Комический Тор, смешной Рагнарёк

Текст: Мария Елифёрова

Фото: афиша фильма «Тор: Рагнарёк»

Недавний фильм «Тор: Рагнарёк» вызвал почти единодушно восторженную реакцию кинокритиков. А мнения зрителей, особенно сведущих в предмете, разделились.

Знатоки скандинавской мифологии упрекали сценариста: он, мол, не изучил мифологию как следует. Тор превратился в клоуна, валькирия почему-то чернокожая - вот наиболее частые упреки. Валькирия-мулатка вызвала особенное негодование (кое-кто из зрителей не преминул пройтись по адресу пресловутой американской политкорректности). Эти зрительские реакции - отличный повод разобраться, что мы на самом деле знаем о мифах скандинавов.

Как это ни странно, о подлинной скандинавской мифологии известно не так уж много. По сравнению, скажем, с индийской или древнегреческой - ничтожно мало. Поклонников древней Скандинавии, возможно, утешит тот факт, что у римлян до контакта с греками мифологии вообще почти не было - все мифологические сюжеты, кроме истории Ромула и Рема, римлянами заимствованы. Напомним, что у язычников, как правило, не бывает священных книг, фиксирующих канонические сюжеты («Веды» индуизма - редкое исключение). А скандинавы к тому же не пользовались письменностью до крещения. Хотя руны были изобретены еще в I веке, их использовали только для кратких надписей на камне, дереве и металле. Никому не приходило в голову записать ими какой-нибудь рассказ.

Единственный источник по мифологии древних скандинавов, который можно считать аутентичным - небольшой корпус поэм под условным названием «Старшая Эдда», записанных уже в христианское время, в XIII веке. Они, вероятно, восходят к дохристианскому эпосу, хотя у современных ученых есть подозрения, что тексты подвергались редактуре христианских книжников. Но вот беда - об устройстве космоса и о природе богов в дошедших до нас текстах «Старшей Эдды» говорится мало и туманно.

Основная информация на эту тему исходит из так называемой «Младшей Эдды» Снорри Стурлусона, ученого и политика, также жившего в XIII веке. Снорри не претендовал на то, чтобы дать достоверные сведения о языческой мифологии своих предков. Его целью было создать практическое пособие по «литературному мастерству». А поскольку в поэзии фигурируют мифологические образы, то он приложил к теоретической части своего рода хрестоматию мифологических сюжетов, как бы поясняющую, о ком идет речь. Именно эту часть его сочинения, которая у автора носит название «Видение Гюльви» (если точнее - «Мороченье Гюльви»), в современном обиходе и именуют «Младшей Эддой». Мифология здесь дается с точки зрения некоего путешественника Гюльви, слушающего рассказы богов о самих себе. В этих рассказах и появляются красочные детали описания быта Асгарда и событий Рагнарёка.

Однако у Снорри имеется также и пролог, начинающийся в чисто христианском духе с рассказа об Адаме и всемирном потопе. В этом прологе боги-асы, как и положено языческим богам в сочинении христианского книжника, предстают обычными людьми, которых обожествили невежды. Снорри сочиняет даже псевдонаучную историю асов, выводя их из… Азии! Он поселяет Тора во Фракии, отождествляет богиню Сив с Сивиллой и объявляет кельтские топонимы в Англии наследием языка асов (не напоминает штудии нынешних фолк-историков?). Затем вдруг в рассказ об асах вклинивается тот самый Гюльви, который почему-то очень хочет с ними пообщаться. Псевдоисторический трактат разом превращается в сказочное путешествие к богам, которые затем начинают рассказывать о себе сами, начисто забывая про Адама, Сивиллу и Фракию, - скандинавский колорит дальше выдерживается последовательно.

Так что же, боги, говорившие с Гюльви, все-таки настоящие? В финале читателя снова поджидает сюрприз. Гюльви очнулся в чистом поле один-одинешенек, как будто все ему приснилось. Но, видимо, не совсем приснилось:

«Асы же стали держать совет и вспоминать все, что было ему рассказано, и дали они те самые имена, что там упоминались, людям и разным местностям, которые там были, с тем чтобы по прошествии долгого времени никто не сомневался, что те, о ком было рассказано, и те, кто носил эти имена, это одни и те же асы».

Кем же были асы, встреченные Гюльви? Богами из легенд, услышанных им, или самозванцами, которые присвоили себе «биографии» богов? И о ком повествовали легенды - о богах или о людях? Этот вопрос зависает в воздухе. Очевидно, что Снорри он волновал в последнюю очередь.

Языческая мифология для него была лишь поводом к увлекательной литературной игре.

Литературная переработка и христианизация скандинавских мифов у Снорри в ряде случаев видна на поверхности: это, например, деление альвов на «светлых» и «темных», небесные обители праведных Гимла и Бримир, настойчивая демонизация Локи как источника всего зла. Однако масштабы его дарования таковы, что во многих случаях именно его версия мифа стала канонической. Так случилось с мифом о Бальдре. Есть данные, что существовали альтернативные версии этого сюжета: у Саксона Грамматика в «Истории датчан» нет ни заклятия неуязвимости, ни омелы, а убивший Бальдра Хёд вовсе и не слеп - он молодой и здоровый соперник Бальдра за любовь богини Нанны. «История датчан» написана на полвека раньше «Младшей Эдды», и тем не менее ее версию сюжета о Бальдре принято считать «поздней переделкой» - потому что она не отвечает нашим представлениям о языческом колорите.

Вместе с тем многое у Снорри, очевидно, восходит к подлинным мифам. Между «Младшей Эддой» и «Старшей» есть существенные точки пересечения, и одна из них - внимание! - это настойчивый элемент комизма в изображении Тора. Могучий громовержец - победитель великанов, он постоянно выглядит недотепой и мишенью для шуток. У Снорри он ночует в варежке великана, приняв ее за дом, а затем великаны подвергают его серии розыгрышей, как будто бы унизительных - он не может поднять кота, терпит поражение в борьбе с дряхлой старухой и т.д. Когда разъясняется, что кот был на самом деле Мировым Змеем, старуха - самой старостью, репутация Тора восстанавливается. Эпизод общения с великанами заканчивается на удивление дружелюбно. В «Старшей Эдде» Тора разыгрывает его собственный отец Один, устроив с ним забавную перебранку, из которой мы, в частности, узнаем, что Тор босиком и без штанов («Песнь о Харбарде»). В другой песне Тора и вовсе переодевают в женское платье и засылают к великанам в качестве «невесты», чтобы вернуть похищенный молот («Песнь о Трюме», в которой, кстати, Локи выступает вполне положительным персонажем). Так что здесь фильм попадает в точку: 

изображение Тора как простоватого, своего в доску, отчасти комического персонажа имеет давнюю традицию. 

И как раз этот образ Тора, по-видимому, аутентичен. Мы привыкли судить о мифологии по возвышенному регистру античных сюжетов, но более архаические мифы часто включают в себя смеховые мотивы.

Литературная обработка XIII века - не единственный фильтр, через который прошло наше восприятие скандинавской мифологии. На него в значительной мере повлиял неоромантизм XIX века и в особенности оперы Вагнера со всей сопутствующей традицией визуального оформления постановок. Им мы обязаны стереотипным представлением, что мир скандинавского мифа должен быть населен исключительно нордическими блондинами. Но мир викингов был ничуть не менее глобальным, чем наш, - они совершали набеги от Каспия до Испании, завоеванной маврами, и были знакомы с представителями разных народов и рас. Похороненный в Гнёздово, под Смоленском, скандинав ухитрился довезти до Руси статуэтку Будды. Еще более пестрым был мир эпохи Великого переселения народов, которая, как считается, отразилась в другом цикле песен «Старшей Эдды» - героическом. Германское племя вандалов добралось до Северной Африки, а Европа столкнулась с нашествием гуннов. Напомним, что валькирия Сигрдрива, разбуженная Сигурдом, отождествляется затем с Брюнхильдой, сестрой Атли, царя гуннов (более известного как Аттила). 

Так что в своей земной ипостаси Брюнхильда имела монголоидную внешность.

Если же говорить о мифологических персонажах, то в большинстве случаев совершенно неясно, как они выглядели. Правда, Хеймдалль, изображенный в фильме черным, как раз один из немногих персонажей, про которого совершенно точно известно, что он белый - так что здесь можно заподозрить режиссерскую шутку. Вот Хель как раз могла бы быть негритянкой, потому что в сагах встречается эпитет «черный, как Хель». Однако на ее роль почему-то выбрали белоликую Кейт Бланшетт.

Мифология не есть нечто застывшее и канонизированное, она постоянно меняется и интерпретируется.

Уже Снорри Стурлусон видел мифы не так, как их видели викинги, а уж видение Вагнера или Константина Васильева точно имеет мало общего с древними представлениями. Каждая эпоха видит миф по-своему. Если фильм в чем-то и можно упрекнуть, так это в шаблонности, которая навязчиво выдается за удалой постмодернизм - особенно в части костюмов и грима. Стиль Локи заимствован из провалившегося в прокате фильма 2005 года «Сын маски». Хель - типовая диснеевская злодейка, не менявшаяся с 1950-х, и зачем было стричь бедного Тора под Рассела Кроу из «Гладиатора»? Что касается Одина, то, даже ничего не зная о франшизе, можно угадать с одного раза: это будет Энтони Хопкинс, ныне утвердившийся в амплуа благородных старцев. Хотя куда как интереснее было бы увидеть Одина более молодым и брутальным - например, в виде контуженного ветерана войны, который бредит и швыряется бутылками: в конце концов, его имя происходит от слова «ярость», όð. Единственный мифологический персонаж, который получился сколько-нибудь оригинальным, это та самая деклассированная валькирия-мулатка. Что ж, «Тор» 2017 года - не последняя и не окончательная интерпретация скандинавской мифологии. Пока герои развиваются - они живут.

Читать по теме: