром. Многие современники за Пушкиным не поспевали. Удивительной поэтической силы и эмоционального потенциала стихи Феофана Прокоповича написаны на допушкинском языке. То же самое относится и к Ломоносову. А другие авторы XVIII века – достойные и значительные поэты – все же лишь готовили почву для явления великого Александра Сергеевича.

Среди современников Пушкина есть восхитительные таланты, и в поэзии они – личности. Великолепен Боратынский. Несомненно, талантлив Дельвиг. Да немало их было, совсем немало, но сделать столько, сколько Пушкин для русского языка и поэзии, до сих пор не по силам никому.

Афанасий Фет на двадцать лет моложе Пушкина. В масштабах истории – вообще не разница. В масштабах человеческой жизни – разные миры и поколения.

Вдобавок ко всему, его образ жизни и просто его фигура никак не соответствуют общепринятому портрету поэта.

Из-за семейных перипетий лишившись дворянского звания, всю жизнь Афанасий Афанасьевич не только пытался восстановить его, но вынужден был бороться за достойную жизнь, что обычному мещанину было куда труднее, чем тому же Пушкину, который был не то что дворянин, а столбовой, и не то что столбовой дворянин, а дворянин из рода, занесенного в Бархатную книгу. А что это означает?

• В дорогой собольей душегрейке,
• Парчовая на маковке кичка,
• Жемчуги огрузили шею,
• На руках золотые перстни,
• На ногах красные сапожки.

Ну, не совсем. Но в лицей Пушкина взяли, а Фета бы на пушечный выстрел не подпустили.

Каков же был выход? Только один – образование и служба. В 1838 году (Тютчев в это время потерял первую жену и вскоре женился на второй) Фет поступил в Московский университет – сперва на юридический факультет (не заладилось), затем на историко-филологический, каковой и окончил в 1844 году.

Немецкое происхождение сказалось и на любви к порядку, и на дисциплине, и на умеренности, и на умении считать деньги, а считать малые суммы куда труднее, чем большие – впрочем, кому я объясняю, коллеги-гуманитарии? В 1840 году Афанасий Фет выпускает сборник стихов, и с тех пор регулярно публикуется. При этом Яков Полонский вспоминал, как Фет ему говаривал: «К чему искать сюжета для стихов; сюжеты эти на каждом шагу, — брось на стул женское платье или погляди на двух ворон, которые уселись на заборе, вот тебе и сюжет».

Почему-то сразу в памяти всплыл герой какого-то советских времён сериала, который нравственно разлагался под тяжестью больших денег сразу двух девиц на коленях и требовал петь ему любимую песенку:

• Колокольчики-бубенчики звенят-звенят,
• Про ошибки моей юности твердят-твердят,
• Предо мной диванчик венский,
• А на нем корсетик женский,
• А на спиночке вот так
• Чей-то форменный пиджак.

Но вы не волнуйтесь, это не Афанасий Афанасьевич, это Аркадий Дмитриевич, известный как Северный, на самом деле – Звездин, автор и исполнитель множества песен подобного и еще более грубого содержания.

Однако, если вернуться к Фету, то, пожалуй, точнее его подхода к поэзии никто не описал. Я не про песню, опять же, а про платье и ворон на заборе.

• Ласточки пропали,
• А вчера зарей
• Всё грачи летали,
• Да как сеть мелькали
• Вон над той горой.
• <…>
• Выйдешь — поневоле
• Тяжело — хоть плачь!
• Смотришь — через поле
• Перекати-поле
• Прыгает как мяч.

Детей спустя много десятилетий заставляли читать такие стихи с табуреточки. Любви к поэзии это не добавляло. Прямо скажем.

Распрощавшись с университетом, Фет отправился служить. Надо сказать, что легких путей этот молодой человек не искал, служить пошел в армию, в кирасирский полк. Принят туда был унтер-офицером (а детей дворян записывали в полки с раннего детства – ребенок учится на фортепианах играть, а звание растет). Надо сказать, что дурака он там не валял – через год его повысили до корнета, еще через три – до поручика, еще через два – до штаб-ротмистра, служил он в должности полкового адъютанта. Это вовсе не офицерик на побегушках при полковнике. Под началом адъютанта строевая часть, писарские команды, полковые журналы, вся официальная переписка, канцелярия, часто – финансы полка. Полковой адъютант – важная фигура. Фета заметили, и в 1853 году он уже прикомандирован к Уланскому Его Величества лейб-гвардии полку в чине лейб-гвардии поручика. Это уже другое отношение, другие деньги и служба под Петербургом.

А в 1850-м он выпускает второй сборник стихов. Этот сборник хвалит «Современник» – то есть сам Некрасов! А через три года оказавшись на службе в одном из предместий Петербурга, он заводит знакомства с Некрасовым, Гончаровым, Толстым – и конечно с высокого роста полным господином. Реплика «Я единственный сын пожилой богатой вдовы, спасите меня!» уже повторялась не так часто, а литературное имя у этого господина – весьма уже солидное. Так что третий сборник стихов Фета выходит именно под его редакцией. А сам Фет благополучно выходит в отставку, женится, а к сорока годам приобретает имение под названием Степановка в Орловской губернии. Конный завод, скотинка, молоко, рожь, пруд с крапами и пасека – имение приносит шесть тысяч в год, и при таком хозяине Степановке никак не оказаться под залогом в опекунском совете!

И тут уж не до женского платья:

• Зреет рожь над жаркой нивой,
• И от нивы и до нивы
• Гонит ветер прихотливый
• Золотые переливы.

Ну, хотя это написано раньше, но это не мечта – это проект. Пункт третьего года стратегического плана.

Афанасий Фет. Фото: ГМИРЛИ

Шесть тысяч в год – это не богатство, не роскошь. Как пишет в эссе «О Достоевском» Иосиф Бродский, «вышеназванная сумма не означает ни безумного богатства, ни вопиющей нищеты, но попросту сносные человеческие условия: т. е. те условия, которые и делают человека – человеком. Шесть тысяч рублей суть денежный эквивалент умеренного и нормального существования, и если чтобы понять это, нужно быть мещанином, то ура мещанину».

И это человек, который написал

• На заре ты ее не буди,
• На заре она сладко так спит;
• Утро дышит у ней на груди,
• Ярко пышет на ямках ланит.
• 
  
• И подушка ее горяча,
• И горяч утомительный сон,
• И, чернеясь, бегут на плеча
• Косы лентой с обеих сторон…?!

Да. Это именно он. Перед Пушкиным стоял вопрос, можно ли быть дельным человеком и думать о красе ногтей – вполне позитивно им решенный. Перед Фетом стоял вопрос посложнее – можно ли оставаться служителем муз, являясь добросовестным служакой и образцовым помещиком? Оказалось – можно. Хоть и эти строки написаны гораздо раньше, когда Фету было всего двадцать два. Так, может, уже и нельзя было? Можно.

• Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
• Лучи у наших ног в гостиной без огней.
• Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
• Как и сердца у нас за песнею твоей.

Я.П. Полонский, Н.Н. Страхов и А.А. Фет в имении Фета Воробьевка…

Это написал человек, который к тому времени уже продал Степановку и вместо нее купил Воробьёвку, в Курской губернии. За женой было получено приданое, да и бережлив был поэт. Так что за Воробьевку выложил аж сто пять тысяч. Здесь после его решительных мер по реконструкции и реновации (без этого и тогда было нельзя) господский дом стал уже двухэтажным, и каменным. Приусадебный парк занимал шестнадцать десятин! В реке Тускарь как лодочка плывет омываемая водою ротонда, тут тебе аллеи липовые, еловые, березовые, сиреневые. А дальше сад с вишнями и яблонями. В большой оранжерее жена поэта выращивала орхидеи и олеандры для глаз, а для стола – дыни и ананасы!

А Фет запустил кирпичный завод, выращивал племенных бычков, по его указанию выкопали большие пруды, дно одного из которых выложили мореным дубом, и там он стал разводить радужную форель. Конный заводик со своим ипподромом. Сам поэт разъезжал по имению в возке, запряженном осликом. О его пристрастиях и отношениях литературных можете судить по кличке ослика – «Некрасов».

В это имение приедет Лев Николаевич Толстой. Здесь побывает Петр Ильич Чайковский и напишет: «Что за дом, что за парк, что за уютное убежище для стареющего поэта… Что за очаровательный уголок эта Воробьевка! Настоящее жилище для поэта». И Тургенев явится, куда же без него. И назовет Воробьёвку «Маленькая Швейцария».

Фет в Воробьёвке (1890)

А стихотворение «Сияла ночь» написал Фет Татьяне Андреевне Кузьминской, сестре Софьи Андреевны Толстой. Она с иронией вспоминала: «Стихи понравились Льву Николаевичу, и однажды он кому-то читал их при мне вслух. Дойдя до последней строки: "Тебя любить, обнять и плакать над тобой", — он нас всех насмешил: эти стихи прекрасные, — сказал он, — но зачем он хочет обнять Таню... человек женатый...»

Ну, мало ли зачем. Мы не всегда властны над своими желаниями. Тютчев мог бы об этом рассказать куда больше.

В 1873 году сбывается его мечта. Нет, собрание его сочинений в двух томах уж к тому времени десять лет как вышло. Он уж шесть лет как избран мировым судьей. Пятнадцать лет, как вышел в отставку. И давно известен всей стране как поэт. А его перевод «Фауста» и целой плеяды латинских поэтов, равно как и философского труда Шопенгауэра «Мир, как воля и представление» – еще впереди! Что же произошло?

26 декабря 1873 года высочайшим указом Афанасию Афанасьевичу возвращена отцовская фамилия Шеншин, равно как и дворянство.

Портрет работы И. Е. Репина (1882)

Но вот ведь какая штука… Никто не знает в России поэта по фамилии «Шеншин». А Фета знают все.

• Шепот, робкое дыханье,
• Трели соловья,
• Серебро и колыханье
• Сонного ручья,
• 
  
• Свет ночной, ночные тени,
• Тени без конца,
• Ряд волшебных изменений
• Милого лица…

Поэт, остановись! Ты здесь почти равен ему, Пушкину! Да ты просто сравнялся с ним на этой строчке! Брось перо, просуши бумагу, ничего больше не надо!

• В дымных тучках пурпур розы,
• Отблеск янтаря,
• И лобзания, и слезы,
• И заря, заря!..

Эх…

Ну не Пушкин. Хотя – не он один. Это Пушкин один.