Текст: Александр Маленко, кандидат филологических наук
Фото: slavatrudu-bah.ru
Текст предоставлен в рамках информационного партнерства «Российской газеты» с газетой «Слава труду» (Бахчисарай, Республика Крым)
В числе этих везунчиков была и семья Фадеевых, с представителями которой Пушкин «пересекался» как лично, так и заочно, в Петербурге, Кишиневе и Одессе в 1820–30-х годах. Ещё раз судьба свела поэта с людьми, примыкавшими к литературному миру.
Спустя много лет, когда не было уже в живых ни Пушкина, ни Фадеевых, «...обратили на себя внимание и возбудили интерес как общества, так и прессы» воспоминания главы этой семьи Андрея Михайловича Фадеева.
«В продолжение всего 1891 года печатанья «Воспоминаний», постоянно сообщались семейству А.М. Фадеева письменные и личные заявления с выражениями особенного сочувствия и одобрения к ним. Журналы и газеты отзывались о них не менее благоприятно и, перепечатывая на своих страницах многие извлечения, свидетельствовали о занимательности и достоинствах этого правдивого, живого изложения воспоминаний из своей жизни умного, наблюдательного, высоко честного труженика и деятеля на всех поприщах своей полезной жизни».
Наше знакомство с ними – впереди.
К Пушкину, как уже сказано, в той или иной степени имели отношение все Фадеевы.
Глава семейства – Андрей Михайлович Фадеев, принадлежал к когорте чиновников, прослуживших на юге многие годы, исколесивших Новороссийский край и, в том числе, Таврическую губернию, вдоль и поперек, вложивших в благоустройство края свой труд и душу.
В отличие от своих предков, А.М. Фадеев никогда не служил в армии. С детства он был записан в гражданскую службу. В 17 лет Андрей был уже титулярным советником. С 1817 по 1834 год он занимал должность председателя Екатеринославской конторы иностранных поселенцев. Не раз дороги приводили Андрея Михайловича в места, где бывал Пушкин. Более того – чиновнику и поэту даже довелось жить под одной крышей.
Обо всём этом мы узнаём из воспоминаний А.М. Фадеева – документа, представляющего огромную ценность для историков и краеведов. На его страницах нашлось место и для Крыма, и для Пушкина.
Екатеринославская контора иностранных поселенцев занималась колониями в Екатеринославской, Херсонской и Таврической губерниях. Поэтому Крым представлял для А.М. Фадеева служебный интерес. Вместе с тем, супруги Фадеевы, люди образованные, с широким кругом интересов, давно мечтали побывать на полуострове. Желание осуществилось осенью 1816 года, за 4 года до приезда в «волшебный край» Александра Пушкина. Но это была уже пушкинская Таврида, в чём мы убедились с помощью «Воспоминаний» Андрея Михайловича. В его рассказе присутствует многое из того, что видел Пушкин, говорится о местах, где бывал поэт, и людях, с которыми он встречался, либо о тех, кто имел к ним отношение.
Дочь мемуариста – Елена Андреевна (по мужу – Ган) была писательницей. Печаталась под псевдонимом «Зенеида Р-ва». В начале 1820-х годов она встречалась с Пушкиным в Кишинёве и Одессе в доме своих родителей. Осенью 1836 года она «…писала сестре Екатерине о встрече в Петербурге в частной картинной галерее с человеком, который показался ей очень знакомым. «При втором взгляде» Ф. узнала Пушкина. Сохранился альбом Ф. со списками 16 стихотворений Пушкина». Елена составила его в Екатеринославе, когда ей было 14–16 лет. Есть там и «крымские» стихи: «Фонтану Бахчисарайского дворца», «Виноград», «Увы! Зачем она блистает», «Редеет облаков летучая гряда». Все переписаны из сочинений поэта 1826 года издания.
Её мать и жена А.М. Фадеева – Елена Павловна (урождённая Долгорукая), была восторженной почитательницей Пушкина
и большой любительницей Крыма. О её любви к поэзии свидетельствуют оставшиеся после неё альбомы. А об особом интересе к личности и поэзии Пушкина – сделанная ею в конце альбома 1827 года запись: «Альманах Северные цветы на 1828 год уже печатается и выйдет непременно около 20 декабря сего года… Между многими прекрасными произведениями поэзии будет поэма А. Пушкина «Граф Нулин». И портрет Пушкина, выгравированный Уткиным с поясного портрета О.А. Кипренского».
Там же – две поэмы Пушкина: «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан» и дневник путешествия по Крыму в 1820-х годах.
Откроем «крымские» страницы «Воспоминаний…» А.М. Фадеева и, по выражению Пушкина, узнаем «...некоторых лиц»:
«Окончив служебные дела в Крыму, я отправился с женою путешествовать через Бахчисарай и Севастополь по южному берегу. Проезжей, экипажной дороги тогда там вовсе не существовало. Елена Павловна верхом не ездила, да и я всегда был плохой верховой ездок. Погода тогда стояла, как и обыкновенно на южном берегу в октябре, прекрасная, и потому мы решились вояжировать пешком, a petites jornees, и прошли пространство от Георгиевского монастыря, через Байдары, Балаклаву и т. д. по берегу моря до Судака, верст 150, в десять дней. Странствование наше было весьма приятное и даже с комфортом, потому что обеды и ночлеги мы имели почти всегда у жителей южного берега, из образованных европейцев. Помню из них сенатора Андрея Михайловича Бороздина (…), бывшего до тех пор губернатором в Крыму, человека известного по образованию и даже учёности. Он воспитывался в Англии, в Кембриджском университете, имел диплом на доктора медицины и писал рецепты, занимаясь лечением больных; но был плохой губернатор, как это часто случается с учёными. Помню также Петра Васильевича Капниста (брата известного писателя), почтенного, доброго старика, но большого чудака. В молодости он слыл большим кутилою, убил на дуэли одного гвардейского офицера и ушел за границу, вояжировал долгое время по всей Европе, а возвратясь наконец в Россию, купил на берегу Чёрного моря небольшой участок земли, построил там уютный домик, устроил сад и жил совершенным анахоретом; ходил каждый день пешком верст по двадцати и более и считался благотворителем всех бедных в окружности. Тогда же я познакомился с академиком Кеппеном, человеком умным, учёным и добрым. С ним я сохранил навсегда приятельские отношения, равно как и с известным нашим ботаником Штевеном, директором тогда еще только заводившегося Никитского сада; а в Судаке – с бароном Боде.Южный берег Крыма тогда ещё не представлял взору путешественника ни роскошных дворцов, ни великолепных садов, какие устроились там впоследствии; но зато, в моих глазах, он выигрывал в своём натуральном, первобытном виде; я находил его несравненно интереснее при его дикости, простоте и без искусственных тропинок, доступных в то время только для пешеходов, а верхом ещё не везде можно было проехать без труда и опасности. Впрочем, напрасно иные критикуют покойного князя Воронцова за устройство по южному берегу шоссе. Я думаю, что устраивать лучшие дороги в Крыму, или где-бы то ни было в России, и теперь, а особенно тогда, всегда и везде полезно.
Шоссе по южному берегу во многом оживило его, умножило число русских помещиков и содействовало улучшению состояния поселян. А что по выбытии князя Воронцова шоссе расстроилось – это уже не его вина!»
Немало строк посвящено человеку, о котором «Бес-Арабский» вспоминал всегда с большим теплом – Ивану Никитичу Инзову. «Добрый и почтенный старик…» никогда не рассматривался исследователями как «деятель Крыма» (формулировка крымоведа Ф.Ф. Лашкова), могший разделить интерес своего подопечного к полуострову.
Некоторые основания посмотреть на генерал-лейтенанта с этой стороны есть.
Читая известное письмо И.Н. Инзова к петербургскому почт-директору К.Я. Булгакову (июнь 1820 года) пушкиноведы, как правило, обращают внимание на строки, относящиеся непосредственно к Александру Пушкину. Почтенный генерал сообщил о получении 1000 рублей «…для г. Пушкина…», о том, что он отпустил поэта с Н.Н. Раевским на кавказские воды и просит при «…оказии… сказать об оном…» графу И.А. Каподистрии. Далее Иван Никитич переходит к личным и служебным делам. На эту часть его письма обычно не обращают внимание. А ведь он, как Раевские и Пушкин, планировал в то же самое время съездить на полуостров. Своему корреспонденту он сообщил: «…сбираюсь ехать в Крым по некоторым делам…». Такие поездки были для него служебной необходимостью, ведь И.Н. Инзов с 1818 по 1845 год возглавлял Попечительный комитет об иностранных поселенцах южного края России. В его ведении были колонии, располагавшиеся и в Крыму.
Об одной из таких поездок писал главный герой этого очерка и её участник: «Мы с Инзовым, объезжая иностранные колонии, заехали тогда в Феодосию, где прожили более трёх недель и каждый день обедали и проводили вечера у князя Кочубея».
<...>
Мы подошли к наиболее важным для нас фрагментам мемуаров, главный герой которых – Пушкин.
Андрей Михайлович познакомился с ним в Кишинёве. Мемуарист начинает свой рассказ с «шалостей» поэта: «В этом же году я также побывал в Бессарабии, по случаю переезда генерала Инзова на жительство в Кишинёв. Он был назначен к исправлению должности наместника в Бессарабии. Там я познакомился и с Пушкиным, сосланным в Кишинёв на покаяние за свои шалости, под руководство благочестивого Инзова, у которого в доме и жил. Шалости он делал и саркастические стихи писал и там. Помню, между прочим, как он однажды, поссорившись за обедом у Инзова с членом попечительного комитета Лановым, человеком хорошим, но имевшим претензию на литературные способности, коими не обладал, и к тому ещё толстую, неуклюжую фигуру, обратился к нему с следующим экспромтом:
«Кричи, шуми, болван болванов,
Ты не дождёшься, друг мой Ланов,
Пощечин от руки моей.
Твоя торжественная рожа
На……. так похожа,
Что только просит киселей».
Случай, многократно описанный в литературе. Но затем следуют несколько бесценных строк. «Посмотрим» на Пушкина в часы его творчества: «В этот год (в июле 1822 г. - Авт.) я ездил ещё в Бессарабию. В Кишинёве Инзов всегда приглашал меня останавливаться у него в доме. Пушкин, в продолжении своей Кишинёвской ссылки, тоже жил сначала у Инзова. Дом был не особенно велик, и во время моих приездов меня помещали в одной комнате с Пушкиным, что для меня было крайне неудобно, потому что я приезжал по делам, имел занятия, вставал и ложился спать рано, а он по целым ночам не спал, писал, возился, декламировал и громко мне читал свои стихи. Летом разоблачался совершенно, производил все свои ночные эволюции в комнате, во всей наготе своего натурального образа». Недовольство чиновника понять можно. Он «…имел занятия…» – объезжая поселения колонистов. До и после совместных ночевок с Пушкиным – версты, версты, версты… Естественно, хотелось отдохнуть, осмыслить увиденное, задокументировать результаты поездок. Да и люди они были абсолютно разные. Для А.М. Фадеева, судя по его «Воспоминаниям», государственная служба была главным делом жизни. Пушкин же себя в роли чиновника никогда не видел. Поэт, с его темпераментом, был способен, как известно, на всякие проделки. Представить А.М. Фадеева за подобными занятиями невозможно в самых смелых фантазиях. Сказывалась, видимо, и разница в возрасте: Александр Пушкин был десятью годами моложе Андрея Михайловича.
В своих «Воспоминаниях» А.М. Фадеев основное внимание уделяет не творчеству поэта, а его «проделкам».
Но и он, как человек, способный оценить прекрасное, при всём своём критическом отношении к соседу по комнате, пусть и со ссылкой на жену, отдал должное Пушкину-поэту: «Он подарил мне две свои рукописные поэмы, писанные им собственноручно, Бахчисарайский фонтан и Кавказский пленник. Зная любовь моей жены к поэзии, я повёз их ей в Екатеринослав вместо гостинца, и в самом деле оказалось, что лучшего подарка сделать ей не мог. Она пришла от них в такое восхищение, что целую ночь читала и перечитывала их несколько раз, а на другой день объявила, что Пушкин несомненно «гениальный, великий поэт». Он тогда был ещё в начале своего литературного поприща и не очень известен. Я думаю, что Елена Павловна едва-ли не одна из первых признала в Пушкине гениальный талант и назвала его великим поэтом».
Через много лет он напишет уже от своего имени: в Москве «…мы узнали о трагической смерти Пушкина. Нас это поразило, а дочь моя Катя горько плакала, как вероятно и многие из русских, особенно дам. Утрата для отечественной литературы была незаменима, а я жалел о нём и просто как о человеке».
Так современники поэта помогают нам и сегодня знакомиться с крымскими страницами его жизни и творчества.
Читайте материал без сокращений на сайте газеты «Слава труду»
