Текст: Юрий Татаренко/РГ
Фото: twitter@marlib456; Виктор Васенин
Недавно мы отметили 220-летие Александра Сергеевича Пушкина. Чуть раньше - 100-летие Бориса Слуцкого. Своеобразный юбилей отмечает и признанный мэтр современной поэзии Евгений Рейн - ровно 35 лет назад вышла первая книга его стихов. Сегодня среди молодых поэтов Евгений Рейн по праву считается уже классиком. О том, что такое поэзия вчера и сегодня, с Евгением Рейном побеседовал Юрий Татаренко.
Пожалуй, вновь пришло время вспомнить строчку Пастернака: "Нас мало. Нас может быть трое..." Ощущаете ли вы единство зубров отечественной поэзии - Евгения Рейна, Александра Кушнера, Олега Чухонцева?
Евгений Рейн: Духовное единство и родство, безусловно, ощущаю. Я очень давно знаю и Александра Кушнера, и Олега Чухонцева. С Сашей мы росли, можно сказать, в одной детской. И Ленинград (именно Ленинград) остается для нас главной, вечной и неиссякаемой любовью, т.е. лейтмотивом для творчества. С Олегом я познакомился позже и сразу оценил его особую неповторимую поэтику, его стихи для меня всегда неизменно интересны.
Россия, двадцать первый век - это место и время для поэзии?
Евгений Рейн: Увы, нет. Хотя еще продолжают сочинять высокочтимые мной поэты помимо трех вышеназванных - это Сергей Гандлевский, Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков, Михаил Синельников, Ирина Евса, Виктор Куллэ, можно было бы список продолжить, но не слишком... А среди ушедших я бы прежде всего назвал внезапно и непоправимо рано ушедшего Виктора Гофмана. Считаю, что это невосполнимая утрата для русской поэзии, огромная рваная рана... Нынешний век слишком заражен практицизмом, гламуром, вседозволенностью в поэзии и просто откровенной ерундой... Кроме того, фатальный урон поэзии нанес интернет... Я пытаюсь вспомнить, когда в истории цивилизации технический прогресс наносил смертельный удар творчеству любого рода, и не могу дать ответ... Видимо, это действительно новый виток в духовной жизни человечества
Можно ли "выучиться на поэта"? В чем специфика ваших семинаров в Литинституте?
Евгений Рейн: Я уже более четверти века преподаю в Литературном институте. Разумеется, выучиться на поэта нельзя, научить писать стихи невозможно. Человек может любить стихи, может даже отлично разбираться в поэзии, но, если у него отсутствуют способности, он в самом лучшем случае немного поднатореет в версификации. Но это не более чем совокупность механических приемов. Единственное условие: человек должен быть наделен поэтическим даром. Если такая одаренность есть, ее можно развивать, ставить какие-то задачи, будить воображение, пытаться научить студента претворять собственные жизненные впечатления и опыт в творчество. Кроме того, на семинары постоянно приглашаются разные поэты, и вот такое живое общение очень много дает молодым стихотворцам.
Признак удачного стихотворения - это..?
Евгений Рейн: Вопрос сложный. Я думаю, что это совпадение множества ситуаций, состояния души, услышанного "все победившего звука", передача минутного переживания в точно найденных словах, неожиданной мысли о прошедшем или хорошо известном, ну и так далее. Это невозможно определить, как невозможно дать определение самой поэзии.
Как часто вы писали стихотворение с первой строки?
Евгений Рейн: Да, порой приходит какая-то строка или даже просто метафора, и потом она обрастает "виноградным мясом", по выражению Мандельштама. В принципе у меня стихотворение пишется сразу, но позже я могу изменить слово или строфу, сократить и т.д.
Хороший поэт - это жизненный опыт и мастерство. В какой пропорции они должны быть, как вы считаете?
Евгений Рейн: Я бы сказал 100% на 100%.
Что такое в вашем представлении современная литературная Москва?
Евгений Рейн: Я бы сказал, это уже не тот Вавилон моей молодости (хотя, конечно, такой взгляд чисто субъективный и даже где-то возрастной). Сейчас очень много площадок, музеев, залов библиотек, литературных кафе, каких-то культурных центров и т.д. Выступают очень разные стихотворцы, и, наверное, это хорошо. Но и этой литературной жизни нанесен сокрушительный удар - совершенно не оказывается никакой поддержки главному оплоту литературной жизни, толстым журналам. Они всегда были ориентирами и маяками в литературе. Сейчас многие из них закрываются или находятся на грани закрытия. Если власть имущие не осознают очень простой и вечной истины, что за культуру надо платить, то очень скоро все это выродится в дешевую попсу.
Чему Рейн научил Бродского и чему научился у него?
Евгений Рейн: По первой части вопроса - это к Бродскому. Просто он был моложе меня на пять лет, и в молодости эта разница кажется очень существенной. Он не слишком хорошо знал русскую поэзию, в основном ориентировался на переводы в "Иностранке". Я в этом смысле знал гораздо больше, не говоря о знакомстве с Ахматовой в девятилетнем возрасте, огромной домашней поэтической библиотекой, знакомстве со многими тогдашними ленинградскими поэтами, регулярным посещением книжных барахолок и т.д. Бродский же был практически неофитом. И я об очень многом ему просто рассказал. Я неоднократно об этом писал в своих мемуарах. Второй вопрос - не знаю. Мы очень много общались. Когда я с ним познакомился, а это был сентябрь пятьдесят восьмого года, он писал такие стихи, которые потом сам же терпеть не мог и, я думаю, никогда бы не напечатал. Он был тогда совсем молодым человеком, хотя, может быть, и не молодым для поэзии, потому что поэзия - удел молодых, но ему было уже восемнадцать-девятнадцать лет, и он больше всего увлекался модернистской западной поэзией - околореволюционной, потому что никакую другую у нас в те времена не переводили. Это были Назым Хикмет, Пабло Неруда, Яннис Рицос. С точки зрения европейца, западного человека, это были очень большие поэты. Неруда - нобелевский лауреат. Они, видимо, действительно большие поэты, хотя мы знаем их в переводах. Иосиф был их явным подражателем, хотя и Неруда, и Хикмет, и Рицос, все писали свободным стихом. Иосиф же в это время почти не использовал свободный стих, он писал нормальные русские стихи, регулярным стихом, с рифмой, но тем не менее от этих стихов мало что осталось. Я даже затрудняюсь сейчас привести какой-то пример.
Иосиф прошел несколько очень отчетливых этапов, причем в юности эти этапы у него довольно часто сменялись. Потом он уже сформировал свой собственный стиль. Однако последние, скажем, двадцать с чем-то лет у него таких этапов не было. Менялись всякого рода настроения. Но сердцевина, в смысле идеологии, и техника уже были однажды созданы, и он их, на мой взгляд, практически не менял. А вот в молодости он, как Пикассо, прошел довольно быстро несколько периодов, которые друг на друга совершенно не похожи. И я не могу сказать, что чему-то у него научился. Просто я как поэт сформировался гораздо раньше, и если что-то и менял, то сугубо в собственном мейнстриме.
Что вы думаете на вечную тему "художник и власть"?
Евгений Рейн: Возможно, я сейчас выскажу совершенно утопическую идею. Но я считаю, что не поэт должен обслуживать власть, а власть должна обслуживать поэта. Об этом говорил еще Александр Сергеевич: "Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу, а небом избранный певец молчит, потупя очи долу..." Это было бы полезнее и для власти во всех смыслах...
Оригинал статьи: «Российская газета» — 07.07.2019
