Текст: Андрей Мягков
Фото: Аркадий Колыбалов/РГ
В 15:00 Алексей Иванов и Андрей Рубанов - писатели, которые в особом представлении не нуждаются - под чутким модераторским оком Кларисы Пульсон начали, по ее собственному выражению, «марафон разговоров на Красной площади». Авторы, не относящие себя к фантастам, совсем недавно выпустили по фантастическому роману: о том, как они до такого докатились и как вообще соотносятся фантастика и наша жизнь, и пошла речь.
Начали с истории о человеке, который как-то заявил Кларисе, что никогда не читал фантастику.
«Я не верю, что если человек любит чтение, то он не читал никогда ни одной фантастической книги, - ответил на это Рубанов. - Все эти разделения вообще придуманы для удобства торговцев, а не писателей».
«Сейчас, когда мы снова скатываемся в язычество, жанр фантастики вновь становится уважаемым», - начал протягивать ниточки к сегодняшнему дню Иванов.
На вопрос Кларисы: «Зачем вам, реалистам, фанатстика как инструмент, если вы можете не фантазировать?» - Рубанов не задумываясь ответил, что не может не фантазировать, а писатель должен уметь писать все.
«Мне кажется, фантастика проникает в реализм вот почему: это явление приобрело масштаб 5—7 лет назад, когда наша жизнь стала утекает в социальные сети, - дал теме новый поворот Иванов. - Осталась гольная социальность, и эта жизнь стала чрезвычайно невыразительной, это просто не будет иметь читателей. Нужна призма, чтобы заинтересовать читателя. Это может быть автобиографическая призма, посмодернистская или собственно фантастика».
«Современной реальности не хватает фантастической составляющей, драйва», - продолжила за него Клариса, но Алексей уточнил, что дело в драматургии. «Сейчас очень сложно стало снимать детективы, потому что ничего не происходит: люди ходят, говорят по телефону, а в конце на кого-то надевают наручники. Чтобы эту драматургию создать, и приходится прибегать к фантастической призме». А «Пищеблок» вырос исключительно из интереса Иванова к идеологиям, но не к фантастике как таковой - на что Рубанов тут же ответил, что его, наоборот, не интересуют идеологии. «Литературу, мне кажется, не нужно писать из головы - нужно ее из позвоночного столба извлекать».
«Что вы хотели бы изменить своими книгами?» - спросила Клариса, подразумевая, что когда-то фантастика если и не меняла, то как минимум предугадывала облик мира. Первым ответил Иванов: «Я же не наивный юноша. Пишешь не из этих соображений, просто, как говорил Лев Толстой, «не могу молчать». Чем старше становишься, тем меньше шансов, что тебя изменит художественная. Нон-фикшн - да, художественная нет». Рубанов вновь не согласился: «Все, что нас окружает, - это художество. Не нон-фикшн делает нас людьми, а искусство». Кто-то захлопал. А когда речь вновь зашла о постмодернистах, Андрей рубанул: «Постмодернисты - это трупы, всё, до свидания» - и сорвал уже вполне себе театральные аплодисменты.
Под занавес Клариса предложила писателям выбрать себе фантастические способности. Иванов возжелал всезнание, бессмертие и талант. А Рубанов поначалу заявил, что у него все есть и ничего ему не надо - но после протеста Кларисы выбрал богатырское здоровье, а не бессмертие - ведь жизнь человека должна быть конечна.
Незадолго до конца спикеры выразили надежду, что жанровые ярлыки сотрутся и останутся не реализм и фантастика, а хорошая и плохая литература. Понадеемся и мы.
