Текст: Николай Александров
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
350 лет назад родился Ален-Рене "Хромой бес" Лесаж (1668—1747), а 150 лет назад - Гастон "Призрак оперы" Леру (1868—1927). Чем были интересны эти два записных остроумца? Чего им не хватило, чтобы войти в когорту читаемых, а не просто упоминаемых? Для «Года Литературы» на эти вопросы отвечает Николай Александров.
- Этот писатель, вероятно, знаменитость? - спросил дон Клеофас.
- Судите сами, - отвечал бес. - Он обложил себя тысячами книг и пишет сочинение, в котором нет ни строчки самостоятельной. Он обкрадывает эти книги и рукописи, и хотя ему остается лишь обрабатывать и связывать между собой краденые куски, тщеславия у него больше, чем у настоящего сочинителя.
Этот отрывок — не единственный в «Хромом бесе» Лесажа, где выведены литераторы. Поэт, исписывающий стены чердака стихами, поскольку бумаги у него нет, корпящий над посвящением к пьесе «Ноев ковчег», автор комедий и сочинитель трагедий, спорящие, какой жанр труднее. Лесаж подсмеивается над собратьями по перу, но одновременно иронизирует и над собой. Воспитанник иезуитов, он изучал право в Парижском университете, но, оставив карьеру адвоката, решил зарабатывать на жизнь литературным трудом. Так что Ален-Рене Лесаж — один из первых профессиональных французских литераторов. Он как никто знал, насколько автор зависит от благоволящих ему меценатов, поэтому посвящение произведения значительному лицу едва ли не важнее основного текста. Но он же стал ориентироваться в первую очередь на вкусы публики, а не на высший свет, ученых и знатоков. Ученость не избавляет от глупости, и при всем уважении к классическим образцам нарочитое обращение к античности казалось ему ходульной выспренностью. Сам он начинал с переводов и переложений испанских авторов, и испанские источники лежат в основе двух наиболее известных его сочинений: «Хромого беса» и «Похождений Жиль Бласа из Сантильяны». Впрочем, до этого Лесаж прославился как драматург. Две его пьесы «Криспен, соперник своего господина» и «Тюркаре, или Финансист» имели необыкновенный успех.
Богатство, знатность, претензии на ученость — не более чем прикрытие жадности и корыстолюбия. Человеческие пороки одинаковы и для хозяев, и для слуг, но простой люд хотя бы не лицемерит. «Тюркаре», где речь идет, в частности, о финансовых махинациях откупщиков, вызвал настоящий скандал. Влиятельные люди предлагали Лесажу огромную сумму, чтобы он отказался от постановки пьесы в театре. Лесаж с презрением отверг эти попытки подкупа. А когда доступ к официальной сцене стал для него затруднителен — обратился к ярмарочному, не академическому театру. Его привлекал бурлеск и бытовой анекдот, жизнь социальных низов, парижская повседневность, та самая демократическая среда, которая далека от героической античности. Отсюда был один шаг до авантюрного романа. Из этой стихии и рождается «Хромой бес». Лесаж вновь прибегает к испанским авторам, на сей раз взяв за основу одноименный роман Велеса де Гевары. Бес Асмодей открывает студенту и пройдохе дону Клеофасу Самбульо мадридские тайны, показывая, что происходит в домах, под городскими крышами. Однако для французских читателей было очевидным, что испанский антураж — всего лишь маскировка. Они без труда находили знакомых героев парижских историй и анекдотов. Неудивительно, что роман столь стремительно был раскуплен. Говорят, что два парижских господина на шпагах выяснили, кому достанется последний оставшийся в магазине экземпляр «Хромого беса». А вот блюстители литературных нравов приняли роман в штыки. Рассказывают, что Буало, законодатель тогдашних литературных вкусов, уволил слугу, принесшего ему «Хромого беса».
Из той же материи, хотя и по другому фасону, скроен и «Жиль Блас». Лесаж ориентируется на самую широкую публику. И знатоки литературы, и вовсе темные читатели открывали его с равным интересом. Он не презирает образование и эрудицию, но его ученость не выставляется напоказ. Он прекрасный рассказчик, знает, как захватить читательское внимание, и пространные истории чередует со стремительными, анекдотическими рассказами. Его портретная галерея потрясает своей выразительностью и обширностью: дамы полусвета и светские дамы, судейские чиновники, философы, комедианты, студенты, крестьяне, вельможи, гадалки, трактирщики, тюремные узники. Весь этот мир движется, бурлит, смеется, негодует, влюбляется, обманывает, попадает впросак.
Не случайно столь сильное влияние Лесаж оказал на европейскую и русскую, в частности, литературу.
Чулков, Нарежный, Булгарин, Гоголь, наконец, в той или иной степени оглядывались на знаменитого француза.
И какой бы это ни показалось натяжкой, у творившего спустя двести лет Гастона Леру много общего с Лесажем. Дело даже не в формальных совпадениях: Леру тоже изучал право в университете Парижа, тоже начинал свою карьеру с адвокатской работы и оставил юриспруденцию ради литературы, пером зарабатывая себе на жизнь. Конечно, время внесло свои поправки. В дух демократизма в частности. Леру начинал как журналист. Он был судебным хроникером, корреспондентом, интервьюером, побывал в Италии, Марокко, Швеции, приезжал в Россию в начале 900-х годов, написал несколько сотен статей и стал кавалером Ордена Почетного легиона за свою журналистскую деятельность. Он писал сценарии для фильмов, сочинял приключенческие и детективные романы. Большинство из них — романы с продолжением, то есть «газетное чтиво». Собственно, таким был и его готический роман «Призрак оперы», который, наверное, и связывается в первую очередь с именем Леру сегодня благодаря мюзиклу Эндрю Ллойда Уэббера.
Забавно, что востребованной оказалась подчеркнутая литературная условность, страшная театральная сказка, декорация, а не реальность.
Романтические ужасы и страсти с успехом победили достоверность и сатирическую картину нравов.
И в этом смысле, конечно, разница с Лесажем существенная.
Интересно, как бы он оценил «Призрака оперы». Впрочем, рассмеялся бы, наверное.
