Памяти переводчика Валерия Зосимовича Ананьина

Текст: Андрей Цунский

Жизнь вдалеке от Москвы не способствует известности. Но это не означает, что далеко от больших городов нет хороших поэтов, мастеров перевода, ярких и много сделавших людей. С одним из таких людей сегодня прощаются знатоки Шекспира и других классических английских и американских поэтов. По всей России.

В 1983 году главного редактора художественного вещания вызвали к председателю Гостелерадио Карелии. Председатель напоминал памятник поздней советской эпохи: каменного цвета костюм, такое же лицо грубой работы скарпелем, медленно выезжающие из каменного рта скрипучие звуки.

Он начал без предисловий.

- Анна Викторовна, пора бы вам все мне рассказать.

- Но что именно?

- Я уверен, вы в курсе, что натворил Ананьин. Ну, может, не знаете всего, но что именно?!

- Я не совсем понимаю, о чем вы говорите...

Председатель вздохнул, и вдруг гранит на лице зернисто сверкнул неподдельным страхом.

- Его вызывают в Москву. Хотят заслушать на особой комиссии. Вызывают для дачи показаний. А фамилия у председателя этой комиссии очень нехорошая. Вы уж мне поверьте, я этих комиссии много видел, сам входил в несколько. Плохая фамилия, колючая. Злая… Если на такую зовут для дачи показаний, особенно сейчас, когда Юрий Владимирович требует от всех дисциплины…

Сегодняшний читатель уже не знает, кто такой Юрий Владимирович, разве что люди с советским бэкграундом. Эти, насмешливо и свысока поглядывая на молодых, будто бы говорят глазами: «Да что вы видали…» – как будто сами что-то видели, кроме партсобраний. В общем, Юрий Владимирович – это Андропов. Поищите в Википедии.

- А что же за комиссия? И какая фамилия?

- Да говорю же вам, Анна Викторовна… Злая фамилия.

Председатель надел очки и еще раз пробежал глазами телетайп (не знаете, что такое телетайп? Телеграф такой, только между учреждениями и секретный – ну, так считалось, что секретный, в общем). Перечитал, еще раз вздохнул и принял таблетку.

Валерий Ананьин в молодости

- Ох, не жди добра от такой фамилии! АнИкст! А. А. Аникст. И подписал лично…

Главный редактор художественного вещания с облегчением проглотила полстакана воды и широко улыбнулась начальнику.

- Так это же Аникст! Александр Абрамович! И это действительно очень особенная комиссия!

- Вы что, знаете его? А какие у вас отношения?

- Лично не знаю, но вы меня совершенно успокоили. Это очень порядочный человек и прекрасный специалист!

- Вот этого я и боюсь… Так что же Ананьин натворил?! – последняя фраза прозвучала как окрик, видимо, председатель не врал, что входил в состав некоторых комиссий, и даже был обучен методике… мм… разговора.

- Это… – Глоток воды, пауза (ну простите интеллигентной женщине короткий, но, надо сказать, умело исполненный театральный этюд) – председатель Шекспировской комиссии Академии наук!

Пауза. Таблетка, глоток воды, а затем серый камень на лице председателя начал розоветь до обычного оттенка гранитной брусчатки. Вдох и протяжный выдох.

- А наш-то этот, Ананьин, он-то тут при чем?!

Откуда я знаю, что было в том кабинете во время разговора главного редактора и председателя? Невелика тайна. Анна Викторовна – это моя мама.

* * *

Все события в мире рифмуются. На сей раз рифма получилась печальная. Только что я писал о пронзительном «Гамлете» Тани Стрельбицкой. Сейчас – напишу о том, как узнал, кто такой Шекспир, кто такой Гамлет и как полюбил театр.

Кому-то повезло в первый раз в жизни прийти пред Рождеством на балет Чайковского «Щелкунчик» в Большой, или в Мариинский театр. Счастливые дети впервые попадают в Театр Кукол Сергея Образцова. Я впервые попал в театр по школьному абонементу еще до школы, на сцене было много знакомых людей, сказка была давно читана (читать научила бабушка). Больше всего в главном городском театре мне понравились люстра и бинокль. Может быть, буфет мне бы тоже понравился, но туда была слишком большая очередь – начинавшаяся далеко за дверями буфета.

Я в раннем детстве ходил в городские театры и мало что помню, это были спектакли-сказки, и из них удержал в памяти отдельных смешных персонажей. Их ловко (и смешнее, чем в театре) изображал приятель во дворе: в очередной сказке были толстый Объедала и худосочный Выпивала, цвет лица которого без всякого грима соответствовал образу. Была там еще какая-то военная машина, которую привез иностранец с немецким акцентом, и предупредил, что зарядов туда можно совать «только тфа – а три не надо!», царь с генералом конечно упихали туда целый мешок каких-то красных шаров, все залили красным светом, из громадных колонок раскатисто шарахнуло, и все сдохли, а главный герой уж не помню, как его там звали, победил и женился на дочери царя, которая смерти папаши ничуть не огорчилась. А на «взрослые» спектакли детей не пускали.

Однажды мама пришла домой раньше обычного и сказала, что сегодня мы пойдем в театр, и я должен вести себя хорошо, потому что иначе ей будет стыдно. И что там будет Валерий Зосимович. И что он – режиссер спектакля и …автор перевода.

Я приготовился к тоске и белой рубашке. Но пойти оказалось можно в свитере и обычных штанах. Хотя минут пять мама пыталась меня причесать как-то так, чтобы ей это показалось приличным. Увы, она не преуспела и потому рассердилась. Я мог сказать, что у меня бегают какие-то холодинки по спине и что мне отчего-то жарко (и я бы вовсе не соврал). Но почему-то я не сказал ни слова и отправился с нею без единого возражения. Хотя – что значит «почему-то»? Валерий Зосимович. Сам не знаю, почему, я считал, что с ним интересно, и что у него есть тайна. Какая – я не знал тогда, но был уверен, что она есть. А еще, про него говорили гадости три тетки, которых я терпеть не мог (и мнения своего не изменил, при нем уж и останусь).

Странно, мы не пошли на троллейбусную остановку, и вообще повернули не в ту сторону, направились в здание Университета. Билетов никто не продавал, в левом крыле, в актовом зале оказалось довольно много народа, кто-то с любопытством, а кто-то с иронией поглядывал на сцену. Занавеса не было – был огромный кусок сине-серой ткани, на котором был изображен опустивший голову красный бык.

Затем появился странный человек, для которого вынесли трон, и я понял: это король, а спектакль – «Гамлет». Откуда и какие обрывки знаний о Шекспире и «Гамлете» вдруг встрепенулись в моей голове – не знаю. После спектакля я дома разыскал «Гамлета» в переводе Пастернака. Читал я и утром, и днем, и на уроках, и на ночь, и ночью.

Потом я долго болел, и в больницу мне «Гамлета» не дали – редкое красивое издание. Месяц пришлось прожить без Шекспира: «холодинки» по спине и жар вернулись через две недели и оказались воспалением легких.

Летом на каникулах я измучил маму восьмикратным просмотром «Гамлета» Григория Михайловича Козинцева в астраханском кинотеатре «Космос».

Потом я видел много «Гамлетов». Но ни один уже не вызвал чувств такой остроты и силы. Андрея Грибушина и Галины Якуниной – Гамлета и Офелии, которые вместе с Валерием Зосимовичем за один вечер влюбили меня в театр и в Шекспира – уже нет. А сегодня – прощание с Валерием Зосимовичем.

Домой я вернулся тогда абсолютно влюбленным в театр, – и в этот, студенческий, и в театр вообще. Кроме того, я вернулся домой ополоумевшим читателем Шекспира. А еще – учеником Валерия Зосимовича Ананьина.

В театр я ходил с тех пор сперва при любой возможности, затем – убедился, что далеко не каждый спектакль имеет такую силу воздействия, как «Гамлет», да еще и в постановке Валерия Ананьина. С ученичеством сложнее.

* * *

Андорей Грибушин - Гамлет

Учитель – это не тот, кто рассказывает вам, что нужно делать или чего нельзя делать. Это, в конечно итоге, каждый узнает на собственном опыте. Но только тот может стать учителем, кто может сделать сам. Кто умеет такое, к чему сам ты будешь тянуться.

Потом мама побывала на какой-то конференции или семинаре – в общем, неважно, главное, там был ларёк с книгами, которых в магазинах было не найти. И была книга с несколькими переводами «Гамлета» и оригиналом.

Потом были и другие книги, и даже компактное полное собрание Шекспира в одном томе, мельчайшим шрифтом, помню, купил его в клубе О.Г.И.

* * *

Я не стал переводчиком и не стал поэтом уж точно. Чему же учил меня Валерий Зосимович Ананьин?

Он научил меня любви к театру, к поэзии – и к Шекспиру. И самому главному: кто бы и что тебе ни говорил, как бы ни посмеивались над тобой, что бы там и кто по этому поводу ни думал – занимайся делом, которое считаешь своим.

* * *

Валерий Ананьин

Многие коллеги удивились, что скромный телевизионный редактор зачем-то едет на Шекспировские слушания в Москву!

А это было в 1983 году. В здании, где работала комиссия, его оттерли от стойки в буфете два суетливых человека в джинсах и кожаных пиджаках: «Извините, у нас слушания, мы торопимся». Пока буфетчица варила кофе эспрессо (в провинции и такой аппарат, и само слово «эспрессо» тогда еще не встречались) сначала им – а только потом ему, время вышло, и, сделав два глотка чуть не кипящего кофе, он с сожалением вдохнул его аромат, поставил диковину на стол и пошел в зал. А там его уже ждал и объявил Александр Абрамович Аникст, самый известный в стране шекспировед и председатель Шекспировской комиссии Академии наук СССР – ну да вы уже знаете. Входить в зал было страшно – его первую попытку перевода «Гамлета» тот же Аникст «архивежливо, но нещадно разгромил» – как писал сам Валерий Зосимович. Но на сей раз все было уже не так. [Аникст] «щедро приветил первые мои над сонетами барда страдания, не узнав в них (напомнить я не посмел) забытого им, канувшего в Лету неуча…»

А эти, в кожаных пиджаках, потом извинялись. «Извините, мы же не знали! Не за того вас приняли…» Он хотел переспросить «А за кого?» – но не стал добавлять в разговор и без того достаточного смущения.

На заседания этой комиссии Валерий Зосимович ездил регулярно, только это счастье продолжалось всего четыре года. 24 декабря 1988 года Александр Аникст умер. А затем началось такое, что всем стало и вовсе не до Шекспира.

***

Но перевод «Гамлета» не давал покоя. Валерий Зосимович писал:

«Зачем же браться за неисполнимое? На что тут вообще можно надеяться? Отвечу опять же честно: не знаю. Нет у меня самоутешительного ответа.

Знаю одно: не пойти на это безумие я почему-то не мог. Рождался перевод, кстати, в два этапа. Первый, после 7–8 лет труда (редко, урывками, на ощупь) был прерван на середине работы, еще в начале 1980-х.

Более четверти века неоконченный мой «Гамлет» сидел (даже не в сознании – где-то в глубинах мозжечка) привычной, уже глухо помнящейся занозой.

И однажды, на финишной жизненной прямой, вдруг задергало, заболело – как некий неисполненный долг, как неясная, но явственная вина. Перед кем? Перед Гамлетом своим? Шекспиром ли? Перед теми (немногими уже) близкими и «дальними», кто еще помнит, как декларировал я свою любовь и верность автору «Гамлета»? Перед памятью о незабвенном А. А. Аниксте?»

И Валерий Зосимович его завершил. Точнее – начал и сделал заново.

«Гамлет», нахально обещанный когда-то Александру Абрамовичу в кулуарах ИМЛИ, на давних Шекспировских конференциях, наконец-то закончен. И какая бы судьба — самая незавидная — ни ждала его, от поругания и казни до незаметного промелька и забвения, груз странного тревожащего долга стал все же поменьше, полегче. А в остальном, как говорил Гамлет перед финалом, что будет — тому и быть.

Еще одно. Вместе с собственно переводом рождалось что-то бесформенное, названное «Заметки на полях». В итоге выросли сиамские близнецы, разнополые, но нераздельные. Так что перевод и доморощенные комментарии — единое, двучленное нечто, что будущих возможных читателей переводчик заранее очень просил бы иметь в виду. Есть комментарии и к публикуемой сцене, но здесь их не привести. Так что, если у кого возникнут вопросы и несогласия, потерпите: авось, полная книга как-то увидит свет».

И это сбылось! Но этому предшествовали годы работы охранником, сторожем, вахтером – телевидение, где он одно время был даже главным режиссером – просто прекратило художественное вещание.

А потом… Потом врачи сообщили диагноз, который вызвал бы у большинства ужас и тоску. А он взялся за перевод полного корпуса шекспировских сонетов, американских и английских классиков, за свои собственные заметки. И, не замечая болезни, работал в полную силу еще много лет, чего бы он не смог – не будь рядом с ним его жены, Светланы Юрьевны. Переводом и сонетов, и «Гамлета», и «Записям на полях перевода» мы обязаны и ей.

Слова все сказаны. И даже написаны. В день прощания с таким человеком не хочется говорить банальности. Так что лучше – почитаю вам стихи в переводе Валерия Зосимовича Ананьина.

Книги:

Шекспир У. Гамлет / пер. с англ. В. Ананьина / Валерий Ананьин. Записи на полях перевода. Петрозаводск : Изд-во ПетрГУ, 2010.