Текст: Борис Кутенков
Не стало поэта и переводчика Бахыта Кенжеева (1950–2024). В соцсетях и прессе о нём в эти дни говорят многие и многие, отзываясь и о его стихах, и о человеческой доброте и гармонии. Произведения и цитаты Кенжеева вспоминает сайт РБК. Диляра Тасбулатова пишет в Story: «Так и поэты, не только Бахыт, – я имею в виду больших поэтов, «малым» может только казаться, что они властелины мира, – находят свою точку обзора Вселенной за …столом. Утлый он, старый, с шатающимися ножками или такой, как приобрел, наконец, Бахыт, отличный, ласкающий взгляд стол…» и републикует взятое ранее интервью Бахыта. «Современная литература» цитирует одно из недавних стихотворений Кенжеева, опубликованное в июньском «Знамени»:
- Всяк, кто близко со мной знаком,
- за глаза давно говорит,
- что недобрым стал старичком
- жизнерадостный ферт бахыт.
- Был и я золотой пострел,
- по ночам в барабан стучал.
- Каюсь, милые, постарел
- и порядочно одичал.
- Потому ли, что жизнь долга,
- под конец охренел, охрип.
- Разучился прощать врага,
- слушать шелест осенних лип
- и нести стихотворный вздор,
- подпевая горлице наугад.
- Неспроста от горючих гор
- надвигается мор и глад.
- Неужель наше дело швах?
- Голосить уже ни к чему.
- Лишь под пеплом помпейский Вакх
- выцветает в пустом дому.
Продолжим материалом, в котором важное место занимает тема животрепещущая — книжная цензура.
«Горький» публикует интервью с Еленой Лохвицкой, директором букинистического магазина «Искатель», о том, что такое книгообмен по-советски, как проходили книжные аукционы 1980-х и чем Гессе лучше Житкова. О запретах советского времени: «…громадные сводные списки, которые товароведы должны были знать практически назубок. И если проверяющие обнаруживали литературу, входящую в список запрещенных к покупке и продаже, то это было очень-очень-очень плохо. <…> Почему эти книжки вошли в список? Потому что, может быть, там упомянута фамилия Бухарина или, предположим, Рыкова — и все! <…> Если там упомянута хоть одна фамилия — всё. Весь тираж уходит в небытие». О коллаже со Сталлоне, найденном внутри каталога: «А Сталлоне как раз снялся в “Рэмбо-3”, фильме про войну в Афганистане. А что про Сталлоне и “Рэмбо” говорили у нас в средствах массовой информации? Что это полный дебил, который двух слов связать не может, только стреляет, убивает и тому подобное. И вот из-за этого товаровед получил строгий выговор, а директора отправили в отпуск в зимнее время. И на каждом партхозактиве, где собирались все директора, магазин упоминали до конца года. Удовольствие было ниже среднего…» Об историях 1990 года: «Такая вот ситуация была: принесли нам прижизненное издание Ленина. Если бы мы приняли такие книги на аукцион, мало бы нам не показалось: Ленина с аукциона продавать?! И мы порекомендовали сдать Ленина на комиссию. А один достаточно известный телевизионный ведущий покупал как раз такую литературу для французского коллекционера русского происхождения. И он прекрасно купил эти книги с комиссионной торговли…»
Интернет-издания уделили внимание теме «молодой» поэзии. На Textura Анна Аликевич пишет о стихах авторов, родившихся в конце 90-х и начале 2000-х. «Можно назвать имена Матвея Цапко (“Причина идти дальше”, 2023), Егора Евсюкова (правда, его сборника лирических миниатюр я не читала, а знакома лишь с подборками), Ксении Правиковой (“Безалкогольное пиво”, 2020), Антона Зоркальцева (“Жест освобождения”, 2023), Тамары Жуковой (“Т-ра Ж-ва”, 2023), Павла Сидельникова (“Долгое дыхание”, 2023)…». «Двумя отдельными, дрейфующими островами эксперимента на горизонте представляются поэтики Цапко и Евсюкова. Если вторая выглядит импрессионистическим экспериментом, то есть тематику обозначить еще можно, а вот сюжет пересказать куда сложнее, то Цапко порой почти балладен, суггестивен — однако обе манеры в равной мере интересны исследователю и в такой же степени могут вызвать недоумение у далекого от литпроцесса человека…»
К этой же теме — в дискуссионном ключе — обращается и журнал «Пролиткульт», публикуя мнения критиков (Вадим Муратханов, Евгений Абдуллаев, Ольга Балла, Сергей Баталов, Кирилл Анкудинов, Мария Затонская). Евгений Абдуллаев углубляется в историю – и пишет о кризисе востребованности современной поэзии в 60-е: «Ситуация, повторю, начинает меняться где-то к концу шестидесятых. Расширение русской поэзии останавливается. Замедляется обновление крови; приход новых поколений все более затрудняется. Отчасти, да: в силу ужесточения цензуры после «пражской весны» 1968-го. Но главная причина – стабилизируется читательская аудитория современной поэзии, резервы ее роста постепенно исчерпываются…» Он же — о молодости как временной индульгенции: «Рано или поздно молодой автор перестанет быть молодым. И столкнется с необходимостью довольно тяжелого творческого выживания, без “Лицеев”, “Липок” и прочих уютных вещей. Впрочем, для тех, кто по-настоящему талантлив, это помехой не будет...»
Ольга Балла: «Обилие <…> информационного шума меня нисколько не смущает: шум отшумит, а у действительно сильных текстов и авторов очень возрастают – сравнительно, допустим, с нашими 1980-1990-ми годами, не говоря о временах более ранних – шансы быть замеченными, вовлечёнными в серьёзный разговор с понимающими людьми. Действительно сильное и значимое – останется».
Вадим Муратханов о поэзии, «отменяющей возраст»: «На огрехи и беспомощность некоторые критики, редакторы и эксперты склонны закрывать глаза, если автору 16 лет и он ходит в “многообещающих”. Возможно, это веяние времени: на офисную работу сегодня неохотно принимают кандидатов в возрасте под сорок и старше, несмотря на их опыт и стаж, а может быть, именно опыт в данном случае и смущает. Лично я при рассмотрении рукописи обращаю внимание на возраст автора далеко не в первую очередь. Поэзия не признаёт паспортов, она течет в другом измерении».
Cергей Баталов: «Похвалы сверстников, мастеров семинаров и членов жюри многочисленных конкурсов создают иллюзию читательского успеха и востребованности. Всё это вызывает лёгкую иронию у представителей предшествующего поколения, у которых подобных возможностей не было. Особенно обидно, конечно, тем, чья молодость пришлась на девяностые, когда советская система была практически разрушена, а новой ещё не появилось…»
Кирилл Анкудинов: «Одних молодых поэтов сбивают с толку, ввергая в “неуместной почести позор”, а других – губят тотальным игнорированием. Мне думается, что необходим диалог разных культурных кодов…»
Главред «Пролиткульта» Мария Затонская делится своим раздражением в адрес «пошлости» современной молодой поэзии, но комплиментарно отзывается о Степане Самарине: «Поэтика Самарина взялась не из ниоткуда. Из ближайших предшественников – Василий Бородин, которого с Самариным сближает и внешняя “бедность” лексики, и прозрачность образов, и ощущение черновиковости (как будто нам показывают сам процесс рождения стихотворения). Самарин ведёт перекличку и с Андреем Поляковым – ритмической раскованностью, псевдонебрежностью, так, будто фразы бросаются, обрываются на полпути – ощущение, которое достигается за счёт пустых строк – фигур умолчания – или неожиданных строковых переносов, когда внутри единого высказывания искусственно появляется пауза…»
Мнения (провоцируемые заданным в редакционном предисловии полемическим дискурсом — об «опасности» перехваливания и т.д.) колеблются в диапазоне от спокойно-взвешенных до напоминающих советские идеологические споры в духе «ох уж эта молодёжь», — но прочитать стоит все реплики.
Завершился очередной сезон критической премии «Неистовый Виссарион». В «Московском комсомольце» лауреат этого года Дмитрий Бавильский даёт интервью Ивану Волосюку. О различии критики и литературоведения: «…лучшие критики страны — это эксперты, просеивающие текущие тексты, которые еще не закрепились в культуре и вполне могут оказаться мусорными и навсегда исчезнуть. Литературоведы, как правило, работают с уже отстоявшимся контекстом, с избранным из избранного, тогда как работу критика, работающего с новинками, можно сравнить с работой дегустатора. Он каждый раз рискует собственным вкусом и собственным здоровьем». О Юлии Кокошко, которой посвящена победившая в конкурсе работа Бавильского: «В Екатеринбурге есть Театр Коляды, знаменитый рок-клуб и другие важные культурные институции — от оперного театра до Музея писателей Урала, от журнала “Урал” до театра оперетты. А Кокошко — точно такая же важная и незаменимая институция, заменяющая своим индивидуальным творчеством работу огромного творческого коллектива…»
В «Дружбе народов» Евгений Абдуллаев анализирует темы и мотивы современной «женской» прозы на примерах нескольких романов: «Именно с ней, с ее трансформацией связаны основные проблемные узлы этих текстов. С травматичными воспоминаниями о семье, в которой героини выросли. И с устойчивым нежеланием создавать свою собственную…»
В «Юности» Игорь Волгин тепло вспоминает о Тамаре Жирмунской: «Она была внимательным читателем. Летом 1972-го, следуя на велосипеде по Минскому шоссе, я был сбит автомашиной и получил довольно тяжелые травмы. <…> Тамара встретила меня в литфондовской поликлинике и, словно бы не замечая присущего мне физического неблагообразия, заговорила о последних стихах. она сказала несколько добрых слов — это тронуло меня гораздо больше, нежели то сочувствие, которое могло бы быть высказано по поводу моего пошатнувшегося здоровья. То есть ее, казалось бы, чисто литературная похвала включала в себя и “человеческое, слишком человеческое”. Впрочем, такового вряд ли может быть слишком…»
«Зеркало» публикует переписку Эдуарда Лимонова и Михаила Гробмана. «Вообще я от Израиля устал. Всякий день Израиль во всех газетах в Нью-Йорке на всех страницах поминается. И как ты там живешь, а? Скушно, наверное, когда вокруг одни евреи. Я бы, честное слово, в окружении только русских от тоски бы повесился. Я люблю быть окруженным различными национальностями и различными темпераментами…» (Лимонов, 1979 г.) Он же: «В здешней газете “Новое Русское Слово” опубликовал я серию статей под общим заголовком «Что читают в Москве» о наших общих друзьях Холине, Сапгире, Некрасове, Сатуновском и т. д. С фотографиями, и довольно развернутые статьи, хотя и урезаны были очень, по причине того, что читатель здешний крайне консервативен, да и вовсе глуп. <…> Меня тут в Нью-Йорке уже ненавидят Коржавины и иже с ними советские писатели. И в Вашингтоне тоже. Первые мои статьи были о Е. Л. Кропивницком, Холине, Сапгире, Сатуновском, Худякове, Мамлееве, Севе Некрасове. “Кто это такие”, говорят за кулисами бывшие сов. писатели. Мы жили в России и ничего о них не знали…»
Там же – статья Мириам Гамбурд об ушедшем этой весной Сергее Костырко: «Последний его сборник “Критика-2” (2022 года издания) подарен мне в электронном формате, и удовольствие от чтения его критики в разы превосходит удовольствие от чтения прозы! Это сборник прекрасно написанных критических статей разных лет, опубликованных в журналах “Литературное обозрение”, “Новый мир” и других… <…> Это плотное и пластичное письмо мастера и знатока своего дела. Так пишет человек глубоких знаний, которые совсем не обязательно демонстрировать. Увлекательное чтение!»
Cергей Чупринин в «Знамени» продолжает исследовать историю российских толстых журналов – и на этот раз обращается к истории (по его мнению, бесславной) «Нашего современника». «Но совсем обидным для нового главного редактора и губительным для журнала стало заявление Виктора Астафьева о том, что он из редколлегии “Нашего современника” перебирается к Залыгину, в редколлегию “Нового мира”. Конечно, строптивец, человек болезненного самолюбия и взрывного темперамента, Виктор Петрович и раньше фордыбачил. Например, — вспоминает еще Викулов, — с треском хлопнул дверью, после того как в журнал не взяли рассказ его жены Марии Семеновны Корякиной и рекомендованные им рукописи трех молодых уральских авторов, а из его собственной книги “Зрячий посох” о покойном критике Александре Макарове согласились опубликовать лишь одну четверть…» Весёлый и злой, но судя по всему, справедливый очерк. Интересно и об «эволюции» журнала, произошедшей с августа 2023 года.
Ирина Винокурова, литературовед, дочь Евгения Винокурова, вспоминает о своей работе в журнале «Октябрь»: «В то же самое время, ранней осенью 1985 года, я случайно узнала, что существует исключительно талантливая молодая писательница по имени Татьяна Толстая, почти никому тогда не известная. В качестве подработки я иногда писала для “Нового мира” внутренние рецензии на пришедшую самотеком прозу, и таким самотеком пришли рассказы Толстой. Не помню, какие именно это были рассказы, но помню ошеломляющее впечатление, которое они на меня произвели, о чем я и написала в рецензии. В отделе прозы “Нового мира” немедленно встрепенулись и сразу связались с Толстой. В январском номере журнала за 1986 год был напечатан ее шедевр — “Петерс”, после которого Толстая “проснулась знаменитой”». Много интересного и о первых публикациях Михаила Эпштейна о метареалистах, о «возвращённых» Нине Берберовой и Андрее Синявском — и многом другом.
