Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Иллюстрации: Анна Леон
Лев Овалов - всем известный литературный псевдоним Льва Сергеевича Шаповалова (1905—1997). Он умер в глубокой старости, практически не оставив архива: всю жизнь Овалов соблюдал привычку уничтожать черновики. Правда, кое-что он решил передать Орловскому литературному музею - и с этим было связана одна из самых громких литературных находок XXI века…
Конечно, главное, что он создал - это именно майор Пронин, знаковый рыцарь Госбезопасности на все времена. Всем чекистам чекист. Хотя сам писатель Лев Сергеевич Овалов больше ценил свои производственные романы, а про детективные рассказы говорил, что «щёлкал бы их, как орешки, если бы понадобилось». Они писались легко. Как сказал другой автор, «из собственной судьбы он выдергивал по нитке». Отец писателя - Сергей Шаповалов - погиб на фронте в самом начале Первой Мировой, в 1914 году. Один из главных героев пронинского цикла - Виктор Железнов - тоже потеряет отца на фронте…
Коммунист из дворян
Лев Шаповалов, отринув дворянское происхождение, рано стал комсомольцем, затем - коммунистом, познал, что такое Гражданская война. Принял революцию всем сердцем, как и его любимый поэт - Александр Блок. И коммунистом был настоящим. В те годы писатели с партийным билетом еще считались редкостью. В основном - попутчики. А он по-настоящему был готов ставить ногу на горло собственной песне, если так нужно для общего дела, в которое Овалов - между прочим, потомственный дворянин - верил. Впрочем, аристократом был и основоположник спецслужбы, которую Овалов воспевал - Феликс Дзержинский. О нем Лев Сергеевич всегда вспоминал с пиететом.
К тридцатым годам он был, что называется, «известным писателем и литературным деятелем». Образцовая биография молодого коммуниста, участника Гражданской войны, вступившего в партию пятнадцати лет отроду, а до этого создавшего волостную комсомольскую ячейку в селе Успенском на Орловщине... Там писатель сполна повидал и кулаков, и диверсантов, и мнимых и явных шпионов - всех героев будущей советской остросюжетной прозы.
На закате НЭПа Овалов внес свой вклад в развитие советской детской поэзии, выпустив несколько книжек с задорными антимещанскими стихами для мальчиков и девочек. «Пятеро на одних коньках» - книжка с цветными картинками - стала любимым детским чтением 1927 года. Там с первых строк ясно, что перед нами - не просто детский писатель, а революционер.
В середине тридцатых Овалов написал соцреалистическую повесть об Уралмаше и попадал в советско-китайский политический узел, не распутанный и в наше время. Заглавная героиня повести Зина Дёмина выходит замуж за китайца Чжоу, который работал на нашем заводе. Потом Чжоу возвращается в Китай, чтобы бороться с врагами, а Зина предпочитает остаться на Родине. С прототипами всё было иначе: сын Чан Кайши Цзян Цзинго увёз советскую девушку Фаину Вяхрёву в Китай… Сын генералиссимуса побывал главой китайского правительства, а после триумфа Мао, вместе с отцом обосновался на Тайване, где в 1975-м сменил Чан Кайши на посту президента. В СССР его звали Чан Чинго - болельщики международной политики, несомненно, помнят это имя. А первой леди Тайваня была та самая заводская девчонка Зина Дёмина из оваловского романа, точнее, её реальный прототип. Вспоминали ли они своего знакомого по далёким тридцатым, по заснеженному Свердловску - писателя Овалова?
Наш красный детектив
В конце тридцатых и литераторы, и читатели ощущали потребность в создании детектива на современном советском материале. После провала пропагандистской кампании «ежовых руковиц», когда железный нарком оказался врагом народа, а во главе НКВД встал более мягкий и дипломатичный Берия, нужно было утеплить образ чекиста в прессе и литературе. Овалов стал одним из пионеров жанра и безусловным лидером первого поколения мэтров остросюжетной литературы. В то время он был главным редактором журнала «Вокруг света».
Сначала Лев Сергеевич обратился к знакомым писателям с просьбой написать что-нибудь «про шпионов», но в шерлокхолмсовском ключе. Однако никто не рискнул прикоснуться к этой новой и скользкой теме. Тогда редактор решился на собственный эксперимент.
Именно эксперимент - литературный этикет требовал особых пояснений для первого пронинского рассказа «Синие мечи». Говорилось, что в этом рассказе мы берём на вооружение заморскую форму шпионского детектива, чтобы она служила нашему потребителю, как служат на наших заводах и фабриках импортные станки. Успех этого коротенького рассказа был так велик, что возникла необходимость проследить литературную генеалогию героя — молодого чекиста Ивана Николаевича Пронина. В первую очередь вспоминались выпуски книжных сериалов десятых годов — про Шерлока Холмса и Ника Картера, про пещеру Лехтвейса и русского сыщика Путилина, про Ната Пинкертона и похождения Ирмы Блаватской… Шерлок там был, конечно, не дойловский, а рыночно-лубочный. Корней Чуковский называл его «отвратительным двойником» настоящего Холмса с Бейкер-стрит. В этих брошюрах «с продолжениями» хватало великосветских негодяев, загипнотизированных красавиц, немногословных боксёров и коварных отравителей. Герои объяснялись выразительно, как сейчас бы сказали брутально... Конечно, герой советского детектива не мог походить на этих монстров буржуазного масскульта. Он должен быть не менее успешным, но Овалов стремился добавить к картонным фигурам прежних сыщиков человеческой теплоты и героической идейности. Совсем не случайно он присвоил своему герою совсем недавно появившееся звание майора Госбезопасности. Пронин — профессионал, действующий контрразведчик. И дело пошло…
В русской литературе с давних пор сложилась традиция презрительного отношения к легкому жанру. Его даже «подлым» называли. А Овалов, как ни крути, стоял у истоков «военных приключений», которые с успехом заменили для миллионов советских читателей классический детектив.
Он был не одинок. В том же 1939 году, одновременно с первыми рассказами майора Пронина, в нескольких театрах СССР была поставлена пьеса Льва Шейнина и братьев Тур «Очная ставка» - про шпионов, чекистов и бдительных москвичей. Для Европы времечко было военное, для Советского Союза - предвоенное. И нет ничего удивительного в моде на короткие армейские прически, духовые оркестры и мужественных героев. Властителем дум становится и молодой поэт Константин Симонов, посвятивший военной героике львиную долю своего творчества в стихах и прозе. Несколько ранее, в 1937 году молодой долговязый поэт-орденоносец Сергей Михалков (его талант к тому времени уже признали и Чуковский, и Булгаков, и Фадеев) опубликовал в детском журнале стихотворение в гайдаровском духе «Граница». Его юным героям удаётся рассекретить коварного и опытного врага:
В глухую ночь, в холодный мрак
Посланцем белых банд
Переходил границу враг -
Шпион и диверсант.
Он тихо полз на животе,
Он раздвигал кусты,
Он шёл на ощупь в темноте
И обошёл посты.
По свежевыпавшей росе
Некошеной травой
Он вышел утром на шоссе
Тропинкой полевой.
И в тот де самый ранний час
Из ближнего села
Учиться в школу, в пятый класс
Детей ватага шла.
Шли десять мальчиков гуськом
По утренней росе,
И каждый был учеником,
И Ворошиловским стрелком,
И жили рядом все.
Они спешили на урок,
Но тут случилось так:
На перекрёстке двух дорог
Им повстречался враг.
- Я сбился, кажется, с пути
И не туда свернул! -
Никто из наших десяти
И глазом не сморгнул.
- Я вам дорогу покажу! -
Сказал тогда один.
Другой сказал: - Я провожу.
Пойдёмте, гражданин.
Стоит начальник молодой,
Стоит в дверях конвой,
И человек стоит чужой -
Мы знаем, кто такой.
Есть в приграничной полосе
Неписаный закон:
Мы знаем всё, мы знаем всех:
Кто я, кто ты, кто он.
Советский Холмс
Ветер дул в паруса шпионского детектива. И всё-таки каждый успех нового, остро-популярного жанра давался с боем. В журнале «Красная новь» Овалову отказали в публикации «Рассказов о майоре Пронине». Тогда упрямый новеллист принёс рукопись в «Знамя», к главному редактору Всеволоду Вишневскому. Вишневский предчувствовал шумный успех новой серии рассказов о Пронине, но отзывы рецензентов из НКВД были строги. Что делать? Классик советской революционной драматургии, автор «Оптимистической трагедии» обратился лично к Вячеславу Михайловичу Молотову. Железный председатель Совнаркома ознакомился с рукописью и дал свою резолюцию: «Срочно в печать». И знаменские публикации, и отдельное издание рассказов, стали бомбами, незабываемыми событиями в истории массовой литературы. После публикации «Рассказов майора Пронина» и «Рассказов о майоре Пронине» Лев Овалов приступил к повести «Голубой ангел». Заметим, что в рассказах писатель с изяществом передал образы рассказчиков. В первом цикле таковым выступил сам майор, во втором — всевидящий автор. Очень тонко, без формальных излишеств, Овалов даёт нам «почувствовать разницу».
О нем несколько раз одобрительно писал Виктор Шкловский - и Овалов гордился этим. Именно Шкловский поднял вопрос о «советском Холмсе». Правда, сосредоточился не на сходстве, а на различиях между двумя сыщиками.
Но и сближения очевидны! «Голубой ангел» - это оваловская «Собака Баскервилей». По многим признакам повести схожи. Пронин, как и Холмс, принимает участие в расследовании скрытно, поручив его своему подчас незадачливому помощнику и ученику. А сам действует тайно, нарядившись в старое зелёное пальто. Во-вторых, это именно повесть - лаконичная, остроумно поделенная на главки, таинственная и страшноватая с первых страниц, но не лишенная юмора.
К тому же, именно к этой повести Пронин стал явственнее напоминать Холмса. Он так же подтрунивает над коллегами, так же всеведущ, ироничен и аналитичен.
В первых рассказах мы видели еще «зеленого» чекиста из народа, который «брал» пытливостью, смекалкой и упорством. Ошибался, получал по шее, но не складывал оружия - и продолжал свою борьбу со шпионами, на ходу превращаясь в аса контрразведки.
От тюрьмы не зарекайся…
А у самого автора биография сложилась негладко - между прочим, как и у любого из прототипов майора Пронина. Разведчик, не знавший провалов - это что-то из области фантастики. Вот и Льва Овалова подстрелили на взлёте. В 1941 году в СССР не было писателя популярнее. В «Огоньке» выходила с продолжениями лучшая его повесть о майоре Пронине - «Голубой ангел». Самая изящная и загадочная. Классическая предвоенная повесть. В первый день войны на Моховой состоялся творческий вечер Овалова - и, как вспоминали очевидцы, поклонники на люстрах висели. А потом - арест, допросы. Как водится, очень разные следователи. Среди них он встретил и своих поклонников, и прямолинейных вышибал. За что его арестовали? Сам Овалов предпочитал такую формулировку: «За раскрытие методов работы советской контрразведки». Конечно, это мифологическое обвинение - хотя, очень возможно, оно и звучало на допросах.
В лагере, а особенно - в ссылке ему помогло медицинское образование. Писательский талант тоже помог - его любили и берегли как рассказчика с необыкновенной фантазией. Быть может, из тех лагерных рассказов родился его самый популярный и разухабистый роман - «Медная пуговица», да и не он один. Там царит неуправляемый полёт фантазии, иногда выходящий за пределы хорошего тона. Недаром эта книга надолго стала добычей пародистов.
Медная пуговица
Вернулся он только после смерти Сталина. Его восстановили и в Союзе писателей, и - главное - в партии, с сохранением стажа. Однажды, услышал в ЦДЛ вольнодумный разговор молодых литераторов, он подошёл к ним и негромко сказал: «Я бы лучше еще лет пять провел в ссылке, чем слышать здесь, в московском кабаке, такие речи».
Он работал то в АПН, то в журнале «Москва», то на вольных хлебах. Гордился, что «пробил» в печать «Маленького принца» Экзюпери.
Из ссылки он привез несколько приключенческих сюжетов - всем на зависть. «Медную пуговицу» Анатолий Софронов принял в «Огонек». Ее публиковали с продолжениями, с иллюстрациями Петра Караченцова (его сына-актера вы, наверное, знаете). Над «Пуговицей» посмеивались за невероятные и несколько легкомысленные приключения советских разведчиков в оккупированной немцами Риге. Был там и майор Пронин - под маской фельдфебеля Гашке. Там меньше литературного блеска, чем в «Голубом ангеле». Но это первоклассное непритязательное чтение. Особенно до 50-х годов. Но книжка почему-то не понравилась Никите Хрущеву. Подшивки «Огонька» с «Пуговицей» в библиотеках зачитывали до дыр, роман перевели на десяток языков, в двух странах вышли его телеверсии, а отдельного издания на русском языке всё не было… Лет 20 пришлось ждать!
За это время Овалов опубликовал в популярной «Юности» и отдельным изданием в яркой обложке шпионскую повесть «Букет алых роз». Валентин Катаев ценил Овалова. Возможно, оваловская продукция напоминала ему «серийные» детективы одесского детства, о которых он вспоминал не без ностальгии. Только советские военные приключения «для миллионов» были написаны все-таки значительно изящнее тех поделок.
Не было проблем и с изданием романа «Секретное оружие». Но это была последняя книга про майора Пронина. Не считая той, которую удалось найти много лет спустя… Писал он в те годы более тяжеловесно, возможно, не так остро чувствовал дух времени, как в предвоенные годы. Хотя по-прежнему шутил, рассуждал на модные темы вроде балета и рок-н-ролла… Но первые 6 рассказов и «Голубой ангел» - это всё-таки вершина пронинианы, самые искренние и психологически точные книги об Иване Пронина. О том, как он из простого парня, красноармейца, фронтовика, превратился в аса разведки и контрразведки, в профессионала мирового уровня.
В отсутствие майора
Много лет Овалов ничего не писал про майора Пронина, хотя издательства были заинтересованы в продолжении приключений легендарного чекиста. Даже не возвращался к одному уже начатому роману, который, признаться, политически несколько устарел после смещения Никиты Хрущева. Слишком уж многое там держится на разоблачении «бериевщины». Для 1970-х книга была слишком смелой в этом смысле. А для перестроечных и постперестроечных лет - слишком партийной. Он ведь остался апологетом партии, и даже чекиста Пронина - человека кристальной честности - в конце концов превратил в партийного деятеля.
Его родной брат после войны оказался в Канаде. Писатель тайком переписывался с ним. Они вспоминали прошлое, вернуть которое не удавалось еще ни одному романисту. И это, безусловно, тоже сюжет для шпионского детектива.
Овалов, как это часто бывает, не слишком жаловал своего самого популярного героя. В этом смысле он ничем не отличался от сэра Артура Конан Дойла.
Гораздо более важной он считал книгу о Розалии Землячке «Январские ночи», вышедшую в серии «Пламенные революционеры». Написана она действительно как будто на одном дыхании - легко. Своей удачей он считал и повесть «Помни обо мне», которую написал, глубоко погрузившись в трагедию молодой сектантки. Недавно эту книгу переиздали. Уж не знаю, прочитали ли… К Пронину автор относился несколько пренебрежительно. Правда, на склоне лет перечитал рассказы - и, поглядев на них со стороны, признал: написано неплохо и даже лихо.
Шли десятилетия, и журналистов, которые выходили на стареющего писателя, интересовал именно Пронин. И писатель, конечно, рассказывал о том, какую роль сыграл этот герой в его судьбе: «Берия нажаловался на меня Сталину, и… Не сравниваю себя с Радищевым, а "Рассказы майора Пронина" с "Путешествием из Петербурга в Москву", но мне, как и Радищеву, пришлось поплатиться за свою книгу пятнадцатью годами жизни. Радищев провел восемь лет в остроге и семь в ссылке, и я провел восемь лет в лагере и семь в ссылке. Печальное совпадение. На Радищева обрушилась Екатерина Вторая, а на меня - Берия и Сталин. Однако ко мне история отнеслась благосклоннее. Противники Пронина давно уже отправились ad patres, а Пронин живет себе и живет. Борется, страдает и любит!»
Это правда. Пронин остался обязательным чтением для все ценителей жанра.
Мне довелось знать и Льва Сергеевича, и его замечательную супругу Валентину Александровну. Это была настоящая, многолюдная, московская семья - тёплая, гостеприимная. Светлая квартира на Ломоносовском проспекте, скромный кабинет. Он привез жены из ссылки, и более верного человека вряд ли можно было представить. Как влюбленно она на него поглядывала! А было автору «Майора Пронина» за 90… Он цитировал Блока и Ахмадулину, Шкловского и Ленина… Наступало царство торговли - и это не нравилось вечному романтику и комсомольцу. Идеалов своей юности он не предал - хотя рассуждал обо всем без лишней горячности, со смущенной улыбкой. Слишком много он пережил и в двадцатые, и в сороковые. Многое познал и, как писали в старинных романах, превзошел. Овалов погружался в далекое прошлое, в историю предков, не менее драматичную, чем темная сумятица 1990-х… Года превратили его в иронического философа – хотя и далеко не хладнокровного. И в бессмертии своего героя он уже не сомневался - ставил его на одну доску с самыми легендарными героями приключенческой литературы…
Последний его замысел был связан с историей семьи Шаповаловых, Он хотел написать хронику своей династии на фоне эстафеты эпох… Замысел, быть может, не новый, но смелый. Сил не хватило.
Увы, он так и не довел до ума эту книгу. В последние годы работать становилось труднее: он болел, терял силы, редко покидал свое московское пристанище на Ломоносовском проспекте. Но… неожиданно вернулся к поклонникам жанра с новой книгой через двадцать лет после смерти.
На склоне лет Лев Овалов не сомневался, что создал гениального сыщика. Незадолго до смерти он начал предисловие к пронинскому циклу такими словами: «Перед войной в мире было три великих сыщика: отец Браун, Шерлок Холмс и майор Пронин». Не больше и не меньше.
Читают ли Овалова сегодня? По крайней мере, майор Пронин остается «именем нарицательным».
Правда, его частенько связывают с милицейской тематикой, а это полнейшая чепуха, обидное отклонение от писательского курса. Милиционеров много, а он - чекист, начавший службу еще во времена Дзержинского.
Книги Льва Сергеевича переиздаются частенько - конечно, не космическими тиражами. Но они не канули на дно колодца.
Открытый роман
А вот это - настоящий детектив.
Разведчик, как бы глубоко он ни внедрился, всегда мечтает вернуться на Родину. Но возвращаются разведчики редко. А затерянные, неизвестные, законспирированные книги - ещё реже. Тем ценнее такие возвращения. Книга вернулась случайно. Во многом благодаря исследовательской энергии краеведа Александра Полынкина и хранителей замечательного орловского Государственного литературного музея имени И.С. Тургенева.
Это, пожалуй, самая автобиографичная из оваловских книг о Пронине. Во-первых, сам Лев Овалов действует в «Тайнах чёрной магии» достаточно активно. Мы помним, что он вышел на сцену еще в «Голубом ангеле», там эпизоды с участием автора тоже обрамляют сюжет, но здесь это обрамление вышло основательным и подробным. Во-вторых, книга, написанная вскоре после ХХ съезда, после реабилитации Льва Овалова, полна рассуждений о сталинских и бериевских «перегибах». Овалов больше никогда столь явно не изливал своих обид на тех, кто по ложному доносу отправил его в места, не столь отдалённые. После ХХ съезда непросто было объяснить людям, почему Сталин, который десятилетиями считался безукоризненным «отцом народов», допускал стратегические ошибки… При этом нельзя было поколебать веру в социалистическую Родину, надо было как-то сохранить основы советского патриотизма… Овалов сделал ставку на усиление партийности. Вера в партию помогала ему преодолеть разочарование в системе.
Автобиографические нити там проглядывают в каждой главе. Овалов последние годы ссылки провёл в Краснодарском крае, в станице Гиагинской, а в «Тайнах…» он поселил Пронина в станице Улыбинской. К тому же, писатель, прошедший ссыльную школу, пожалуй, несколько переборщил с таинственными мистическими мотивами, которые так любили его слушатели, когда он тешил их рассказами «на завалинке». Конечно, никакой тайны черной магии в романе нет. Преступник оказывается давним врагом советской власти, который талантливо замаскировался под знахаря. Но описания его дома, его мистических манипуляций получились недурно. Читать из и в наше время страшновато. Почему же Катаев в свое время отказался от публикации этого романа? Скорее всего, ему просто требовалось нечто не столь эклектичное. И, когда Овалов «выдал» броскую, но обыкновенную шпионскую историю в «Букете алых роз» - Валентин Петрович сдался.
И всё-таки вернемся к тому, с кого начали - к Пронину. Cоздать такой образ - народный, анекдотический, мифологический - это немало. Это то, что останется от ХХ века, хоть жги нас огнем. А значит, останется и писатель Лев Овалов. Долгожитель во всех отношениях, которому сейчас исполнилось бы 115 лет.
