Боец, а не убийца

Подготовка текста: Андрей Васянин

Фрагмент текста и обложка предоставлены издательством

Американский - и с недавних пор российский - борец в разряде смешанных единоборств стал одним из героев сегодняшних дней - получив мандат депутата совета Красногорского городского округа. По словам бойца-законодателя, прошедшего по спискам «Единой России», он не намерен вступать в партию и хочет остаться депутатом независимым.

Независимость всегда была одной из главных черт Монсона - свидетельств этому несть числа в его только что вышедшей в издательстве АСТ книге. Книге человека сильного, но не всесильного, способного на поступки, умеющего проигрывать. Вот фрагменты «Пути бойца».

Джефф Монсон «Путь бойца. Автобиография без купюр. О себе, победах и поражениях»

Перевод  Т. Калединой. — М.: АСТ, 2018

хххххх

Возможно, у меня не было настоящих друзей, но враг имелся точно. Его звали Патрик-Немец, он жил по соседству со мной, был постарше и покрепче, смуглый, кучерявый. А ещё он был подлым, издевался надо мной при встречах, задирал, толкал меня, охаживал и кулаками, верёвками, палками - всем, что было под рукой. Однажды они с приятелями прижали меня к забору и кожаным ремнем, меняясь, больно и звонко отхлестали меня. Я ничего не мог с этим поделать. Однажды он погнал меня вверх по лестнице своего дома, пока мы не оказались перед дверью его квартиры. Я колотил по двери изо всех сил, пока не появилась его мать и не прекратила мои мучения.

Патрик-Немец часто снился мне, и во сне я, собравшись, мог улетать от него, как Супермен. Жаль, что такие способности отсутствовали у меня в реальной жизни.

ххххххх

Отчим схватил меня за волосы и начал орать, брызгая в лицо слюной. Я тоже завёлся - с меня было довольно издевательств Майка. Я сгрёб его в охапку и бросил на пол: он лежал, а я сидел сверху и не знал, что делать дальше - я был все же бойцом, а не убийцей. Я держал его за горло он был в моей полной власти - а потом посмотрел отчиму в глаза и увидел то, чего не ожидал увидеть — животный страх, покорность и полное признание моего превосходства.

Прибежала мама, крича от страха, и я его отпустил.

Больше всего на свете я ненавижу несправедливость. Мысль о том, что один человек может унижать другого, пользуясь своим превосходством, просто выбивает меня из колеи. Отчим Майк не был монстром, он был невротиком, и тут стал для меня олицетворением несправедливости. Я дал ему отпор и был вознаграждён. Спасибо тебе, Майк, за это.

ххххххх

Я на 100 процентов знал, что победил, и когда подняли руку Рибейро, то

просто онемел. Я ринулся к судейским столикам, орал, требуя объяснений, но

ответом мне были тупые взгляды и пожимания плечами.

Когда я сошёл с настила, толпа начала издеваться надо мной, скандируя на португальском

«Лузер! Лузер!». Я в ответ стащил с себя шорты, зашвырнул их в морду крикунам, и пошёл по арене голым. У дверей раздевалки меня схватили копы, пытаясь арестовать за непристойное поведение, но вступился тренер, выкрикнув что-то на португальском.

А свои шорты я потом увидел на фото в журнале: оказалось, что парень, в которого они попали, выставил их в витрине своего магазина.

ххххххх

Любой может в день боя выдать героическое представление, но не всякий продереться на арену сквозь изматывающую ежедневную череду монотонных тренировок.

Когда UFC снова позвала меня в свои ряды, на подготовку к бою оставалось шесть недель. Я был не готов к нагрузкам, так что мне предстояла тяжёлая работа.

В первый день я бил по груше, повторяя упражнение пять раз по три минуты. Но это было не просто бесцельное битье: я оттачивал технику, двигался вокруг груши и обрушивал на нее столько ударов, сколько мог, кулаками, коленями, локтями, затем отдыхал минуту и приступал к новому раунду. Атаковал яростно, изо всей силы, и к концу этих пяти раундов не мог поднять руки, мне не хватало воздуха, я опускался на колени, не в силах стоять, меня тошнило.

Два дня такого наказания привели меня в сносную форму, и я приступил к полноценным тренировкам… Я упорно придерживался тренировочного плана и спал в спортзале, кроватью мне служил мат, а спортивная сумка — подушкой. Я всё время был один, скучал по жене и особенно по детям. Но продолжал работать, выступал и тренировался постоянно. Находился в окружении прекрасных тренеров и отличных друзей, имел в распоряжении лучшие тренажеры. Это было чистое, почти монашеское существование. Я жил своей мечтой. Я не хотел большего.

ххххххх

Я иногда не могу сдержать свои чувства, когда слышу музыку, которую люблю. Первый раз такое случилось в Израиле, когда я прослезился, выходя под песню Audioslave’s «Like а Stone», напомнившую мне о жене. Следующая — когда я бился за титул UFC, то попросил поставить на выходе на арену «Imagine» Леннона и эта прекрасная нежная мелодия завела меня покруче хэви-металла. И совсем недавно я на московской арене, заполненный русскими болельщиками, вышел на бой под великолепный, полный достоинства и пафоса гимн Советского Союза, звучавший из динамиков и заполнявший всё пространство. Обычно песню прерывают, когда боец доходит до ринга, но гимн прозвучал полностью.

хххххх

Я был разгромлен и весь в крови, все за пределами клетки орут против меня, так же, как и миллионы, смотрящие эту кровопролитную схватку по телевизору. Но я не сдавался. В третьем раунде он своей правой сбил меня с ног ещё два раза. Как бревном долбил. Нижняя губа у меня была рассечена надвое, из неё хлестала кровь, правая икра была похожа на сырую котлету и ничего больше не чувствовала, несмотря на то, что удары еще обрушивались на неё. Каким-то образом я ещё стоял и даже умудрился ударить его пару раз - но слишком поздно, я был разбит, а он цел и невредим и моя мечта уложить его на лопатки испарилась. Несмотря на это, я шатался и ждал своей попытки. Услышав щелчок десятисекундного предупреждения, я схватил его - даже не покачнулся. Он был весь моей в крови, она покрывала его лицо и была размазана по груди.

Бой окончен. Мы обнялись, я пожал ему руку, обнял своих ребят, они ничего не говорят. Мы все знаем, что я проиграл. Нас вызывают и объявляют победителя, поднимая его огромную ручищу. Адреналин, который заряжал меня так долго, растаял. Меня тошнило. На пути в свой угол я почувствовал кровавую рану, прожигающую прямо за большой берцовой костью, и падаю. Это был последний шаг, который я смог сделать перед следующими шестью неделями.