Елена Наумова известна прежде всего как лирик. Но уже в первой её книге «Девочка и дождь» (1985) присутствуют стихи о войне.
В год 70-летия Победы департамент культуры Кировской области выпустил новую книгу Елены Наумовой «Четверо из семьи Ермаковых». Эта художественно-документальная повесть - искренний рассказ о судьбах самых родных автору людей: мамы и трёх её братьев. ГодЛитературы.РФ публикует часть одной главы - ведь именно из таких частных историй собирается честная, не парадная история Победы.
Глава пятая
МАМА
* * *
А свет прожекторов
скользил по небу.
Искал,
касаясь звёздной высоты.
И находил,
как призрачную небыль,
На самолётах
чёрные кресты.
Он ослеплял внезапно
самых прытких,
Как будто
злому вору по рукам
Давал,
и били яростно зенитки
По ненавистным
чёрным паукам.
Бойцы,
в минуты редкие покоя,
Считая сбитых,
грелись у огня.
И мама,
засыпая после боя,
Была моложе
нынешней меня.
«Елена Станиславовна, напишите, пожалуйста, о своей маме. Если можете что прислать в школьный музей, будем рады. В октябре мы отмечаем 95-летие школы и открытие музея (письмо написано в 1990 году - Прим. авт.), постараемся пригласить всех. Очень рада за Вас, я с огромной любовью читаю Ваши стихи, покупаю книги и дарю их своим друзьям и объясняю, что их написала дочка Майи. Будет время, посетите наш музей. Будьте здоровы!
Руководитель музея «Боевой памяти» посёлка Вахруши Слободского района Кировской области Слава Александровна Мясникова».
Этой женщине с символическим именем Слава я очень благодарна. Это она писала заметки и статьи в газету «Красный кожевник» о земляках-фронтовиках, в том числе и о моих родных. Это она делала запросы в архивы, собирала и систематизировала материалы, привлекала к этому делу школьников, а потом проводила музейные экскурсии. Так Слава Александровна берегла память о героях-земляках. И, конечно, с особым вниманием и уважением она относилась к моей маме, потому что таких отважных женщин, добровольно ушедших на фронт, в нашем посёлке были единицы.
Моя мама Майя Андреевна Ермакова (в замужестве Наумова) родилась 18 апреля 1926 года. Анна Ивановна - моя бабушка, родила её - своего восьмого ребёнка - в 37 лет, когда старшему - Михаилу было уже семнадцать. Я хорошо помню свою бабушку, она доживала свой век с нами (с мамой и со мной). Я помню, как она умирала… Меня, шестилетнюю девочку, морозной зимней ночью отправили за помощью к бывшим соседям на улицу Полевую. Там жила бабушка Ясиновских с дочерью. Помню, как я, запыхавшаяся от бега, поднялась на второй этаж дома и, не постучавшись, толкнула дверь. Отчего-то дверь была не заперта. Я остановилась на пороге и услышала тревожное:
– Кто там?.
– Это я, бабушке плохо… - едва слышно прошелестела я.
В комнате зашевелились, вспыхнул свет. Дочь бабушки Ясиновских тётя Нина сказала:
– Надо быстрее идти, Анна Иванна умирает.
Помню, как я возмутилась, когда это услышала. Всё внутри у меня перевернулось:
– Она не умирает! Ей просто плохо… - этот внутренний протест остался во мне навсегда. Этот миг я помню лучше, чем сами похороны.
Прекрасно запомнила я и волевой бабушкин характер. Бабушка работала старшей воспитательницей поселковых яслей-сада, пока не вышла на пенсию. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 1 декабря 1945 года она была награждена орденом «Материнская слава». Её муж Андрей Кузьмич Ермаков, мой дедушка, умер в конце 20-х годов, поэтому полноправной хозяйкой в семье осталась она. Сыновья, а уж тем более, дочери всегда беспрекословно её слушались. Дядя Аркаша (один из маминых братьев), уже вернувшись с фронта и будучи мужем и отцом, перед своей строгой матерью всегда старался держаться «с особой выправкой». Её слово в семье было всегда самым веским и убедительным.
<…>
В школьные годы маме выпало непростое испытание: учителем физики и математики в их классе был её старший брат Михаил. А способностей к точным наукам у мамы как раз не оказалось… С одной стороны, каждый урок - мучение, а с другой - какую гордость ученица Майя Ермакова испытывала, когда видела, с какой любовью и уважением относятся одноклассники к ее старшему брату - учителю Михаилу Андреевичу Ермакову.
В начале войны этот учитель, несмотря на бронь, уйдёт на фронт. Летом 1942 года при отступлении нашей армии на юго-восточном направлении во время Воронежско-Ворошиловградской и Донбасской оборонительных операций попадёт в плен, в марте 43-го мученически погибнет в концентрационном лагере смерти «Гросслазарет Славута-цвай» на Украине. Но об этом моя бабушка Анна Ивановна, слава Богу, так и не узнает. В 1942 году она получит извещение о том, что её сын пропал без вести под Сталинградом. Документы же о его смерти в концлагере придут гораздо позже…
Когда началась война, маме только-только исполнилось пятнадцать лет. В первые дни войны от брата Виктора, лейтенанта 13-го истребительного авиационного полка ВВС Балтийского флота пришло одно-единственное письмо с полуострова Ханко. Это даже не СССР, это - Финляндия. Там, над Балтикой, с первого дня войны шли воздушные бои. А 29 июня «Лейтенант В.А. Ермаков на И-16 из 13-го истребительного авиационного полка при возвращении с задания над аэродромом Лагсберг обнаружил Ju-86. Начал его преследовать, произвёл несколько атак сбоку, сзади, вывел из строя стрелка-радиста и один мотор самолёта. Затем лётчик пошёл в атаку спереди, попал под огонь пулемётов штурмана и был убит. Это была первая потеря истребительной авиации Балтики». Так написано в Книге памяти Калининградской области.
Моя бабушка одна из первых в посёлке получила похоронку на сына.
А где-то недалеко у польской границы, не успев демобилизоваться из рядов Красной Армии после прохождения срочной службы, так и не повидав родных и близких, уже воевал третий мамин брат - Аркадий Ермаков.
А что может сделать пятнадцатилетняя девчонка? В военкомате сказали: - «Мала. Подрасти сначала…». И мама устроилась работать на кожевенно-обувной комбинат учеником монтёра в цех №1. Но когда через год после гибели брата Виктора, летом 1942 года пришло известие о пропавшем без вести в боях за Сталинград старшем брате, заместителе командира дивизиона 711 артиллерийского полка 227 стрелковой дивизии, старшем лейтенанте Михаиле Андреевиче Ермакове, то желание попасть на фронт и отомстить за двух любимых братьев стало самым главным. Вместе с подругой Ольгой Рохиной (всего два года назад одноклассницы Майя и Оля учили математику на уроках Михаила Андреевича…) мама снова идёт в военкомат. Им уже по шестнадцать, но… снова отказ. Тогда девчонки решают подправить документы - прибавить себе хотя бы год… Очередная попытка оказалась успешной. Может, действительно, военспецы не заметили «приписки», а может, сделали вид… Слишком накалилась обстановка на фронте. В военкоматах уже руководствовались Постановлением от 9 ноября 1941 года «Об усилении и укреплении противовоздушной обороны территории Союза». Этот документ фактически оформил Войска ПВО в самостоятельный вид Вооружённых Сил, а в апреле 1942 года был образован Московский фронт ПВО. Большую часть нового пополнения войск противовоздушной обороны Москвы составляли девушки. Первые эшелоны с ними прибыли в Подмосковье в апреле 1942 года. Это позволило высвободить для фронта шесть тысяч мужчин. А всего в течение 1942 года в части и соединения ПВО Москвы было направлено более 20 тысяч девушек. Шестнадцатилетняя Майя Ермакова оказалась одной из них.
Отправляться на фронт маме пришлось одной, без подруги, которая, как назло, заболела тифом. Конечно, бабушку мама в свои замыслы не посвятила. Какая мать отпустит шестнадцатилетнюю девчонку, младшую, а стало быть, любимую из детей, на войну, когда и так уже погибли два сына.
В красноармейской книжке мамы указано, что в ноябре 1942 года она уже красноармеец-телефонист 4-й роты 35-го зенитно-прожекторного полка. В январе 1943 года - принята присяга. Подразделение: 1 рота 35-го зенитно-прожекторного полка. Военно-учётная специальность - красноармеец-прожекторист.
Мне посчастливилось найти подробное описание жизни юных девчонок-добровольцев, служивших в соседнем с мамой 37-ом зенитно-прожекторном полку. Журналистка из города Покрова Галина Фомичёва рассказывает об этом, основываясь на воспоминаниях ветерана войны Пелагеи Мартыновны Бучинской (в военное время - прожектористки Полины Бывшевой), точно так же, как и моя мама, начавшей свой фронтовой путь под Москвой. Когда я прочитала этот очерк, то вспомнила, что обо всём этом я слышала в маминых рассказах.
«Через сутки томительного ожидания Полину вместе с другими новобранцами погрузили в вагон товарного поезда, и три дня состав находился в пути. Куда они ехали, никто не знал. И вот эта неопределенность первых дней, оторванность от дома, от семьи очень тяготила. Особенно таких молодых девчонок, как она. Жизненного опыта они ещё не имели, да и от дома надолго никто не отрывался. Но на то и молодость, чтобы не только печалиться, но и радоваться новым знакомствам, а необычные обстоятельства жизни вызывали одновременно тревогу и интерес.
Полина помнит, как проехали Москву, затем Раменск и прибыли в Нахабино. Здесь девушек-новобранцев одели в армейскую форму и поставили на довольствие. Местом службы девушки Полины из Покрова на все три военные года стал 37-й прожекторный полк, 2-я рота.
Полк охранял воздушное пространство на подходах к Москве, прожектористы вместе с артиллеристами-зенитчиками защищали столицу от вражеских самолётов.
Воинскую специальность девушкам-прожектористам пришлось осваивать в сжатые сроки. Это означало постоянные тренировки и занятия. Жизнь проходила по строгому распорядку, ходили в основном строем. В первые дни было очень тяжело, но многие девушки пошли на фронт добровольно и были готовы к любым трудностям. А потом, они тогда не были избалованы, с детства привыкли к труду и привыкли за себя отвечать.
Как бы там ни было, жизнь вошла в определённое русло, круг людей, среди которых приходилось вращаться, становился всё более узнаваемым, и это давало ощущение стабильности и своего привычного места.
Позиция Полины Бывшевой была под номером один. Её задачей было точное наведение прожектора дальнего действия на цель - вражеский самолет, который шёл к Москве. Это был разведчик или бомбардировщик. Позже она научилась по звуку определять их тип и точно знала, какой фашистский самолёт находится в воздухе.
Первыми врага в ночном небе обнаруживали военные связисты - «слухачи», которые круглые сутки следили за переговорами в эфире. Затаив дыхание и напрягая слух, ждали команды на своих позициях прожектористы, в боевой готовности находились зенитчики.
И вот звучит голос командира: «Луч!». Мгновенно в ответ на неё в тёмном небе, в одной, определённой точке, пересекаются огненные лучи прожекторов, наведённых на вражеский самолет: «Цель в луче!» - звучит ответ. Слышно, как лают зенитки, а в тёмном небе видно множество оранжевых вспышек. Стремительно падают горящие части самолёта противника, и рядом кто-то кричит с восторгом и ненавистью: «Так тебе и надо, фашистская сволочь!».
Так под Москвой было много раз. У молодых девушек-прожектористов прибавлялось опыта и точности в наведении на цель. Но тренировки продолжались, нередко девушек поднимали по тревоге ночью.
Место дислокации полк постоянно менял, продвигаясь по кольцу вокруг Москвы. На новом месте приходилось вновь устраивать свою позицию, выкапывать специальный окоп для прожектора, чтобы он не был обнаружен с воздуха. Словом, обживались, налаживали быт, ждали полевую кухню, которая прибывала позднее. «Жили мы дружно,- вспоминает Пелагея Мартыновна, - девочки все были скромные, домашние, заботились, помогали друг другу. На фронте иначе нельзя».
Мама тоже оставила воспоминания. В анкете Ветерана Великой Отечественной войны она написала:
«Наша боевая прожекторная точка № 117 35-го зенитно-прожекторного полка находилась под Москвой.
Я и ещё одна девчонка - москвичка Зоя Золотухина (после она погибла) были на «точке». Мы должны были освещать и ловить фашистские самолёты. Не подпускать врага к Москве - было нашей основной задачей. Мессершмиты летели на Москву чёрной стаей. Попав в крестовину двух лучей, фашистский лётчик терял курс и вынужден был лететь на посадку в сопровождении этих лучей. Так, в основном, они и попадали в плен. Но однажды, когда один немецкий самолет попался в крестовину наших лучей и, потеряв ориентир, пошёл на посадку, другой фашистский ас, летевший следом за ним, сбил… своего же товарища. Тот - первый - горящим упал и подорвался. Вот так - свой уничтожил своего! Мы, девчонки, были поражены - не верили своим глазам. Как же можно уничтожать своего?! Но у фашистов, видимо, так заведено: на земле, на воде и в воздухе убивать слабых, раненых. А у нас - советских воинов всех родов и войск, всегда во главе угла была крепкая солдатская дружба, взаимовыручка и девиз: «Сам погибай, но товарища выручай!». Наши лётчики дрались умело и бесстрашно, а мы, девчонки-прожектористки, помогали им, как могли. И в результате отстояли Москву. Затем мы двинулись на прибалтийский фронт, там участвовали в боях, освобождали Ригу и другие города и сёла».
9 мая 2000 года, в день 55-й годовщины победы советского народа в Великой Отечественной войне, на площади у памятника защитникам неба Москвы на вопрос молодого солдата: «А чем уж так прославились воины ПВО?» - участник отражения массированного налёта фашистской авиации на Москву полковник в отставке Н.П. Мартынов ответил: "Великих подвигов воины противовоздушной обороны не совершали. Просто для грядущих поколений они сохранили столицу нашей Родины - Москву!"
А маршал Жуков в своих мемуарах образно написал: «Более 100 миллиардов свечей осветили передний край, ослепляя противника и подсвечивая нашим танкистам и пехотинцам. Это была картина огромной впечатляющей силы, и за всю свою жизнь я не помню подобного зрелища». Жаль только, что Георгий Константинович не написал, что у прожекторов стояли девчонки. И многим из них, как моей маме, не было и двадцати...
