Музыка — мистерия вселенной. К юбилею Александры Пахмутовой

Текст: Борис Евсеев

Борис Евсеев — писатель, скрипач, выпускник РАМ им. Гнесиных и автор романа "Некоторые подробности мелкой скрипичной техники" — в подробностях рассказал нам о мелкой (в восторженном смысле) композиторской технике Пахмутовой, песни которой всенародно узнаются по двум первым тактам.

Песня — упрямый жанр

Из сотен, даже тысяч песен — советских и постсоветских — песни Пахмутовой выделяются неповторимым мелодизмом, удачной оркестровкой и точным подбором текстов, способных оттенить особенности творческой манеры композитора.

Слушать песни уютно и усладительно. А вот сочинить запоминающуюся мелодию нелегко. Песня — упрямый жанр. Она как клад: просто так никому в руки не даётся!

Из чего сотканы песни Пахмутовой: «Усть-Илим», «Беловежская пуща», «Мелодия», «Ненаглядный мой»? Ответ вроде на поверхности. Из любви к родным просторам, из комсомольского задора, советского романтизма 60—70-х, любовных переживаний.

Всё так. Но это внешняя оболочка.

Смысл соединяемого с музыкой стиха может быть значимым. А вот интонация, которой эта значимость высказана — лживой. Правдивую и стилистически «выдержанную» стиховую интонацию Пахмутова ищет и находит всегда: в стихах Николая Заболоцкого, Роберта Рождественского, Риммы Казаковой, Николая Добронравова... Музыкальная интонация отличается от поэтической: она не только средство выражения мыслей и эмоций, но и средство чисто звукового, физического — точного или неточного — воздействия. От неточной интонации рушатся мосты. Неточная музыкальная интонация валит с ног даже здорового человека. Однако впитав в себя «музыку стиха» и его экспрессивно-смысловое значение, точная музыкальная интонация обязательно приобретает собственную ценность. «Втянув» в себя стих, музыкальное интонирование начинает развиваться по своим законам, реагируя на образную систему стиха изменением ладовых тяготений, тембровой окраски, переключением регистров и разнообразием нюансировки. Так и у Пахмутовой: маршеобразные стихи вдруг оборачивались неожиданным минором («Песня о тревожной молодости»), в простеньких любовных признаниях проступала невыводимая грусть («Старый клён»).

В одном из писем к великому князю Константину Романову (поэтический псевдоним — К.Р.) Чайковский настаивал: "Главное в вокальной музыке 0151 правдивость воспроизведения чувств и настроений". Но что такое правда в музыке? Это отсутствие интонационной, а следовательно, и нравственной фальши. У Пахмутовой попросту нет фальшивых нот. И настроения в её песнях не вздорно-бодряческие, а наполненные энергетикой молодости, трепетным ожиданием творческого труда и сердечной ласки. Это и есть психологические мотивы, коренящиеся в подсознании композитора и проступившие в музыке.

Московская школа композиции

Путь Пахмутовой определился сразу и навсегда. Помог отец, Николай Андрианович: он не стал, подобно Леопольду Моцарту, делать из маленькой Али заводную концертную куклу. Может, поэтому, едва овладев инструментом, она и стала сочинять: легко, свободно, без оглядки на публику. В пять лет написала маленькую пьеску «Петухи поют». Позже стала импровизировать, используя темы народных песен.

Существует расхожее мнение: лучшие композиторы рождаются в семьях профессиональных музыкантов. А как же Мусоргский? А Чайковский? Мнение это опирается на традиции немецких миннезингеров. В России — по-другому. Отец Али был самоучкой и привил ей лишь начальные навыки. Поэтому «за музыкой» приходилось ездить далеко: с семи лет матушка трижды в неделю возила маленькую Алю на поезде за 18 километров из родной Бекетовки в Сталинград. Результат не заставил себя ждать:

Дальше — Центральная музыкальная школа в Москве, ежедневные многочасовые занятия на фортепиано, попытки сочинять, вдумчивое изучение теории музыки. Кстати, сразу после войны, в 1945-м, вышел документальный фильм «Юные музыканты». Для съёмок были отобраны лучшие молодые исполнители. Среди них — Александра Пахмутова.

Просматривая те кадры, диву даёшься: с какой внутренней силой миниатюрная, коротко стриженная девушка с ясным выпуклым лбом садится за рояль, и, сосредоточившись, играет одну из частей собственной Сонатины!

Ещё одна веха — Московская консерватория. А там — самобытная русская композиторская школа, которую Пахмутова прошла не у кого-нибудь, — у знаменитого Виссариона Шебалина. Шебалин — ученик Мясковского, близкий друг Шостаковича - воспитал нескольких выдающихся композиторов. Среди них: Тихон Хренников, Борис Чайковский, Софья Губайдуллина, Эдисон Денисов. Были у Шебалина и литературные наклонности: в юности он входил в футуристическую группу «Червонная тройка». Словом, ученица и учитель нашли друг друга.

Что сочинила в те годы Александра Николаевна? Полюбившийся многим исполнителям Концерт для трубы. Создала обработки русских народных песен для голоса и фортепиано: «На Иванушке чапан», «Не заря ты, зорюшка». Написала «Четыре миниатюры на народные темы» для струнного квартета. Фольклор повлиял и на замысел четырехчастной симфонической «Русской сюиты». Удавалось не всё. Так и не вышла за рамки ученической работы кантата «Василий Тёркин», оставшаяся неизданной. Здесь, думаю, сказалась недооценка особенностей, присущих этой музыкальной форме. Кантата — слишком торжественный жанр для бойца. Да и хореическим стихам Твардовского не вполне соответствует. По-иному прозвучал бы цикл песен! Но переделывать «Тёркина» Пахмутова не стала. Двинулась дальше, создав симфонические увертюры «Юность» и «Тюрингия», музыку к радиоспектаклям: «У самого синего моря», «Не проходите мимо», «Педагогическая поэма» и другие вещи.

Страна поёт — страна живёт!

Сквозь музыку всегда просвечивает жизнь её творца. Может, и не вся жизнь, но творческая манера поведения в жизни — несомненно.

Александра Николаевна сочиняла, как жила: безыскусно, весело, энергично.

Песни её становились всё популярней. Однако на крупные уступки широкой публике Пахмутова не шла. Более того, в некоторых её песнях-размышлениях чувствуется «непесенный» драматизм развития и прослеживаются лейтмотивы. То есть присутствует оперность! Но и при такой скрытой оперности вместимость «песенного зала» под названием СССР-Россия Пахмутова всегда учитывала. Страна поёт — значит, страна живёт! Восстанавливает ткань естественной, а не декларативной жизни!.. Кое-кто ворчал: мол, Пахмутова пишет для широкой публики, а настоящие вещи сочиняются лишь для узкого круга. Узкий круг, конечно, важен. Но и широкий — тоже. Те, кто клянёт популярность, путают поделки «для всех»» с неподдельным: «для всех, как для себя».

В одном из интервью Александра Пахмутова сказала: «Я — внучка Римского-Корсакова». Тут не худо бы вспомнить, что говорил по этому поводу великий композитор: "Вы видите, — писал он в 1897 году, — в направлении моих нынешних романсов как бы подлаживание к вкусам певцов и большой публики. А я смотрю на это иначе: в требованиях мелодичности, певучести и ширины певцы и большая публика правы. Публика неправа там, где требует пошлости… В этом отношении я под ее вкус не подлаживался, а старался быть ближе к Глинке, потому, что Глинка всегда благороден и изящен. Опроститься — дурное и даже корительное слово, а сделаться проще, естественнее, шире — не мешает, и даже необходимо, не только мне, а и всем».

В те годы лучшими песнями были как раз песни популярные. Что популярно, а что нет, помогали понять частые выступления в глубинке. Мощный толчок творчеству Пахмутовой дала поездка по городам Сибири вместе с поэтами Гребенниковым и Добронравовым, которые написали об этой поездке книгу «В Сибирь, за песнями!». Итог поездки — цикл «Таёжные звёзды». В тринадцати песнях — целая панорама умонастроений и эмоций, присущих молодёжи второй половины ХХ века. Многие из этих песен — «Звёзды над тайгой», «Главное, ребята, сердцем не стареть», «Девчонки танцуют на палубе» — распевались как народные.

Песни ещё из двух циклов — для эстрады циклы были внове, — посвящённые лётчикам («Обнимая небо», «Мы учим летать самолёты» и др.) и морякам («Усталая подлодка», «Верю тебе, капитан!», «Море зовёт»), — очень скоро запели все, кто имел слух и голос.

Музыкальная речь Пахмутовой

Каждый профессиональный композитор выстраивает собственную знаковую и музыкально-смысловую систему — семантику. Впервые важнейший термин «музыкальная семантика» был введен Борисом Асафьевым. Он считал, что музыка способна превратиться «в полную значимости живую образную речь», что смыслообразованием в музыкальном произведении управляет интонационная основа музыки («мыслительное интонирование»). Говорил Асафьев и о том, что в качестве знака выступает музыкальный оборот, а в качестве значения — его смысл. Получается: музыкальная семантика — это область соотношения музыкального оборота и его смыслового значения.

Музыкальные обороты Пахмутовой всегда узнаваемы.

Её «музыкальная речь» опирается на ряд специфических приёмов: например, ей свойственна особая плавность в связках между небольшими попевками. Органически сливаются с этой плавностью и характерные скачки, — как в песне «Надежда», — делающие округлую мелодию тревожно-восклицательной и лирически взыскующей.

Особенности русского «мыслительного интонирования» Пахмутова сумела сделать неповторимыми и в то же время сладко ожидаемыми. Повествовательность и сюжетность её музыки, отталкиваясь от стихов, создают волнующую динамику подлинных, а не мнимых явлений действительности.

«Нежность»

Одна эта песня могла бы стать пропуском в манящий композиторский рай. Главная тема «Нежности» — по силе и взволнованности равная темам первых частей из скрипичных концертов Чайковского и Глазунова — приближается и возвращается к нам, как самолёт капитана Экзюпери, ведущего свою последнюю аэрофотосъёмку. Или как заплутавший над океанами отчуждения и печали космический челнок. Эти небесные блуждания вызывают ответную волну нежности. Песня рассказывает о возвышенных чувствах с наивной сердечностью, без тени риторики, всегда опошляющей любовные мотивы. Само слово «нежность» на фоне сдержанно-повествовательных интонаций музыкальной речи становится некой лазерной иглой, ведущей за собой через всю песню пульсирующую световую нить. Чтобы разнообразить повторы ключевого слова, Пахмутова окружает его трепетными полувопросительными интонациями и вводит цепь неустойчивых гармоний.

Ощущение скрытого контраста между счастьем и горьким одиночеством подталкивает слушателей к раздумьям о собственной судьбе. При этом вокальная строка наполняется не вполне характерной для композитора задыхающейся паузностью. Мелодия, совершив три восходящих круга, подводит — уже тихонько утирающего слезу — слушателя к кульминационному скачку. Предвидя возражения, всё-таки скажу: в этой композиции я слышу интонации колыбельной песни. Все женщины-композиторы — прирождённые мастерицы колыбельных песен. Но не все применяют эти характерные ритмы и интонации в своём творчестве. Жаль! Может, именно такого, чисто женского «колыбельного» начала и недостаёт музыке некоторых из них. У Пахмутовой колыхания «люльки с песнями» слышны очень часто…

Важно и то, что «Нежность» ясно обозначила конец трубадурской куплетной формы, этой многовековой инерции четырехстрочий. Песня давала толчок новой отечественной импровизационности: как в музыке, так и в стихе. Досадно, что за этой новизной тогда никто не последовал.

Кстати, прозвучала «Нежность» и в космосе.

Вот воспоминания Пахмутовой: «Это был 1967 год. Космонавту Мосолову позвонил Гагарин — поздравил с днём рождения и попросил меня к телефону. Я подошла к телефону, он говорит: «Алечка, я хочу сказать, что Володя Комаров перед полётом просил передать вам с Колей благодарность за песню „Нежность“».

«Где-то в поле, возле Магадана…»

Стихотворение Заболоцкого обычно не вписывается в «наградной лист» Пахмутовой. Значение песни в другом — в осмыслении тяжкой скорби, которая одна только и может предварить настоящее духовное веселье. Неожиданные подвизгиванья кларнета и умиротворяющая гармошка (не замеченный в любви к народным инструментам Булгаков вводит гармошку в самых щемящих местах «Белой гвардии») придают простенькой мелодии неожиданный оттенок. В такой оркестровке бессмертные, но отнюдь непростые строки Заболоцкого — Дивная мистерия вселенной / Шла в театре северных светил… — становились понятны и зэку, и заплутавшему в снегах золотодобытчику.

Мелодия этой песни, без сомнения, отдаёт лагерным шансоном. Но не симфонические же этюды разыгрывать над двумя замерзающими в магаданской низине стариками?

Mysterion — таинство, тайна. Во многих песнях Пахмутовой тайна, без сомнения, существует. Причём не как загадка, а как обещание: впереди — радость и свет!

Классика, ставшая песней

Музыка — мистерия вселенной. Мелодия в России — по-особому высказанная мысль. Александра Пахмутова смогла эту мысль совместить с музыкальной речью. Именно Пахмутова превратила классику в песню, а нас одарила великолепными мелодиями, в которых всегда можно услышать тайные и явные высказывания русского мелоса о нашей жизни: то беспечной, то скорбной, то обманчиво-мирной, то походной.