Текст: Дмитрий Шеваров
Фото: «Поэзия России. Календарь настенный на 2016 год»/fiction.eksmo.ru
Когда поэзия стала уходить из нашей жизни? Трудно сказать, ведь еще Пушкин сетовал: «Читатели сделались холоднее сердцем и равнодушнее к поэзии жизни». Cто лет спустя Михаил Бахтин вывел формулу, согласно которой лирика возможна лишь в обстановке тепла и отзывчивости.
И после этого понятно, отчего мы, живущие на бегу, на сквозняке, чувствуем нехватку поэзии, как острый недостаток в организме какого-то жизненно важного витамина. И чувствуют это даже те, кто к стихам равнодушен, ведь поэзия жизни - это не рифмованные строчки как таковые, а мироощущение, некий возвышающий душу напев.
«Строки дня» включают в себя стихи русских поэтов ХIХ–ХХI веков, распределенных по датам их написания - с 1 января по 31 декабря.
Дата в конце стихотворения - это обычно последнее, на что падает наш взгляд, когда мы хотим перевернуть страницу поэтического сборника. И глаза не всегда задерживаются на этой мелко набранной строчке. Во многих книгах дат под стихотворениями вовсе нет, поскольку авторы или не придавали датировке своих произведений никакого значения, или даты были утрачены вместе с рукописями.
Так уж сложилось, что даже филологи, историки литературы редко воспринимают дату как венец стихотворения, она для них что-то служебное, вспомогательное.
При этом всякий согласится с тем, что если поэт поставил под только что написанным стихотворением число, месяц и год (а иногда и час!) - то вряд ли это можно считать лишь пустой формальностью, данью привычке. Ведь даже поэты, которые датировали многие свои стихотворения (Ф. Тютчев, А. Фет, А. Жемчужников, А. Блок…), вовсе не всегда это делали.
Дата появлялась под стихотворением лишь в том случае, если оно рождалось будто бы «из ничего, из ниоткуда. // Нет объяснения у чуда…» (Геннадий Шпаликов). И поэт - сознательно или интуитивно - стремился зафиксировать тот драгоценный момент, когда на него сошло вдохновение.
Была в этом, возможно, и подспудная надежда автора на то, что вот будет когда-нибудь такое же число на календаре и именно тогда эти стихи вдруг отзовутся в чьей-то душе. Датой дня и месяца поэт окликает нас, потомков.
Иногда дата, поставленная поэтом в рукописи, - это некий шифр, который призван скрыть от читателя что-то очень личное и сокровенное.
Вот, к примеру, любовные стихи Евгения Баратынского:
Я был любим, твердила ты
Мне часто нежные обеты,
Хранят бесценные мечты
Слова, душой твоей согреты;
Нет, не могу не верить им:
Я был любим, я был любим!
Все тот же я, любви моей
Судьба моя не изменила:
Я помню счастье прежних дней,
Хоть, может быть, его забыла,
Забыла милая моя, —
Но тот же я, всё тот же я!
К свиданью с ней мне нет пути.
Увы! когда б предстал я милой, —
Конечно, в жалость привести
Ее бы мог мой взор унылой.
Одна мечта души моей —
Свиданье с ней, свиданье с ней.
Хитра любовь, никак она
Мне мой романс теперь внушает;
Ее волнения полна,
Моя любезная читает,
Любовью прежней дышит вновь.
Хитра любовь, хитра любовь!
В этом стихотворении нет ничего необычного, кроме даты: 31 ноября 1825 года. Такого числа в общепринятом календаре нет. Но вот одним росчерком пера Баратынский вводит 31 ноября в календарь русской поэзии. Можно спорить о том, ошибка это, розыгрыш или поэт был всерьез убежден в том, что именно такого числа не хватает русским людям для счастья - но есть альбом кузины Натали, где это число ясно обозначено рукой поэта. Есть самое авторитетное собрание сочинений Баратынского, подготовленное М. Гофманом в начале ХХ века, где под стихотворением «Я был любим, твердила ты…» стоит дата: 31 ноября.
При жизни поэта стихотворение не печаталось, поэтому трудно сказать внес бы он в публикацию правку или оставил бы нам эту загадку. Загадок, кстати, в рукописи хватает. В альбоме под стихотворением подпись неизвестной рукой: «В Москве. Dim on joua aujourd'hui Freischutz. Composé par Eugène Boratinsky mon cousin Nathalie». Перевод: «Воскресенье, сегодня играли Вольного стрелка. Сочинено Евгением Боратынским моим кузеном Наталия».
«Вольный стрелок» - опера К. Вебера. А вот о кузине Наталии, увы, нам ничего неизвестно. И все-таки: могла ли дата «31 ноября» быть шуткой поэта? В пользу этого говорит то, что и само стихотворение написано с улыбкой. Возможно, но все-таки с датами поэты шутят редко. Да и время для шуток не совсем подходящее: в стране траур по императору Александру I. Да и не в характере Баратынского розыгрыши. Он говорил: «На Руси много смешного, но я не расположен смеяться…» В том же ноябре 1825 года писал другу: «Судьба для меня не сделалась милостивее… Теперь именно начинается самая трудная эпоха в моей жизни…»
Трудно поверить и в случайную ошибку в дате. По воспоминаниям современников Баратынский был на редкость педантичным человеком. Рассеянностью он не страдал. Все мемуаристы говорят о его ясном и строгом уме. «Едва ли можно было встретить человека умнее его»? - вспоминал князь П. А. Вяземский. При этом он бывал «остроумен, игрив, но все это как умный человек, а не как поэт».
Если вы посмотрите на портреты Баратынского, то они сразу напомнят вам об Олеге Янковском. Вот кто мог бы блестяще сыграть Баратынского в кино! И ведь роман замечательный есть о поэте («Недуг бытия» был написан Дмитрием Голубковым в конце 1960-х годов), и давно можно было бы экранизировать его. Но - время упущено. И нам остается «Тот самый Мюнхгаузен», где волею Григория Горина в главном герое не остается ничего от забавного немецкого барона, сочинявшего небылицы. Баронского в горинском Мюнхгаузене столько же, сколько было его в бароне Дельвиге. Это вообще очень русский поворот судьбы: снимали о чем-то далеком, чужом и смешном, а получилось - о близком, нашем и трагичном. Получилось, что Мюнхгаузен - русский поэт. И Янковский до боли похож на Баратынского. «Такие люди смотрят на жизнь не шутя, - писал о Баратынском современник, - разумеют ее высокую тайну, понимают важность своего назначения и вместе неотступно чувствуют бедность земного бытия».
Кстати, помните: Мюнхгаузен в фильме датирует свое письмо 32 мая, на что ему все кричат: «Такого числа нет!» И он пытается объясниться: «Послушайте же наконец!.. Я открыл новый день. Это одно из самых великих открытий, а может, самое-самое… Я шел к нему через годы раздумий, наблюдений… И вот оно пришло — тридцать второе!..»
Мне кажется, что Евгений Баратынский, назвавший свой знаменитый сборник «Сумерки», знал, как тянет нас в ноябре к свету, как дороги нам в эту пору даже маленькие подарки. Вот он и подарил нам еще один день осени.
Как все-таки удивительно, что в календаре нет дня пустого для русской поэзии.
Конечно, не все дни по-болдински плодоносны, но каждый стоило бы почитать как день рождения того или иного классического стихотворения. И это значит, что можно прожить круглый год вместе с русскими поэтами, в созвучии с их высокими чувствами и мыслями, с их чутким вниманием ко всему, что происходит в природе, за окном.
Поэзия как воздушный корабль переносит нас через пропасти времени, и мы воссоединяемся с эпохой наших предков как с эпохой родных нам не только по крови, но и по духу людей.
К сожалению, поэты конца ХХ - начала ХХI века стали небрежны к датам (поэтому в "Строках дня" вам встретятся и не датированные стихи). Лишь несколько современных поэтов записывают время создания того или иного своего поэтического текста. С особенной благодарностью хочу назвать имя одного из моих любимых поэтов Ларисы Миллер: вот уже шесть лет она ведет в ЖЖ беспримерный поэтический дневник «Стихи гуськом: новые и старые» - ежедневно (!) пополняемое авторское собрание стихотворений разных лет.
Однажды я спросил поэта Новеллу Матвееву: «Какой замысел у Господа, когда он посылает в мир поэта? Зачем? Для чего?..»
Новелла Николаевна задумалась, а потом ответила: «Наверное, всё-таки для пробуждения совести в людях. Поэты, если они настоящие поэты, - они где-то близки к священникам. Они торопят нас к добру...»
Вскоре в журнале «Нескучный сад» я прочитал ответ священника (и одновременно — замечательного поэта) Сергия Круглова школьнице Кате, которая написала в редакцию полное сомнений письмо. Кате задали в школе выучить одно их хрестоматийных стихотворений Блока, а ей показалось, что оно противоречит вере, что «верующий человек так бы не написал».
Вот что пишет Кате отец Сергий: «Здравствуйте, Екатерина!.. Упоминание о поэзии не могло меня не задеть: я пишу стихи вот уже четверть века. И десять лет служу священником. Крестился я довольно поздно, в 30 лет, но не избежал начального этапа входа в Церковь, через который проходят все... В порыве неофита я уничтожил все свои стихи (а к тому времени у меня были публикации и в России, и за рубежом), много книг выбросил на помойку, посчитав всё это, говоря вашими словами, «не по вере». И несколько лет стихи не возвращались ко мне… А потом - вернулись, хотя уже и на ином, христианском уровне. Оказалось, что поэзия и вера - не враги, а друзья.
Поэзия - Божий дар человеку, тот самый евангельский талант, который надо не зарывать в землю, а развивать и служить им ближнему. Ведь и Самого Бога святые отцы называют «Поэт», «Творец»… Я понял, что от Бога - не только то, что есть в церковной ограде, но и вообще всё хорошее на земле и в людях…»
Завершу свой затянувшийся рассказ словами Василия Андреевича Жуковского, составителя одной из первых русских поэтических антологий. Вот как он писал 17 декабря 1810 года, предваряя своё «Собрание русских стихотворений»: «Мы думаем, что наше Собрание, при всех могущих скрываться в нём недостатках, должно быть принято от всякого любителя поэзии с удовольствием. Наперёд раскаиваясь в неосторожности своей и невежестве, просим читателя просветить нас своими советами…»
Ссылки по теме:
