Текст: Ольга Лапенкова
Мало кому из авторов (за исключением, конечно, А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова) в школьной программе уделяют столько внимания, как Николаю Васильевичу Гоголю. В седьмом классе на уроках обсуждают «Тараса Бульбу», в восьмом – «Шинель» и «Ревизора», а в девятом – «Мёртвые души». Кроме того, многие произведения Николая Васильевича входят в «летний» список, до которого руки доходят не у всякого школьника, – но самые старательные и любопытные знакомятся и с «Вием», и с «Петербургскими повестями» целиком: в этом сборнике, помимо душещипательной истории Акакия Акакиевича, есть ещё много увлекательных – и порой очень странных – сюжетов: один только «Нос» чего стоит.
Однако нельзя объять необъятное. При всей любви к Николаю Васильевичу, составители школьной программы обошли вниманием другие его вещи, зачастую не менее увлекательные. За бортом оказалась и уморительная пьеса «Женитьба», которую до сих пор ставят в театрах по всему миру, и повесть «Старосветские помещики». За неё особенно обидно: в русской, да и в мировой, литературе не так много произведений о героях, которые тихо-мирно живут душа в душу.
Таков уж закон искусства: написать произведение, в котором, на первый взгляд, ничего не происходит, намного труднее, чем выдать остросюжетный роман или психологический триллер. Когда герои ищут сокровища, разбивают друг другу сердца, прячутся от бандитов, стреляются на дуэли, а то и делают всё вышеперечисленное, скучать читателю не приходится. Но кому захочется наблюдать, как персонажи едят, или принимают гостей, или по-доброму подшучивают друг над другом – и больше ничего?
Чтобы создать произведение, в котором не будет ярких событий, но которое читатель одолеет на одном дыхании, а под конец пустит слезу, нужен феноменальный талант. И если автор справляется, то получается гимн истинной любви: любви, которой не нужны испытания и потрясения. Гоголь знал, что она существует, не понаслышке, ведь именно такое чувство связывало его дедушку и бабушку.
Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна
Повесть «Старосветские помещики» входит в сборник «Миргород», который часто рассматривают как продолжение «Вечеров на хуторе близ Диканьки». И действительно, во всех произведениях сборника сохраняется украинский колорит: Гоголь помещает персонажей в те локации, где он сам родился и вырос (Николай Васильевич, в отличие от многих классиков, взрослел вдалеке от столицы и впервые приехал в Петербург уже в 19-летнем возрасте). Уже само название – Миргород – не вымышленное слово, как могло бы показаться, а вполне реальный населённый пункт. Это не обезличенный, усреднённый город NN, куда приезжает Чичиков, чтобы прикупить себе мёртвые души.
Только вот в «Миргороде», в отличие от «Вечеров…», чертовщины на порядок меньше. Из четырёх повестей откровенно пугает только «Вий» – местечковая страшилка абсолютно в гоголевском духе. Остальные же произведения – это сугубо реалистические, пусть и с некими прикрасами, истории. Кстати, «Тарас Бульба» входит именно в этот сборник: какая уж там мистика.
Вот и «Старосветские помещики» – это повествование о людях, не наделённых никакими сверхъестественными способностями. Нельзя и представить, чтобы кто-нибудь из местных героев спасался от восставшей утопленницы или катался верхом на чёрте. Это очаровательные старички, Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, которые всю жизнь прожили душа в душу. И хотя небеса не послали им детей, супруги не впали в уныние.
«Нельзя было глядеть без участия на их взаимную любовь. Они никогда не говорили друг другу ты, но всегда вы; вы, Афанасий Иванович; вы, Пульхерия Ивановна. „Это вы продавили стул, Афанасий Иванович?“ — „Ничего, не сердитесь, Пульхерия Ивановна: это я“. Они никогда не имели детей, и оттого вся привязанность их сосредоточивалась на них же самих. Когда-то, в молодости, Афанасий Иванович служил в компанейцах, был после секунд-майором, но это уже было очень давно, уже прошло, уже сам Афанасий Иванович почти никогда не вспоминал об этом. Афанасий Иванович женился тридцати лет, когда был молодцом и носил шитый камзол; он даже увёз довольно ловко Пульхерию Ивановну, которую родственники не хотели отдать за него; но и об этом уже он очень мало помнил, по крайней мере, никогда не говорил».
Какой, казалось бы, простор для любителя переживательных сюжетов! С такой биографией Афанасий Иванович мог стать героем остросюжетного романа. «Служил в компанейцах», – значит, входил в состав полка, был кавалеристом: удалым молодцем, которого могли отправить на любое боевое задание. «Был после секунд-майором» – хорошо, судя по всему, зарекомендовал себя на службе и получил повышение: секунд-майор в «Табели о рангах» (то есть таблице разных чинов) значился на 8 месте из 14, не предел мечтаний, но вполне неплохо. А уж «увёз довольно ловко Пульхерию Ивановну» – подговорил сбежать с ним из родительского дома, тайно ото всех обвенчаться! Вот это скандал! Но все яркие события автор выносит в экспозицию, то есть в самое начало произведения. Гоголю намного интереснее то, что происходит через тридцать лет, после того как «все эти давние, необыкновенные происшествия заменились спокойною и уединённою жизнию, <…> дремлющими и вместе какими-то гармоническими грезами».
Персонажей автор не идеализирует, описывая их со всеми их трогательными недостатками, странными привычками, несмешными шутками. Он подробнейшим образом рассказывает, сколько раз в день (много) и что именно они ели; как обходились с соседями, когда те приезжали погостить (от большой любви убеждали их остаться на ночь, несмотря на то что «гость обыкновенно жил в трёх или в четырёх верстах»); как вели хозяйство и присматривали за крепостными (в целом неплохо, вот только постоянно обнаруживалось, что то у одной, то у другой незамужней крестьянки округлилась талия). Также автор упоминает, что за Афанасием Ивановичем водилась привычка разыгрывать жену. Например, так:
«— А что, Пульхерия Ивановна, — говорил он, — если бы вдруг загорелся дом наш, куда бы мы делись?
— Вот это Боже сохрани! — говорила Пульхерия Ивановна, крестясь. <…> — Бог знает что вы говорите, Афанасий Иванович! как можно, чтобы дом мог сгореть: Бог этого не попустит.
— Ну, а если бы сгорел?
— Ну, тогда бы мы перешли в кухню. Вы бы заняли на время ту комнатку, которую занимает ключница.
— А если бы и кухня сгорела?
— Вот ещё! <…> Ну, тогда в кладовую, покамест выстроился бы новый дом.
— А если бы и кладовая сгорела?
— Бог знает что вы говорите! я и слушать вас не хочу! Грех это говорить, и Бог наказывает за такие речи.
Но Афанасий Иванович, довольный тем, что подшутил над Пульхериею Ивановною, улыбался, сидя на своем стуле».
Читатель, уже знакомый с «Мёртвыми душами», может подумать, что жизнь Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны мало отличается от жизни четы Маниловых, которых вообще-то нельзя назвать положительными персонажами. Однако в этом случае автор не трудится убедить нас в том, что герои действительно любят друг друга. Может, да, может, нет... По крайней мере, Маниловы не проходят ни одного испытания, которое могло бы показать, насколько сильна их привязанность. Зато тихое, трепетное чувство, связавшее Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну, раскрывается в полной мере. И, к сожалению, в печальных обстоятельствах: выясняется, что очаровательная старушка скоро покинет этот мир.
На этом мы остановимся – и перейдём лучше к прототипам удивительных старичков.
Афанасий Демьянович (1738–1805) и Татьяна Семёновна (1743–1835)
Дедушка классика, Афанасий Демьянович Гоголь-Яновский, родился в семье, где мужчины из поколения в поколение выбирали в качестве жизненной стези служение Богу. И дед, и отец, и брат Афанасия были священниками. Сам А. Д. Гоголь-Яновский поначалу тоже, как говорится, думал в эту сторону – и окончил семинарию, а затем отучился в Киевской духовной академии. Однако в последний момент он решил, что удел сельского дьячка – всё-таки не его путь. И стал военным, заслужив, как и Афанасий Иванович, чин секунд-майора.
О молодости главного героя «Старосветских помещиков» автор не особенно распространяется, потому что все эти бури давно померкли; зато сведения из жизни Афанасия Демьяновича у нас сохранились. Будучи человеком небогатым, но образованным (он знал четыре языка, прекрасно разбирался в литературе, истории и прочих гуманитарных дисциплинах), находчивым и попросту обаятельным, он умудрился получить место учителя у взрослой дочери весьма богатого и знатного человека – полковника С. Е. Лизогуба. А дальше, как это часто бывает, молодые люди влюбились друг в друга.
Искра, буря – и вот учитель уже падает на колени перед своей ученицей и признаётся в любви. Девушка в восторге, в отличие от её отца: ему не хочется отдавать дочку замуж за человека, который даже не принадлежит к дворянскому сословию. А дальше происходит то же, что и в «Старосветских помещиках»: Афанасий Демьянович «увозит довольно ловко» возлюбленную. После чего полковнику Лизогубу хватает мудрости, чтобы не послать проклятие в спину непослушной дочери, а придумать, как бы «легализовать» небогатого зятя. И вместе они придумывают план, достойный звания лучшей аферы XVIII века.
История с документами
Как мы знаем, в Российской империи было пять основных сословий: дворянство, купечество, мещанство, крестьянство, духовенство. Но только дворяне имели право владеть крепостными крестьянами. Это, в свою очередь, давало им возможность ни дня в своей жизни не работать – и всё равно оставаться спокойными за себя и свою семью. И хотя законы XVIII века предписывали дворянам получить образование, а потом всё-таки хоть немножко послужить (см. «Недоросль»), на деле эта служба часто как начиналась, так сразу и заканчивалась. А если у человека было не личное, а потомственное дворянство, то его дети – если они, разумеется, появились на свет в законном браке – получали все соответствующие привилегии по праву рождения.
Разумеется, полковнику Лизогубу хотелось для будущих внуков именно такой участи (а Афанасий Иванович, в отличие от его литературного «собрата», бездетным всё-таки не остался: после долгих лет в семье появился сын Василий, ставший впоследствии отцом Н. В. Гоголя). Афанасий Демьянович по понятным причинам не возражал. В итоге было сделано вот что. В 1788 году он подал прошение о признании его дворянином на следующем основании:
«Предки мои фамилией Гоголи, польской нации; прапрадед Андрей Гоголь был полковником могилевским, прадед Прокоп и дед Ян Гоголи были польские шляхтичи; из них дед по умертвии отца его Прокопа, оставя в Польше свои имения, вышел в российскую сторону <…>, оселясь уезда Лубенского в селе Кононовке».
Иными словами, Афанасий Демьянович решил убедить комиссию дворянских депутатов в том, что он и сам всегда был дворянином, только польским. И правда, по законам Российской империи, если «прапрадед Андрей Гоголь» принадлежал к высочайшему сословию, то и все его сыновья и внуки должны были унаследовать те же привилегии. Дело оставалось за малым: доказать, что этот прапрадед действительно существовал – и взаправду был знатной особой. Этого Афанасий Демьянович, по-хорошему, сделать не мог, ведь на самом деле он вовсе не был родственником поляков Гоголей, которых «откопал» где-то в летописях. Но если на кону дворянский титул, почему бы не пойти на хитрость? Тем более что наравне с Афанасием Ивановичем такую махинацию, по примерным подсчётам, на Украине провернули тысячи дворян. Вот что об этом написал литературовед В. В. Вересаев в книге «Гоголь в жизни. Систематический свод подлинных свидетельств современников»:
«Сподручнее и легче всего было доказывать свое непростонародное происхождение через посредство Польши: престиж шляхетства всегда окружал все польское. И вот какой-нибудь самый обыкновенный козацкий сын Василенко (по Василию отцу) <…> начинает подписываться на польский манер Базилевским, Силенко — Силевичем, Гребенка — Грабянкою и т. д. С течением времени все эти самозваные Базилевские и Силевичи успевали уверить и других, а может быть, и себя, в своем польско-шляхетском происхождении. Оставалось это утвердить документом. С деньгами и это было делом нетрудным. На этот случай были под рукой дельцы, которые охотно брались за фабрикацию необходимых документов. Вероятно, это стоило не особенно дорого, так как во времена возникновения комиссии о разборе дворянских прав в Малороссии оказалось до 10 000 дворян с документами, между тем как лет 15—20 перед тем малороссийское панство заявило, что у него документов нет, так как они растеряны через бывшие в Малороссии междоусобные брани и многочисленные войны».
Итак, Афанасий Иванович вычитал о некоем знатном поляке Гоголе в летописи – и придумал ему вымышленную биографию, согласно которой одна ветвь его рода оказалась в Малороссии. И всё получилось! Несмотря на то что поначалу Афанасию Ивановичу не дали дворянство «по недостаточности представленных доказательств», через четыре года заветная бумага оказалась-таки у него в кармане. И подписываться он стал уже не просто «Яновский», а «Гоголь-Яновский». А в 1830-х его потомки «подрезали» себе фамилию, оставив только первую часть.
Отголоски этой истории остались в другом гоголевском произведении – «Пропавшей грамоте», повести, входящей в уже упомянутый сборник «Вечера на хуторе близ Диканьки». И всё-таки, думается, главным наследством, которое оставили Николаю Васильевичу дедушка и бабушка, было не столько право на владение крепостными, сколько неоспоримое свидетельство того, что настоящая любовь существует, и не где-то на страницах книг. Вот же она, совсем рядом, в маленьком доме, где обрели покой два старичка: отставной майор и его преданная супруга, не побоявшаяся когда-то давно сбежать с ним из отчего дома.
Источники
- Вересаев, Викентий Викентьевич (1867-1945). «Гоголь в жизни: систематический свод подлинных свидетельств современников». – Москва; Ленинград: Academia, 1933. – 526 с.
