Текст: Павел Басинский/РГ
Вот фигура в поздней советской и постсоветской литературе, которую трудно вписать в какой-то определенный контекст своего времени, зачислить в какую-то писательскую группировку. Тем, наверное, и интересен.
"Деревенщик" - да. Один из тех, кто талантливо воспел русский деревенский уклад, природу средней полосы России - и не только в прозе, но и в стихах. Но этот "деревенщик" близко дружил с поэтом Андреем Вознесенским.
Патриот и антизападник - да. На писательском собрании 1958 года советовал Борису Пастернаку покинуть родину. "Он там ничего не сможет рассказать интересного. И через месяц его выбросят, как съеденное яйцо, как выжатый лимон". Но при этом сам объездил весь мир, дружил с представителями эмиграции в Европе и США, а экземпляры рукописи своей главной, как он считал, книги "Последняя ступень", опасаясь ее ареста в СССР, хранил один - в Париже, один - в Сан-Франциско и один - во Франкфурте-на-Майне. В 1979 году, во время поездки в США, совершил невероятно дерзкий поступок - посетил Александра Солженицына в Вермонте и проговорил с ним целые сутки.
Член КПСС - да. И - убежденный монархист, написавший разносный памфлет о Ленине ("Читая Ленина") и издавший его в немецком издательстве "Посев". В советское время демонстративно носил на пальце перстень с изображением Николая II, отлитый из золотой пятирублевой монеты. Это его в карикатурном образе Саввы Богородицкого вывел в своем романе "Чего же ты хочешь?" Всеволод Кочетов.
Своих антисоветских настроений не скрывал даже в опасные годы, но новых веяний тоже не принял, став личным врагом "прорабов перестройки" и прежде всего Егора Гайдара, написав о его отце Аркадии Гайдаре страшную и неправдоподобную, как считают гайдароведы, повесть "Соленое озеро".
Но в чем он был несомненно твердо последователен - это в любви к древнерусскому искусству и архитектуре, иконописи и деревянному зодчеству. Неслучайно многолетняя дружба связывала его с Ильей Глазуновым. Его "Письма из Русского музея" и "Черные доски: записки начинающего коллекционера" уже в 60-е годы громко подняли вопрос о необходимости сохранения гибнущих памятников старины и православных святынь. Он стал одним из главных инициаторов воссоздания Храма Христа Спасителя в Москве и возглавил Фонд по сбору денег на его строительство.
В этом храме первым после его открытия он и был отпет после смерти в 1997 году.
Владимир Алексеевич Солоухин родился 14 июня 1924 года в селе Алепино (ныне Владимирская область). Отец был зажиточным крестьянином, сыном владельца воскобойни и кирпичного завода. Мать все делала для того, чтобы дети получили образование. После учебы в школе последний из десяти детей в семье Солоухиных Владимир поступил в механический техникум, где вдруг увлекся поэзией и даже печатал свои стихи в областной газете "Призыв".
В 1942-м был призван в Красную армию и, возможно, в будущем пополнил бы ряд писателей-фронтовиков. Но судьба распорядилась иначе. Рослого деревенского парня взяли во внутренние войска охранять Кремль. Правда это или нет, но однажды во время караула он будто бы привлек внимание Черчилля, прибывшего в Москву для переговоров, и тот что-то сказал ему на английском языке, которого широплечий сержант не понял.
После войны поступил в поэтический семинар в Литературный институт. Учился вместе с Юрием Бондаревым, Григорием Баклановым, Григорием Поженяном, Эдуардом Асадовым - такой был необычный курс.
Начинал публиковаться как поэт сборником "Дождь в степи" (1953), но настоящую известность принесла ему лирическая повесть "Владимирские проселки", напечатанная в "Новом мире" в 1957 году. Путевой очерк, написанный по следам путешествия по родным владимирским местам, и сегодня читается на одном дыхании: столько в нем щемящей исповедальности главного героя, оказавшегося добровольным "туристом" на своей малой родине. Собственно, это и выделяло прозу Солоухина среди других "деревенщиков". Это была скорее поэзия в прозе.
С другой стороны, Солоухин всегда был таким "умственным" писателем. Дидактизм в его стихах замечал уже его литинститутский учитель Павел Антокольский. Но, возможно, именно это стремление - все даже в стихах подвести к одной отчетливой мысли в сочетании с лирическим вдохновением - и привлекала поклонников его прозы, поэзии и публицистики. Он был понятен своим читателям по мысли и близок по душевному настрою. Поэтому стихи Солоухина, я хорошо это помню, в 70-80-е годы были невероятно популярны! Наверное, даже не меньше, чем поэзия "эстрадников" Евтушенко, Вознесенского, Рождественского - только круг читателей у него был несколько иной.
Очень показательным является стихотворение "Три черемуховых дня". Он неизменно читал его во время своих публичных выступлений. Три дня цветения черемухи стали метафорой кратковременного счастья, цена которого больше, чем вся остальная жизнь.
- О, три черемуховых дня!
- Пусть остальные - просто лето.
Публицистика Солоухина была порой азартной и во многом несправедливой. Надергать цитат из Ленина и объявить его злодеем, предтечей Сталина, или придумать свой миф о кровопийце Гайдаре на основании хакасских легенд времен Гражданской войны - мягко говоря, не самый верный путь для исследователя.
Но Солоухин и здесь оставался самим собой. Был ли в нем стержень - трудно сказать. Но корень, несомненно, был. Оттуда - из Алепина, из владимирщины, где он восстановил свой родовой дом и проводил там с семьей каждое лето.
