От полюса холода до горячих точек

Текст: ГодЛитературы.РФ

Фото: издательство «Аякс-Пресс»

Журналист и писатель Владимир Снегирев собрал свои дневниковые записи и лаконичные портреты самых разных людей, с которыми сводила его жизнь, в одной книге с говорящим названием «Как карта ляжет. От полюса холода до горячих точек» (издательство «Аякс-Пресс»).

Сам автор называет свою жизнь богатой на приключения, а своих героев — необыкновенными людьми. От обычных граждан их отличает либо печать таланта, либо совершенные ими подвиги. Журналисты, шахтеры, разведчики, летчики, полярники, воины-афганцы, деятели культуры, путешественники, генералы, космонавты — эта мозаика есть не что иное, как портрет эпохи и как дань уважения автора тем, кем он всегда искренне восхищался.

Еще в книге постоянно присутствует тема нравственного выбора: между добром и злом, жизнью и смертью, ленью и работой, друзьями и начальниками, верностью и предательством, долгом и бесчестьем, желанием написать хорошую книгу и соблазном заработать деньги на «халтуре»… Автор избегает категоричных суждений и выводов, чаще он задает вопросы, приглашая своих читателей вместе поразмышлять над этими вечными темами.

Владимир Снегирев приглашает вас на презентацию своей новой книги 5 июня в 11:30 в павильон «Библиотека».

Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги «Как карта ляжет. От полюса холода до горячих точек»:

Перечитывал сейчас все, что включил в эту книгу и вдруг понял, что здесь много эпизодов про то, как трудно порой сделать верный нравственный выбор.

Собственно, вся наша жизнь и складывается из необходимости то и дело делать выбор. Между добром и злом. Ленью и работой. Друзьями и начальниками. Верностью и предательством. Желанием написать хорошую книгу и соблазном заработать деньги на «халтуре».

Но были в истории такие ситуации, когда пространства для выбора не оставалось.

Оказавшись в Чехии, я как-то почти случайно заехал в городок Терезин, он в шестидесяти километрах от Праги. Типичное поселение времен Австро-Венгерской империи: солидная крепость с казематами, рвом, бастионами, подземными ходами, ровные улицы с солидными домами. Главная площадь с храмом и ратушей. Живут люди, играют дети, работают магазины.

Это и потрясло меня больше всего. Потому что в годы войны все граждане Терезина были выселены, а город превратили в тюрьму, куда со всей Европы стали свозить евреев. Всего через гетто прошли 155 тысяч человек. Более 35 тысяч из них умерли в самом Терезине. Почти все остальные нашли свой конец в газовых печах лагерей смерти Освенцима, Бухенвальда, Треблинки. Выжили единицы.

Мне было непонятно, как это можно теперь жить в этих домах, ходить по этим улицам? Ну, непонятно и все.

Прошло два года. По телевизору услышал, что ровно семьдесят пять лет назад из Терезина отправился первый транспорт с евреями — их, две тысячи человек, повезли тогда в Ригу, где уже был налажен процесс массового уничтожения.

И я понял, что надо опять ехать в Терезин. Чтобы попытаться понять, как там все было.

Теперь я провел там два дня. Гулял по безупречно прямым улицам. Говорил с жителями. Рассматривал экспонаты музея. Ночевал в единственном отеле, где тогда жили нацисты. Покупал мандарины в магазинчике, где тогда была лавка для узников.

Я тщетно пытался поставить себя на место тех несчастных, кому назавтра предстоял путь в газовые камеры Освенцима. Но светило солнце, стоял легкий мороз, небо было голубым, и мало что напоминало здесь о трагедии далеких лет.

Меня не обступали тени из прошлого. Ночью во сне надо мной не склонялся призрак гестаповца в черной форме. Местные жители выглядели точно также, как обыватели других городков чешской провинции. Лишь однажды в старом каземате, где раньше находился морг, откуда-то сверху, из-под кирпичных сводов, раздался сдавленный стон. Но, возможно, это был скрип двери или порыв ветра.

Даже музей — типичное заведение наших дней со стандартными витринами, фотографиями и надписями на чешском, немецком, английском языках — не оставлял в душе глубокого следа.

Но меня не покидала надежда найти нечто такое, что помогло бы проникнуть в тайну этого места.

Однажды пришел в Магдебургские казармы. Там в одной из комнат без конца крутили черно-белый документальный фильм «Фюрер дарит евреям город».

Вот где я встал как вкопанный, не в силах сдвинуться с места. Никогда я не видел такого завораживающего кино. Это было кино, снятое явно талантливыми людьми, мастерами своего дела. Каждый кадр выстроен безупречно. Свет, звук, монтаж - все в этом фильме высочайшего качества. Но самым поразительным оказалось содержание ленты: на экране показывалась жизнь самого счастливого города на земле. Дети, взрослые, старики — все до единого излучают радость, они прекрасно одеты, выглядят сытыми и благополучными. Школьники поют на сцене, молодые люди азартно гоняют футбольный матч, девушки, смеясь, работают в поле, пожилые играют в шахматы и слушают классическую музыку. Вечером на главной площади звучат вальсы, все танцуют на фоне цветущих роз. Любой человек, посмотревший фильм, захотел бы немедля стать жителем этого райского места.

Но только местом этим был Терезиенштадт, еврейское гетто, откуда еженедельно отправлялись транспорты в лагеря смерти.

Созданное в конце 1941-го гетто существовало как грандиозная «потемкинская деревня», как один из самых успешных (если это слово употребимо здесь) проектов геббельсовской  пропаганды.

И я стал разбираться с этим. Прочел книги, вышедшие в Израиле, Штатах, Великобритании, у нас в России. Разговаривал с сотрудниками музеев. Списался с историками. В итоге родилась статья для газеты, возможно, лучшая из всех, которые я написал.

Я написал о том, как летом 1944 года Терезин навестила комиссия Международного Красного Креста, и как фашистам удалось втереть очки этой комиссии. Она не заметила там никаких признаков геноцида, а, напротив, отметила в своем заключении, что город является образцовым еврейским поселением, «санаторием для привилегированных евреев».

Затем, чуть позже, руководство рейха приняло решение снять в гетто пропагандистский фильм. А что? Нужные декорации уже есть: клумбы с розами, беседка с оркестром, герань на окнах. В качестве режиссера комендант лагеря оберштурмбанфюрер Рам предложил узника Курта Геррона.

Геррон — известный в кругах европейского искусства человек, поставивший прежде много фильмов и спектаклей, обладавший талантами музыканта, актера, режиссера. Кому же еще делать кино, как не ему?

Источавший энергию, переполненный творческими планами, Курт Геррон, даже оказавшись в гетто, не унывал, говорил, что обязательно снимет такой фильм, который сделает его знаменитым на весь мир.

Ирония судьбы: злодей эсэсовец Рам теперь выступил в роли продюсера, а еврей Геррон в роли режиссера. И он исполнил-таки свою мечту: об их совместном фильме после окончания Второй мировой войны заговорил весь мир.

Режиссер сам проводил репетиции с главными героями и массовкой, сам ставил свет, организовывал кадр, монтировал и подбирал музыку. Самым трудным для него было убрать с лиц печать ужаса. Справлялся.

Иногда, отодвинув в сторону оператора, чеха, специально выписанного из Праги, он сам смотрел в глазок камеры: верно ли выстроен кадр?

Он работал так увлеченно, словно это были студии Голливуда, а не казармы лагеря смерти.

Может быть, Геррон забыл в те дни, кто он, кто все эти люди в кадре и кто эти люди в черных мундирах. Он делал свой лучший фильм.

Невероятные вещи происходили. Сами нацисты велели организовать в гетто оркестр, игравший запрещенные в Германии свинги и джаз. Евреям и это дозволено! Снимай, Геррон.

Композитор Краса и его юные исполнители, дети гетто, вышли на сцену, опера «Брундибар», торжество добра над злом. «Кто любит справедливость, остается верен ей и не боится, тот нам друг», - звенели детские голоса. Снимай, Геррон.

Глава совета старейшин Пауль Эпштейн, недавно заступивший на свой пост вместо Якуба Эдельштейна (расстрелян), вызубрив специально написанную для него речь, восхвалял гестаповцев за заботу о евреях. Снимай, Геррон.

Все в том фильме выглядит безупречно: постановка сцен, операторская работа, монтаж, звук, свет.

Вот почему я надолго замер у экрана в Магдебургских казармах, это был действительно необыкновенный фильм.

Работа над ним была закончена 11 сентября 1944 года. Сразу вслед за этим десять транспортов отправились в Освенцим - со всеми главными актерами и массовкой. Всего семнадцать тысяч человек.

Некоторых, в том числе главу совета старейшин Эпштейна, уничтожили прямо здесь, в Малой крепости.

Одиннадцатый, транспорт вышел из гетто 28 октября. И последним пассажиром, кто шагнул в этот поезд, был Курт Геррон. Говорят, он шел к своему вагону, не спеша, с гордо поднятой головой. «Как король», - заметил один из выживших в Терезине евреев.

Жаль, никто этого уже не снимал.

По прибытии в Освенцим был убит почти сразу.

На счету фашистов много преступлений. Но это, возможно, одно из самых вероломных, самых иезуитских.

Ведь надо же было так все устроить, что его невольными соучастниками становились, вроде бы, приличные люди и даже будущие жертвы.

Сотрудник Международного Красного Креста Морис Россел — человек, служивший в самой гуманитарной организации, - говорил, что не увидел в гетто ни малейших признаков фарса.

Талантливый еврей Курт Геррон, снявший свой лучший фильм, говорил, что эта работа может оттянуть гибель и его собственную, и других узников гетто.

Строчка из дневника терезинского, узника: «Для историка и социолога это неисчерпаемый источник опыта и знаний».

Но вот вопрос: извлекли ли мы из этого опыта должные уроки?..