Текст: Михаил Визель
Жители европейской части России могут сейчас почувствовать себя жителями Южной Европы – по крайней мере в климатологическом отношении. И книжки, предлагаемые на этот раз – тоже летние и занимательные. Но укорененные в той или иной традиции – каждая на свой лад.
Алексей Конаков. «Табия тридцать два»
М.: Individuum, 2024. – 288 c.
Прекрасный образчик пост-умберто-эковского мидл-фикшн: книжка вроде как развлекательная, с заведомо несерьезным авторским жанровым определением «фантастическая опера», да еще и на пружине любовного романа – но при этом на станине совсем не развлекательного допущения. Классическая русская литература, по мысли автора, который, вот ведь насмешка, вообще-то литературный критик, член жюри утонченнейших литературных премий «Различие» и премии Андрея Белого, себя дискредитировала; в недалеком будущем настала необходимость искать новое основание для русской культурной идентичности. И таковым, опять-таки, подчеркиваем, по мысли автора, заведомо утрированной и доведенной до гротеска, выступает русская шахматная школа. Представленная действительно выдающимися мастерами, от Алехина и Чигорина до Ботвинника и Карпова. На основе этой школы и строится новая русская идентичность – в которой нет ни мучительных терзаний «тварь я дрожащая или право имею», ни неподъемных рассуждений о «скрытой теплоте патриотизма» и «лишнем человеке», а есть только стремительные дебюты, изящные миттельшпили и приводящие к полному удовлетворению полновесные эндшпили. Причем перед нами не сатирический памфлет, вроде лимоновского «Исчезновения варваров», а полноценный роман, в котором есть классические герои, положения, отношения. Только, вот незадача, нет русской литературы – но это штука.
Сара Брукс. «Территория чудовищ. Путеводитель для осторожных туристов»
Пер. с англ. Сергея Удалина
М.: Иностранка, 2024. – 448 с.
А вот это как раз беспримесно увлекательный и развлекательный роман в
полном и лучшем смысле этого слова – причем роман, предлагающий развлечение того подвида, который называется стимпанком. То есть это как бы футуризм, но опрокинутый в как бы викторианскую эпоху «железа и пара». По задумке автора, защитившей, между прочим, диссертацию по китайской мистической литературе XVII века, некое неблагоприятное развитие событий на территории Российской империи привело к тому, что она распалась – и Сибирь стала Замкадьем Запустеньем, пересекать которое можно лишь на гигантских тяжело вооруженных бронепоездах. В одном из них, стартовавших из Пекина в Москву, на протяжении двух недель пути и разворачивается действие этой книги.
Можно сказать, что это стимпанковское «Убийство в Восточном экспрессе», а можно – что это сорокинское «Наследие» здорового человека. Тут уж кому что ближе и понятнее. Но лучше ни с чем не сравнивать, а просто погрузиться раскаленным летом в викторианские грезы о сибирской зиме (что может быть приятнее, чем сидеть в уютном спальном вагоне, когда за окном бушует вьюга), приправленные щепоткой не менее уютной, на свой лад, фантастики.
Ольга Иванова. «Звуки цвета. Жизни Василия Кандинского»
М.: ИД Мещерякова, 2024. – 320 с.
Серия беллетризованных биографий художников Издательского дома Мещерякова пополнилась уверенным образчиком жанра. Персонаж того стоит: Василий Кандинский – один из самых ярких и необычных представителей золотого века русского авангарда, принесшего русскому искусству непреходящую славу. И при этом, в отличие от выходца из бедного еврейского местечка Шагала или выучившихся «на медные деньги» энергичных провинциалов Бурлюка и Малевича, Василий Васильевич сочетал неистовый антибуржуазный накал с истинно буржуазным шиком, к которому был привычен с детства. Так что перед автором стояла сложная задача. Которую Ольга Иванова решает инструментами традиционного же классического романа «с психологией» (т.е. с несколькими женами героя) – и с модерническими взбрыками в виде внедрения темы метемпсихоза – способность к которому Василий Васильевич якобы унаследовал от предков – пермяцких шаманов. Вместе со знаменитой синестезией Кандинского (способностью видеть звуки и слышать цвета), которой тоже, разумеется, уделено немало места.
Дунья Михаиль. «Татуировка птицы»
Перевод с арабского Виктории Зарытовской
М.: Эксмо, 2024. — 320 с.
Езиды – загадочное племя или курдский субэтнос, живущее на территориях, известных ныне как Ирак и Сирия, остро привлекавшее внимание европейцев на протяжении столетий своим замкнутым образом жизни, диковинными обычаями (татуировка птички на пальце вместо обручального кольца – далеко не самый диковинный из них) и экзотической религией, которую христианские миссионеры, впервые столкнувшись, не нашли способа лучше описать, как объявить дьяволопоклонничеством. Что очень беспокоило Пушкина во время путешествия в Арзрум в 1829 году – и в одноименной книге он с облегчением пишет, что встречный езид его успокоил: Сатану, как отпавшего от Бога, его соплеменники точно жалеют, но отнюдь ему не поклоняются.
Со времен этого примечательного диалога прошло почти 200 лет, а о езидах мы, к сожалению, знаем не намного больше. Но несравненно бóльшее сожаление вызывает то, что нравы в местах их проживания не изменились совершенно. В частности, женщин здесь спокойно продают на невольничьих рынках, называя это «замужеством». В это трудно поверить, как не верит в это главная героиня, Эли́н, оказавшаяся вдруг именно в таком положении, но перебравшаяся в США иракская, то есть, конечно же, разумеется, езидская писательница Дунья Михаиль явно знает, о чем пишет. Теперь знаем и мы. Не то чтобы это знание укрепляет веру в прогресс, но предупрежден – вооружен.
Павел Муратов. «Римские письма»
М.: Индрик, 2024. – 192 с.
Павел Муратов сам по себе не нуждается в представлении. Его написанные смолоду «Образы Италии» были настольными (и чемоданными!) книгами Блока и Кузмина, а потом надолго выпали из обихода вместе с частными поездками в Италию. И закономерно (и даже триумфально) вернулись вместе с ними в 90-е годы – несмотря на то, что искусствоведение и реставрация далеко ушли вперед, и неокончательность, а порой просто ошибочность окончательных суждений Павла Павловича, базирующихся на неверных датировках и разглядывании записанных или попорченных картин, стала очевидной.
Иное дело «Римские письма», писавшиеся, естественно, из Рима в течение 1926 года для русской парижской газеты «Последние новости» и впервые собранные сейчас под одну книжную обложку усилиями Михаила Талалая и Патриции Деотто. В них автор, отталкиваясь от прославивших его «Образов…», пытается дать новым русским читателям, попавшим, как и он сам, в совершенно новые условия, картину нового итальянского искусства в его связи с великим прошлым. И не только искусства. Но и жизни, которой он теперь оказался полноценным участником. Достаточно посмотреть оглавление: «Новый Рим», «Цыгане в Риме», «Современная итальянская живопись», «Новая итальянская живопись». Сейчас, по прошествии ста лет, эта новая живопись сама стала классикой – но ведь за это мы и любим итальянское искусство.
