Текст: Андрей Васянин
За столом секции Лекторий расположились Ника Батхен, Елена Клещенко, Алексей Сальников, Владимир Березин и Дарья Бобылева — избранные авторы антологии из 14 рассказов, выпущенной «Редакцией Елены Шубиной». Кто-то из них писал в этот сборник как Шукшин, кто-то как Шаламов, кто-то в духе Конецкого, Рытхэу, Владимира Орлова... Это была идея «фантастиковеда», критика и автора идеи антологии Василия Владимирского — представить себе, что в литературе не было Стругацких, а всю фантастику писали бы советские мастера и каждый в своем собственном ключе.
Следящий за литературным потоком современный читатель, в принципе, в курсе, что и как пишут авторы, собранные в антологию, и тем ему было интересней узнать — хватит ли у современников мастерства и духу воссоздать классиков. И почему они выбрали именно этих авторов, а не других?
— В школе, когда мне не давали читать литературу вне программы, я добыла «Вид неба Трои» Андрея Битова и некоторые фрагменты оттуда до сих пор знаю наизусть, — вспоминала Дарья Бобылева, автор рассказа «Сговор». — И вообще уверена, что будь Битов фантастом, он бы раздвинул границы реальной фантастики, мистифицировал бы жанр.
Елену Клещенко, научного журналиста и писателя, работающего в жанре фэнтези (роман «Птица над городом») привлекла в проекте идея альтернативного развития советской фантастики и возможность вписать ее в реалии 70-х. Потому она и взяла в качестве «образца» Владимира Орлова, автора «Альтиста Данилова».
Писателей на встрече было много, а времени — мало, и авторам, привыкшим к изложению своих мыслей в романном формате, приходилось себя сдерживать — но на встрече все же успели обсудить, например, проблему устаревания «фантастических» текстов и концепцию самого сборника.
Алексей Сальников, в том числе, под имя которого в Лектории собралась публика, смотрелся на встрече свадебным генералом, принимал минимальное участие в происходящем, коротко сообщив, что, «не задумываясь о теоретической части», писал для собственного удовольствия под Юрия Коваля, чей рассказ «Алый» стал первой книжкой, которая когда-то заставила его заплакать.
Главная тема встречи пришла от зрителей — сколько у Батхен было Шаламова, а сколько самой Батхен, сколько у Березина — Искандера, а у Тимура Максютова — Шукшина.
— Я просто взялась реконструировать мир, в котором Стругацких никогда не было. Я работала переводчиком с настоящего Шаламова на Шаламова космического, —говорила на встрече Ника Батхен, воссоздававшая в сборнике манеру великого лагерника. И описания подневольного труда на ледяном Уране, где политические зеки добывают пыль для космических путешествий, у нее вполне соответствуют шаламовским описаниям Колымы.
У Владимира Березина с подачи Фазиля Искандера написалась история о маленьком чегемском эдеме, в котором находят спасение отчаявшиеся, но не находят выхода вошедшие туда.
— У меня 100 процентов Искандера, 100 — меня и 100 — Карлсона, потому что у Линдгрен это текст, в котором на 250 страниц захватывающе описывается всего-навсего шведский дом.
В конце дискуссии писатели сошлись в главном — со Стругацкими им повезло, Аркадий Натанович и его брат очень разные, к ним можно подходить с разных сторон. Кто же может следующим попасть в переплет с российскими авторами? Может быть, Лем? — прикидывали писатели. А помнят ли его?
— Если человек, занёсший руки над клавиатурой, думает о том, какую реакцию он вызовет у читателя — он профессионально несостоятелен, — говорил Владимир Березин. — Так что надо приготовиться к тому, что денег не дадут и будут все равно бить.
