Текст: Борис Кутенков
Олег Дозморов. «Над приёмным покоем всходила звезда…»
- ***
- Над приёмным покоем всходила звезда,
- над приёмным покоем.
- Обещала звезда: ничего, ерунда,
- всё пройдёт, мы прикроем.
- Разливала звезда изумительный спирт,
- широко разливала.
- Бинтовала звезда, притворялась, что спит,
- и опять бинтовала.
- Это странное дело я видел в окно,
- из автобуса видел
- и надежду, что взбита лучами легко,
- я немедленно выпил.
- Развернулся автобус, поехал назад
- (так легко развернулся),
- и в окне снова Тутинг и Клэпем летят.
- И я снова очнулся.
- И табличка светила «Emergency ward»,
- белым с красным табличка,
- и душа навсегда встрепенулась и вот
- трепыхалась, как птичка.
В стихотворении Олега Дозморова мы видим лучшие черты, свойственные его поэтической работе, — тонкую работу с цитатностью и разноплановый кинематографизм, позволяющий взглянуть на происходящее с разных ракурсов. Документальность — выраженная в глаголах едва ли не протокольного свойства — создаёт контраст с метафизической картиной; она же рождает особый эффект увиденности, проявленности чуда среди повседневности.
Надя Делаланд. «Господи я твоё животное…»
// «Фома», № 11 (247) ноябрь 2023
***
- Господи я твоё животное
- овча
- не холодна и не горяча
- не остави меня
- не отврати
- потерпи
- потерпи мою глупость и леность
- мое «купи»
- на полу супермаркета
- мое несмешное «дай»
- побудь со мной рядом
- всегда всегда
- не отходи от меня
- пожалуйста жди
- держи меня за руку
- держи держи
- или за шкирку
- за шарфик за воротник
- полезу в розетку
- шлепни но не коротни
- и когда я Тебя увижу выйдя на яркий свет
- кинусь к Тебе навстречу жмурясь и хохоча
- ткнусь в Тебя лбом как мой кот мол привет привет
- привет Ты мне скажешь привет овча
На обсуждении этого стихотворения в рамках нашего проекта «Полёт разборов» Данил Файзов говорил о разнице между «овчой» и «овчаркой», которая, по его мнению, недостаточно проявлена внутри семантического комплекса данного текста; но думаю, такая амбивалентность входит в целенаправленный спектр колеблющихся значений. Стихотворение получилось о многомерности человеческих сущностей, в которой есть и «овча», и «овчарка», и злость, и наделённость вечным детством. Можно рассматривать его через призму трансформированной легенды об Иове; а можно увидеть вертикаль, протянутую от детских жалоб – до просветляющей встречи со смертью/Богом/собой (в итоге – с тем же детством и, по Рыжему, «детским Богом» – как с наиболее подлинным собой).
Дмитрий Гаричев. talent agent
- talent agent
- в никчёмск как есть не едут эмма рут
- и челси джой, как вспомнишь в нулевых
- сливалась анна-варни, стыдный труд,
- и даже кто играл на волевых
- здесь прежде: настя с голосом совы,
- с подсказкой лена, девочка-слюда,
- уставшие давно, как ни зови,
- уже не увлекаются сюда.
- и вот тому, кто всем им написал
- и не достал, как объяснить тому,
- кто ждёт в лесу среди дырявых скал
- из задранных корней, как так ему
- не обещала ни одна, когда
- он жив и виден, и его слова
- читаемы легко из-подо льда,
- в руках у них горящего едва.
- чем, если так, он вовсе отличим
- всё от него же, в скошенном полку
- считателя бесследных величин,
- скользящих в дождь по чистому песку?
- он доживает молодость его,
- как обещал, но сам не помнит, как,
- выгуливая долгое вдовство
- на ягодой поросших рудниках.
- и в чёрный зал, подёрнутый слезой,
- входя и неуверенно дыша,
- он оборачивается звездой
- с кей-и-экс-пи, фанаткою киша,
- испуганной отличницей, к любой
- готовой казни, только бы ещё
- ресничным нервом, кожею рябой
- догадываться, как он восхищён.
Тема мистифицированного двойничества, которое выступает в ореоле утерянной многолюдной юности, отражена в стихотворении Дмитрия Гаричева. Этот же сюжет лёг в основу его «Lakinsk Project» — магической прозы, вышедшей в конце 2022-го в «Новом литературном обозрении». Пограничье между веществом лирики и спецификой прозы (выраженное и в этом тексте, и внутри большого писательского нарратива Дмитрия Гаричева) вновь заставляет задуматься о природе черновика и проблематизирует литературную инвариантность. А письма в неотзывающееся прошлое и призраки юности, окружающие героя, — то, что способно отозваться в каждом.
Николай Васильев. «лишь два облака в небе кипят, айвазовская пена…»
// «Прочтение», 8 декабря 2023
***
- лишь два облака в небе кипят, айвазовская пена
- на возлëте пучины синеющей и корневой,
- и стоит человек перед умопомраком апреля,
- на волну распахнувшись, как здравствуй отец мой родной
- я горжусь твоим мужеством струйки кадимого дыма,
- той, что хлещет, как бич, и несёт на себе, как трава —
- если даже и ты был оставлен, то что остальным нам,
- пережитым за чëрною стенкою от божества?
- вот любовь и свобода сплетаются в пару витую,
- а другую, позор наш и смерть, кто расщепит собой?
- я не дам похвалы, я гвоздëм в твоих жилах бытую,
- видишь, небо швыряет в лицо тебе пену святую,
- я люблю тебя так, что Ты Бог
Здесь индивидуально переживается распространённый мотив оставленности Бога. Прямая речь во второй строфе не подчёркнута пунктуационно, но подразумеваема, и в этом есть особая полифония голосов — с одной стороны, продолжение монолога, с другой — ответ Высшего на этот монолог. «Стенка от божества» звучит примерно как «платье от-кутюр», и это вновь создаёт эффект полифонизма, неразрывной воссоединённости говорящего и адресата.
Стас Мокин. «вечно каяться. вечно страдать…»
// «НГ Ex Libris», 2 августа 2023
***
- вечно каяться, вечно страдать. и грешить и биться о землю. вечно падать и плакать. стоять. в удивительно чистом сегодня. и не думать о том как тревожно вокруг. эта ель, этот папоротник, эта лазурь — синева и какая-то крем-брюле-с-молоком — удивительно чуткая рысь на пригорке в лесу. подойди к ней. не бойся, дружок. и ни раны, ни зги, у тебя ничего. она скажет тебе: «бог ты мой, сын родной!» и заплачет как глупая мама. обними ее и постой так минут тридцать-двадцать. а может и семь. сколько нужно минут обниматься с тобой? сколько нужно тепла отдать глупому зверю? уничтожить себя, притвориться живым и погибнуть опять понарошку. снова будет весна — снова карлик. кыштым. и, разбившись о стену в лепешку, понимаешь, что жил ты не хуже чем все: так же ел понемногу и так же любил. но любил ты, брат, сильно, и сильно горел — что ты умер, родной, что ты умер, любимый? а увидев ту рысь на пригорке в лесу — что сказал ты ему или ей милой этой? ты сказал ей про пушкина, фета, лису? ты остался один. чудно это. и вот плачешь ты милый такой и больной — тридцать литров уж слезок наплакал. посмотри — там в лесу, за кормой, где ни ветра, ни звука, ни шага — там сова, точно в классики детской игрой, проиграла опять три тыщонки. обмани ее, полюби ты ее, и иди будто снова живой. ну посмотрим, как будешь ее ты любить, когда страшные бури утихнут. ты свирепство свое оставь при себе. ты не глупый мужчинка, ты верный солдатик, ты сладкий воробушек зимнего лета. и скажи мне, дружок, отчего ты грустишь, когда танки над городом встали? лучше выпить сиропчик, уйти в карантин — не грустить никогда. без печали. и прожить так еще ну хотя бы два дня, а вот дальше — поминай как тя звали.
- я родился и умер, любили меня — мне родители имя не дали. я был петей и васей, матвеем и ирой, я был даже совою в лесу возле речки. но смешному солдату и грустному сыну подарю карамель красно-желтого цвета. а внутри нее спрятано что-то такое, что никак не получится нам описать. ничего в ней и нет, ничего и не надо. ну прощаться пора. и не плачь — будь здоров. слезы брось и иди в лесопарк на прогулку. у тебя впереди еще много минут — и минута для рыси, и минута для волка. а сову мы сожжем на костре рано днем. там как раз возле сада хранится канистра. мы сову обезвредим, не бойся, сынок, я не дам ей пугать тебя хмурой весною. а как лето наступит — придет к нам олень. будет ягоды нам подавать на обеды. песни петь, целовать сапоги, снимать кинофильм, воровать в магазине конфеты. ох намучились с тобою мы, заяц. принимайся скорее же к стирке носков — не умеешь? ну дай хоть клубники с рогами. ты же знаешь — всегда будь готов.
- не о том говорил я все дни и недели. не о том я молился в тринадцать часов. я хотел, чтоб другие березы и ели понимали меня с полуслов и без слов. но теперь остается лишь жрать те объедки от грядущего нашего общего счастья. ну пока. вот и я ухожу попрощавшись.
- ты прости меня, милый глупый сынок. я не стану царем и не стану романом — будь готов, грустный мальчик, отвечай, что готов. и с тобою не будет ни рыси, ни папы.
В масштабной стихопрозе Стаса Мокина предстаёт вся человеческая жизнь — в ореоле последнего признания, в сиянии утешения и стыда. Если в стихотворении Николая Васильева — полифония голосов, то здесь скорее монолог оставляющего Бога. Стилистическое влияние Дмитрия Воденникова, как мне кажется, очевидно в отношении этого текста, но вспоминается и Борис Рыжий: «Ещё вполне сопливым мальчиком…»
Cтепан Самарин. «червоточину осы найдут…»
* * *
- червоточину осы найдут — завалявшуюся, спрятанную под
- нёбом или под языком — ранкой, о которой забыл, — или воздух
- и сон покрывали её в темноте одинокого рта; сам не тревожил, таил
- — и жужжат, проникая в неё: сколько собралось тут
- капель стоячей воды, прогорклой о своей нищете, — ждущей
- мольбы, — в сторону света потянутых
- губ, ведь — воде
- бежать, сверкать ручейком по весне
- как назад уходит в ничто изъевшийся снег, а трава —
- и лучи — пронизают ласково всё
- ...и найдут, и прядут, словно коржик бисквитный, а не корочки ран, —
- осы прядут боль из неё, чтобы: распалось
- кособокое, саможалящее из слабости и темноты
- шелушась кожей народившейся вновь
- её беззащитной нежностью в свет
Особая ритмическая устроенность, позволяющая узнавать эту мелодию с одной ноты; сентиментальность самого нужного свойства — близкая скорее к «беззащитной нежности», к физически исторгаемому свету, — всё это есть в стихотворении победителя премии «Лицей-2023» Степана Самарина. Тонкое попадание в область этики — и тесное сближение её с плоскостью художественного; тот случай, когда стихи и хороши «профессионально», и нужны, интонационно необходимы.
Алиса Вересова. «я хочу идти домой, к небу…»
***
- я хочу идти домой, к небу
- день за днём
- вспоминать, что шаг — молитва
- душа вечна и проста
- как ивовый ветер в рукавах
- и слушать, как в бесконечных звёздах
- ласково напевает смерть
- не рассоединённая с любовью.
Стихотворение Алисы Вересовой вновь доказывает, что истинная поэзия – на краю канона; мы привыкли критиковать разного рода высокопарный символизм, но будь этот текст чуть более заземлённым, он потерял бы свою головокружительную высоту. Пожалуй, интонационно откликается Ксения Некрасова: «на прозрачных лугах / ни забот, ни тревог, — / одно сердце поёт / в берестяной рожок / о свершённой любви».
Александр Беляков. «закутавшись в ничейный флаг…»
* * *
- закутавшись в ничейный флаг
- усевшись в решето
- плывёт волшебница никак
- поёт своё ничто
- под аккомпанемент фонем
- на медленной воде
- ты снова можешь стать никем
- ты можешь быть нигде
- как одинокий парус бел!
- как универсум мал!
- вот так смотрел бы и смотрел
- внимал бы и внимал
- но коллективному уму
- быть лёгким мудрено
- во тьму товарищи во тьму
- на дно друзья на дно
Торжествующая ирония самоумаления — то, что видишь в стихотворении Александра Белякова на интонационном уровне. «Нигде», «никем», «никак» становятся отдельными номинациями, едва ли не высшими, чем данные от рождения имена; некоторые намёки указывают на их перекличку с социальными обстоятельствами, и в этом смысле за текстом открывается многомерный слой реальности с её стоящей за текстом неочевидной «всеобщностью» (вспоминаются стихи Михаила Айзенберга). Отдельного внимания заслуживает образ «ничейного флага», в который закутывается волшебница, — символ вызова и подъёма, выступающий в таком преображении, становится едва ли не жестом комической беспомощности. Однако близкий образ — «белизна одинокого паруса» — неожиданное и ёмкое преображение хрестоматийного — выступает как плодотворный вывод стихотворения из инерции, но и снова откликается точным попаданием в «общее», превращаясь во что-то вроде предписания. Что ж, иногда перенести акцент на восхищение белизной паруса и малостью универсума — не худший вариант из возможных.
Никита Пирогов. «Чёрным ершится…»
***
- Васе Бородину
- Чёрным ершится
- Ворон смоляной
- Запеклась та кровь на губах
- Синее небо вечернее
- Твой покой
- Вернулся к себе домой
- Мерцает свет
- Никого в нём нет
- Ничего в нём нет
- Лишь слова как трава
- Растут, голова
- Повторяет враньё без конца
- Ты здесь был вечно юн
- Старец песни ночной
- На рассвете старик молодой
- Голос звал — не забудь
- Голос пел — ты родной
- Долго спал под московской луной
- Не осталось пути
- В черноту не свернуть
- Ну а света ты голос забудь
- Или в жизни иной
- Возвращайся назад
- Тихим сном первозданным
- Покоем и птицей
- Ну а камень
- Возьмём мы любой
Стихотворение Никиты Пирогова кажется абсолютно неразложимым: это поющий голос из ниоткуда, воспроизводящий разрозненные фрагменты действительности. Что соединяет эти осколки смысла — не так просто понять: наверное, удивительная чистота мелоса, на волю которой хочется отдаться и которая в полной мере восполняет ощущение разрозненности. Воплощение метафизического покоя — особенно выраженное в финале — оставляет и нас с чувством неодиночества.
Александра Хольнова. «Не надо, не будем. Расшатанных фраз…»
// «журнал на коленке», 3 декабря 2023
***
- Не надо, не будем. Расшатанных фраз,
- оборванных фраз и ненужных
- я был человек и я был без прикрас
- прекрасным внутри и снаружи.
- Мы были задеты, а ты нас терпел;
- просил — мы смеялись и пели.
- Теперь я паук и ползу по стене.
- Теперь мы звучим, как снаряд в темноте,
- и прячемся в детской постели.
Стихотворение Александры Хольновой поворачивает нас к последней правде — ударяющей, горестной и знакомой. Это пример великолепной силлаботоники, вновь опровергающий слова о её исчерпанности, — и тонко устроенной, несмотря на внешнее отсутствие новаторства. Ситуативная неточность рифмы как особый жест небрежения; инверсионность («оборванных фраз и ненужных / я был человек»), — всё работает на сконцентрированность смысла.
