Текст: Михаил Визель
Обложки с сайтов издательств
Дарья Плещеева. «Игра с Годуновым» М.: Вече, 2020
Когда роман, действие которого отнесено к 1595 году, начинается с того, что Кристофера Марло, чья смерть была, как известно всем авторам авантюрных романов, инсценирована, тайком переправляют на московской Английский двор, - понятно, что исторической достоверности от такого романа не жди, а жди занимательности. И действительно: известная рижская сочинительница, зачем-то укрывшаяся на сей раз под нейтральным псевдонимом, давно знаменита своим умением сплетать хитроумные сюжеты из колоритных персонажей - так же, как Борис Годунов любит решать шахматные задачки янтарными фигурками на доске в своей горнице. На сей раз в распоряжении автора, помимо мастера Кита, служащего, а проще сказать - шпиона «Английской торговой компании», наличествуют: прибывший с посольством к царю Феодору Иоанновичу казахский вельможа Кул-Мухаммад, племянник казахского хана, - давно живущий (на положении аманата - почетного пленника) Ораз-Мухаммад, бывший ногайский мурза, а ныне русский князь Урусов, толмач-полиглот и поэт Бакир, каждый - со своими чадами и домочадцами. А также - подьячий Старого Земского двора (по факту - следователь) Иван Деревнин и его приятель, площадной подьячий (стряпчий) Данило Воробей.
Первый ход - Деревнин с Воробьем случайно спасают казахскую девушку, зачем-то убежавшую с Крымского двора, где остановилось посольство. И дальше - триста страниц политически-коммерческих авантюр («Английская компания» очень хочет завязать с казахским ханством прямые отношения, минуя Москву), криминальных разборок и любовных томлений, перемежаемых тоскливыми звуками кабыза Ораз-Мухаммада, веселыми - лютни мастера Кита и его же мечтами о том, как, возмужав и познакомившись лично с азиатскими вельможами и головорезами, он вернется в Лондон и перепишет своего «Тамерлана». Но начертал калам, как судил Аллах…
А еще книга полна крепкой московской зимы. О которой, увы, мы только в романах про XVI век сейчас и можем читать.
— Как хорошо… — вдруг сказал мастер Кит.Он имел в виду снегопад. Крупные белые хлопья медленно опускались, словно подвешенные на незримых нитях. Это была красота неописуемая — для трагедии непригодна, разве что для сонета, но сонетов о снегопаде мастер Кит не знал ни единого.
Заметим также, что заявленный тираж книги - 800 экземпляров. Это может показаться насмешкой, но скорее это трезвый маркетинг: главное - обозначить бумажную книгу, а реальные продажи авантюрной беллетристики ушли в электронный вид. Ну, пусть так.
Мо Янь. «Лягушки»
перевод с китайского И. А. Егорова
М.: Эксмо, 2020
Нобелевский лауреат 2012 года Мо Янь - самый известный за пределами Китая китайский автор. Во всяком случае, из числа пишущих по-китайски, а не по-английски и по-французски. И, в общем, репутацию свою не роняет: каждый новый роман Мо Яня - широкая, ярко выписанная фреска, в духе не столько Джотто, сколько Сикейроса живописующая крутые перипетии в XX веке удивительной цивилизации, одаряющей нас то порохом и бумагой, то смертельными вирусами. Вот и роман «Лягушки», вышедший на языке оригинала в 2009 году, - не исключение. Его начало сразу настраивает на эпический лад:
В наших краях, сенсей, издавна повелось нарекать ребенка при рождении какой-нибудь частью тела или органом. Например, Чэнь Би (Нос), Чжао Янь (Глаз), У Дачан (Толстая Кишка), Сунь Цзянь (Плечо)... Отчего так повелось, я не разбирался, наверное, склад ума такой, когда считают, что чем дряннее имя, тем дольше жизнь, или матери так головой подвигаются, что, мол, ребенок — кусочек плоти ее.
Понятно, что в краю, где живут люди с именами Толстая Кишка и Плечо, и прочее столь же далеко от наших представлений об обыденности. Потому ничуть не удивляешься, читая, как дети в китайской деревне в пятидесятые годы ели уголь. Не от любви к экзотике, а элементарно от голода! И еще меньше удивляешься судьбе главной героини - акушерки Вань Синь. Которая сначала героически боролась за жизнь каждого ребенка в глухих деревнях, где до середины XX века орудовали безграмотные знахарки-повитухи, а потом - так же самоотверженно и кроваво, как советский комиссар - за продразверстку, боролась за воплощение немыслимого для простых китайских семей лозунга «одна семья - одна ребенок».
В XX веке тяжелейшие испытания и необыкновенные повороты пришлось испытать не только России. Это как бы не новость - но чтение романа «Лягушки» напоминает об этом особенно зримо.
София Синицкая. «Сияние “жеможаха”» СПб.: Лимбус-Пресс, 2020
«Жеможаха» - родная сестра поручика Киже: тот - фамилия-описка, а эта - понятие-ослышка, образовавшееся из церковнославянского «Показывай ученикам Твоим славу Твою, яко же можаху». И оба зажили своей жизнью - призрачной, но никак не прекращающейся. Нечто подобное происходит с жизнями героев трех повестей, объединенных под одну обложку не только фамилией автора, но и смежностью героев: (главный герой первой возникает второстепенным в остальных и взаимообратно). Петрушечных дел мастера Гришу Недоквасова, главного героя первой одноименной повести, обвиняют в пособничестве убийства его друга и покровителя «Мироныча», то есть Кирова, хотя для определения его полной непричастности к дерзкому посягательству на высокое должностное лицо не нужно быть ни Шерлоком Холмсом, ни Глебом Жегловым - оно самоочевидно. И с этого момента вся жизнь Гриши напоминает дурной сон, из которого никак не удается проснуться.
То же можно сказать и про жизнь героев двух других повестей - «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Купчик и Акулька Дура, или Искупление грехов Алиеноры Аквитанской». Жизнь их грубо и противоестественно нарушается - но почему-то никто этого не замечает, наоборот, всем вокруг кажется, что это так и должно быть. Вспоминается зощенковское: «Так через всю Ялту и прошел он в своих кальсонах. Хотя, конечно, никто и не удивился по случаю землетрясения. Да, впрочем, и так никто бы не поразился». Зощенко здесь уместен еще и потому, что, конечно, София Синицкая - автор сугубо петербургский. И ощущение сюрреальности, призрачности, смещенности привычных понятий к самой ее виртуозно выделанной книге тоже вполне применимо. Во-первых, заглавная ее повесть, про Гришу Недоквасова, уже выходила в этом же издательстве год назад. Можно счесть это (под)ходом коммерческим, но заявленный на обложке тираж - 300 (триста!) экземпляров. Конечно, издательство уповает на допечатки, но сейчас фактически - самиздат.
Майк Робертс. «Как художники придумали поп-музыку, а поп-музыка стала искусством»
Пер. с англ. Е. Гурылевой, А. Макарского, Ю. Мачевской, М. Мишель, Д. Похолковой, А. Суслопаровой
М.: Ad Marginem, 2020
На рубеже 50—60-х годов Великобритания, уже пережившая распад колониальной системы и ставшая из «империи, над которой никогда не заходит солнце», просто не самой крупной европейской страной, по случайности говорящей на одном языке с самими США, пережила еще две радикальные реформы, последствия которых сказались почти незамедлительно. Хотя и оказались довольно, на первый взгляд, неожиданными.
Во-первых, в Великобритании призывная армия была заменена на контрактную. А во-вторых, чтобы чем-то занять юных оболтусов, лишившихся страха загреметь в армию, была создана (точнее, резко расширена) система художественных училищ - где вроде как учили искусствам, но настоящей их задачей стало «абсорбирование» всех хоть немного нестандартных подростков, которых прежде просто перемалывали в фарш, как показано в фильме «Стена». Немудрено, что самыми известными выпускниками этих не слишком строгих арт-колледжей стали не художники, а рок- и поп-музыканты. Начиная от Леннона и Клэптона и далее везде - включая те же США, где из системы художественного образования вышла (в обоих смыслах) и Леди Гага.
С другой стороны, как справедливо замечает автор, именно пребывание в арт-колледжах дало возможность этим талантливым ребятам поверить, что искусство может быть повсюду. И что то, чем они занимаются, - это не просто развлечение, а тоже искусство. А сами они - artists. Что поначалу было совсем не очевидно. И понеслось: Йоко Оно, The Who, Джон Кейдж, Энди Уорхол, The Velvet Underground, Фрэнк Заппа, Pink Floyd, Дэвид Боуи, Гилберт и Джордж, Kraftwerk, Roxy Music, Talking Heads, Blondie, Жан-Мишель Баския, The KLF, Джереми Деллер, Riot grrrl, Jay–Z... Они все artists - в широком смысле.
Владимир Познер. «Испанская тетрадь. Субъективный взгляд» М.: АСТ, 2020
Очередная книга авторской серии Владимира Познера «Субъективный взгляд» столь же подчеркнуто субъективна, как предшествующие ей книги о Франции, Италии, Германии. Что ж, Владимир Познер имеет на это право. У него личные отношения с крайней западной страной Южной Европы с 1940 года, когда ему, шестилетнему, вместе с семьей пришлось спешно покидать захваченную фашистами Францию. А став взрослым, умудренным человеком, он уже интеллектуально отметил сходство многих «реперных точек» наших двух стран, Испании и России: и та и та долго были под властью чужаков (мавров и монголов); и там и там в XVI веке долго правил умный и жестокий царь, задержавший Возрождение (Иван IV и Филипп II), и там и там увяз Наполеон; наконец, и там и там уже недавно, в XX веке правили другие умные и безжалостные тираны, Сталин и Франко, отношение которым до сих пор поляризует общество… Словом, есть на что посмотреть и что сопоставить. Владимир Познер делает в своей манере говорящего аллегориями мудреца:
«Русская литература буквально кишит Пансами (не в смысле социального происхождения или внешности) при почти полном отсутствии Кихотов. Пожалуй, могу вспомнить только одного: князя Мышкина, которого Достоевский называет «идиотом»…»
Немножко общó. Но эффектно. И предсказуемо: потому что эта книга во многом выросла из работы над фильмом Познера «В поисках Дон Кихота».
