Текст: Павел Басинский/РГ

Известно, что Корней Иванович Чуковский был не только великим критиком, филологом и детским писателем, но и любил собирать писательские высказывания по разным вопросам. Памятником этой стороны его деятельности стала знаменитая "Чукоккала" - сборник экспромтов, рисунков, стихотворений едва ли не всех великих и просто известных писателей ХХ века.

Менее известно, что Чуковский любил писателей "анкетировать". Так, в 1919 году в преддверии 100-летия Н. А. Некрасова он стал адресовать известным поэтам и прозаикам вопросы о Некрасове. Вопросы были простые: "Любите ли вы стихи Некрасова?"; "Какие стихи Некрасова вы считаете лучшими?"; "Не оказал ли Некрасов влияния на ваше творчество?" и т. п. Ему ответили Александр Блок, Николай Гумилев, Анна Ахматова, Максим Горький, Евгений Замятин и многие другие. Интересно было то, как на одни и те же вопросы отвечают разные знаменитости.

А еще в 1910 году он осмелился "анкетировать" самого Льва Толстого, послав ему вопрос о его отношении к смертным казням. Лев Толстой ответил во время своего "ухода", из Оптиной Пустыни, за несколько дней до смерти в Астапове. И это был последний текст Толстого, если не считать писем родным.

Я, разумеется, в мыслях не держу рядиться в мантию великого Корнея Ивановича, но мне показалось интересным разослать современным писателям, находящимся "на карантине", свою анкету.

Вот что они ответили. Ответы будут появляться на сайте "РГ" по субботам и воскресеньям.

Будьте здоровы!  Ваш Павел Басинский

Евгений Водолазкин, прозаик, драматург:

Где вы сейчас проводите время (если не секрет)?

Евгений Водолазкин: 

Я сейчас дома, в Петербурге. До этого мы провели с женой неделю на даче, но там все время чего-то не хватает: то книг, то сканера, то еще чего-то. До Пасхи мы будем, вероятно, в городе, а дальше - в зависимости от погоды.

Над чем вы сейчас работаете? Что читаете?

Евгений Водолазкин: Работаю над романом, в центре которого будут взаимоотношения истории всеобщей и истории личной. Это было темой и других моих романов, но здесь является главным нервом повествования. А еще я заканчиваю пьесу - как ни странно, о времени пандемии, то есть нашем нынешнем времени. "Как ни странно", потому что я обычно не пишу на актуальные темы. То же, что происходит сейчас, меня по-настоящему зацепило. И уже неважно, актуально это событие или нет: его калибр и размах чувствуются уже сейчас. Это в чистом виде - событие мировой истории, которое открывает в опыте человечества какую-то совершенно новую страницу.

Влияет ли как-то на ваше творчество вынужденная самоизоляция? Самая продуктивная творческая пора А. С. Пушкина, "Болдинская осень" 1830 года, пришлась на "холерный карантин".

Евгений Водолазкин:

Если разобраться, то несколько последних десятилетий я живу в режиме самоизоляции.

Круг общения - это, по преимуществу, мои домашние. Разумеется, мне приходится появляться на публике и много ездить. Но это - особого рода общение, которое, так сказать, принадлежит к профессии, поскольку писатель, по крайней мере у нас, - это общественная фигура. На мой взгляд, удаленка и самоизоляция (как полюбил я эти слова!) - это оптимальный вариант для писателя, и чем концентрированнее у него и то, и другое, тем лучше для его творчества. По крайне мере, так это видится мне.

Как вы относитесь к черному юмору, который я прочитал в интернете: "Сидите дома. На улице люди"? То есть люди - это опасность, как дикие звери. Не кажется ли вам, что мы сейчас живем во времена какой-то новой этики и новой стилистики в широком значении этого слова.

Евгений Водолазкин: Да, на первый взгляд, выражение отдает мизантропией. Но в людском единении, когда оно приобретает характер неразлепляемой массы, тоже нет ничего хорошего.

Элементарное человеколюбие должно предусматривать дистанцию между людьми.

Особенность нынешней ситуации состоит в том, что в режиме изоляции находятся все, в том числе - и те, кто не собирался этого делать. И для них это непривычно. Люди начинают нервничать, спрашивать, что им почитать, что посмотреть, - прямо как пилоты из песни, которым, как известно, вечером делать нечего. Я думаю, что слова "удаленка" и "самоизоляция" крепко отпечатаются в нашем сознании. На самом деле это очень хороший способ жизнеустройства, и не все захотят с этими словами расстаться. Так что следует ждать невозвращенцев.

Можете ли вы вспомнить какие-то примеры из русской и мировой классики, где была примерно описана нынешняя ситуация? ("Пир во время чумы" не называть!)

Евгений Водолазкин: Таких описаний полны русские летописи и византийские хронографы. К классическому "чумному репертуару" относятся, как известно, "Декамерон" Боккаччо, "Смерть в Венеции" Томаса Манна и "Чума" Альбера Камю. Из менее известных - "Дневник чумного года" Даниеля Дефо, повесть Артура Конан-Дойла "Отравленный пояс" (там, правда, не об эпидемии, а о погружении Земли в эфирный пояс), роман Алессандро Мандзони "Обрученные".

Писатель в России обязан быть пророком. Как вы думаете: когда это закончится и что нас ждет после этого?

Евгений Водолазкин: Я себя к пророкам не отношу, но как человек, занимающийся историей, могу предположить, что сейчас мы вступаем в какой-то новый историко-культурный цикл. Отличается он, среди прочего, тем, что уходит от идеалов глобализации. Это значит, что

в мире вновь будут поставлены границы - как на личностном уровне, так и на уровне общественном.

Продолжая великую поэзию Екклесиаста, можно было бы сказать, что есть время открывать двери - и есть время закрывать их. Сейчас все более очевидно, что день открытых дверей закончился.