Текст: Дмитрий Шеваров
Фото: weekend.rambler.ru
Бригантина
- Надоело говорить и спорить,
- И любить усталые глаза…
- В флибустьерском дальнем синем море
- Бригантина поднимает паруса…
- Капитан, обветренный, как скалы,
- Вышел в море, не дождавшись нас...
- На прощанье подымай бокалы
- Золотого терпкого вина.
- Пьем за яростных, за непохожих,
- За презревших грошевой уют,
- Вьется по ветру веселый Роджер,
- Люди Флинта песенку поют.
- Так прощаемся мы с серебристою,
- Самою заветною мечтой,
- Флибустьеры и авантюристы
- По крови, упругой и густой.
- И в беде, и в радости, и в горе
- Только чуточку прищурь глаза, —
- В флибустьерском дальнем синем море
- Бригантина подымает паруса.
Павел Коган
1937
Слова и музыка знаменитой песни родились в один день. На квартире у Павла Когана собрались его друзья: Жора Лепский, Женя Агранович и Боря Смоленский. Павел корпел над текстом. Доподлинно неизвестно, какие строки подсказал Борис, но в ней очевидно его влияние. Паруса, бригантина, море, книжки про пиратов - это были любимые темы Бори Смоленского, учившегося на водительском факультете института инженеров водного транспорта. Лепский подобрал музыку, Агранович предложил добавить слово «синем» («В флибустьерском дальнем синем море...») - для соблюдения размера.
[video width="964" height="720" mp4="https://godliteratury.ru/wp-content/uploads/2018/07/YUriy-VIZBOR-Brigantina-podnimaet-parusa.mp4"][/video]
«Бригантина», написанная 18-летними московскими студентами, стала любимой песней многих поколений альпинистов, геологов и просто романтиков. Она подарила русской культуре новое явление - бардовскую песню. Именно «Бригантина» повела за собой Михаила Анчарова, Новеллу Матвееву, Юрия Визбора, Аду Якушеву, Булата Окуджаву, Юлия Кима, Александра Городницкого...
Павел Коган ни разу не печатался до войны. Не успел, как и многие его ровесники? Но Павел уже в шестнадцать лет был профессионалом в поэтическом ремесле. За восемь лет, которые у него оставались до смерти, он мог бы не только много раз напечататься в журналах, но и выпустить свою книгу. Его литинститутовский наставник Илья Сельвинский, ставивший Павла выше всех своих учеников, несомненно, помог бы ему в этом.
Но Коган и самые близкие его друзья выбрали другой путь. Они писали «в стол», не желая приспосабливаться и халтурить.
Лейтенант Павел Коган погиб 23 сентября 1942 года на сопке Сахарная Голова под Новороссийском во время разведывательного рейда. Ему было 24 года.
Похоронен в братской могиле на южном склоне горы Безымянной, у самого моря.
Первая книжка стихов Павла вышла в свет через восемнадцать лет после его гибели - в 1960-м. А в 1963 году Сергей Наровчатов составляет и сборник «Имена на поверке» со стихами своих погибших друзей. Там публикуется и десять стихотворений Когана. Открывает подборку «Лирическое отступление», начинающееся так: «Есть в наших днях такая точность, // Что мальчики иных веков, // Наверно, будут плакать ночью // О времени большевиков...»
[video width="1280" height="720" mp4="https://godliteratury.ru/wp-content/uploads/2018/07/Pavel-Kogan.-Liricheskoe-otstuplenie-fragment-iz-romana-v-stikhakh.mp4"][/video]
Эти строчки сразу врезались всем в память и стали в глазах читателей визитной карточкой Павла Когана. В 1965 году в легендарном спектакле Театра на Таганке «Павшие и живые» именно это стихотворение читает Борис Хмельницкий. Правда, читает он его до половины, до слов:
- Они нас выдумают мудрых,
- Мы будем строги и прямы,
- Они прикрасят и припудрят,
- И все-таки
- пробьемся мы!..
Прикрасили и припудрили. С самой первой публикации с этим стихотворением стали происходить странные вещи.
В антологии 1963 года «Имена на поверке» из середины оказались вырваны строчки: «Но людям Родины единой, // Едва ли им дано понять, // Какая иногда рутина // Вела нас жить и умирать...» Вместо этих слов идет ряд стыдливых точек, что для понимающих людей означает пропуск строк.
Сам Наровчатов не мог этого сделать, не для того он собирал и пробивал свою антологию, чтобы кромсать стихи погибшего товарища. Значит, цензура. Что ее так всполошило?
Ключевое слово тут, конечно, «рутина». Ровесникам Когана не надо было объяснять, что было «рутиной» в 1930-е годы и почему она вела умирать.
Сборник «Имена на поверке» был переиздан в 1975 году, и в нем «Лирическое отступление» лишилось еще и четырех последних строк. Наровчатов уже тяжело болел, вступиться оказалось некому. Даже стыдливые точки на месте изъятых строк не поставили. А строки такие:
- Но мы еще дойдем до Ганга,
- Но мы еще умрем в боях,
- Чтоб от Японии до Англии
- Сияла Родина моя.
Очевидно, цензоры решили, что в период разрядки не стоит заявлять о столь смелых геополитических планах. Даже если эти планы - никакие не планы, а образ самопожертвования ради вселенского братства, нарисованный в стихах юноши, погибшего на войне.
Мне известно лишь одно издание доперестроечного времени, где «Лирическое отступление» Павла Когана было напечатано без купюр. Это уникальный том «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне», составленный Эмилем Кардиным и Ираидой Усок и вышедший в серии «Библиотека поэта» в 1965 году. Много лет спустя Эмиль Владимирович Кардин, учившийся до войны в ИФЛИ, где учился четыре года и Коган (потом он перевелся в Литинститут), рассказал, с какими боями антология пробивалась в печать. Потребовалось вмешательство Симонова и Твардовского. А чтобы потом добиться выплаты гонорара женам и матерям погибших поэтов, пришлось обращаться к Косыгину.
«С Павлом Коганом тоже не все обстояло ладно, - вспоминал Кардин. - Одни его стихи охотно печатали, другие — ни в какую... «Монолог», «Поэту», «О пошлости» возвращали отцу...»
В антологии 1985 года «До последнего дыхания. Стихи советских поэтов, павших в Великой Отечественной войне» восемь утраченных строк возвращаются на свое законное место, а в ХХI веке... вновь исчезают. Даже в антологии Евгения Евтушенко «Поэзия Победы», изданной в 2015 году, «Лирическое отступление» Когана так и печатается в «контуженном» цензурой виде.
Сегодня мы публикуем стихи Павла Когана в полном авторском варианте.
Лирическое отступление*
(из романа в стихах)
- Есть в наших днях такая точность,
- Что мальчики иных веков,
- Наверно, будут плакать ночью
- О времени большевиков.
- И будут жаловаться милым,
- Что не родились в те года,
- Когда звенела и дымилась,
- На берег рухнувши, вода.
- Они нас выдумают снова -
- Сажень косая, твердый шаг -
- И верную найдут основу,
- Но не сумеют так дышать,
- Как мы дышали, как дружили,
- Как жили мы, как впопыхах
- Плохие песни мы сложили
- О поразительных делах.
- Мы были всякими, любыми,
- Не очень умными подчас.
- Мы наших девушек любили,
- Ревнуя, мучаясь, горячась.
- Мы были всякими. Но, мучась,
- Мы понимали: в наши дни
- Нам выпала такая участь,
- Что пусть завидуют они.
- Они нас выдумают мудрых,
- Мы будем строги и прямы,
- Они прикрасят и припудрят,
- И все-таки
- пробьемся мы!
- Но людям Родины единой,
- Едва ли им дано понять,
- Какая иногда рутина
- Вела нас жить и умирать.
- И пусть я покажусь им узким
- И их всесветность оскорблю,
- Я - патриот. Я воздух русский,
- Я землю русскую люблю,
- Я верю, что нигде на свете
- Второй такой не отыскать,
- Чтоб так пахнуло на рассвете,
- Чтоб дымный ветер на песках…
- И где еще найдешь такие
- Березы, как в моем краю!
- Я б сдох как пес от ностальгии
- В любом кокосовом раю.
- Но мы еще дойдем до Ганга,
- Но мы еще умрем в боях,
- Чтоб от Японии до Англии
- Сияла Родина моя.
1940—1941
