Текст: Сергей Шулаков
Дель Торо Г. Кабинет редкостей: Мои зарисовки, коллекции и другие одержимости. Пер. с англ. Н. Аллунан. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. — 280 с.
Марк Скотт Зикри, американский писатель-фантаст, сценарист и автор основных интервью с дель Торо, впервые приехав к нему в особняк, был впечатлен до чрезвычайности: каждая комната там оказалась собранием фан-арта, буквально забита игрушками, объектами изобразительного искусства и всевозможными диковинами, вроде муляжа мертвого дракона, масками. Ведь известно, что каждый актер успешного фильма или сериала выпрашивает – а иногда может стащить без разрешения – часть реквизита или костюма, нечто, связанное с его ролью. А Гильермо дель Торо режиссер, ему обычно разрешения спрашивать не надо. Его дом переполнен подобными параферналиями ремесла: оружие Хелбоя, образцы грима всевозможных монстров и скульптуры невиданных животных, а за библиотекой хоррора – одной из нескольких в доме – присматривает Говард Ф. Лавкрафт в натуральную величину и в респектабельном костюме. «Оформлено все с величайшей тщательностью, словно яйцо Фаберже. Холодный дом — это то, каким был бы замок Ксанаду, если бы Чарльзу Фостеру Кейну было всего тринадцать и он был самым гениальным гиком всех времен». Кейн – американский медиамагнат, о необычной судьбе которого снят фильм «Гражданин Кейн»; и все же непонятно, как в таком доме можно жить.
Книга дель Торо похожа на его дом: фактически это иллюстрированный альбом с предисловием Джеймса Кэмерона и послесловием Тома Круза. Она напоминает роскошный каталог, что порой издают к пафосным выставкам, однако внутри не только описания коллекций, но также интервью режиссера, подготовленные специально к этому изданию, и рассказы о фильмах и пока что не исполненных проектах.
Отдельная часть артбука посвящена блокнотам дель Торо. Осознанно или нет, режиссер составляет их в стиле Леонардо, только гораздо, если так можно выразиться, современнее. Сценарные замыслы перемежаются здесь авторскими набросками, а страницы порой покрыты кляксами искусственной крови; часто в них "вклеены" различные памятные мелочи: так, в блокноте № 3 содержатся чек на поездку в лондонском такси и корешок заявления в полицию о потере предыдущего блокнота. Эти блокноты представляют для Дель Торо серьезную ценность, они для него - часть ремесла и в некоторой степени сам процесс творчества - в отличие от фильмов и домашней кунсткамеры, уже законченных. «Мы видим, как он обдумывает проблемы и вырабатывает решения, как он воспринимает настоящее и будущее сквозь призму тщательно оберегаемого оптимизма, уравновешенного болезненным опытом. На этих страницах работы Гильермо переплетаются самым таинственным образом: «Мутанты», «Блэйд 2», «Хребет дьявола», «Хеллбой II: Золотая армия». «Лабиринт Фавна» и «Тихоокеанский рубеж» сталкиваются друг с другом. Они вместе истекают кровью, делятся друг с другом идеями. Словно игрушки в лавке ожили, пока ее хозяин спит. <...>».
О «болезненном опыте» в (авто)биографической части сказано не совсем полно. Принято считать, что у Гильермо дель Торо возникли проблемы с церковью из-за того, что его бабушка была фанатичной католичкой. Но это не совсем так: не каждый, кто вырос в жестко религиозной семье, обязательно становится атеистом. Действительно, испано-мексиканская версия католицизма с ярко выраженной концепцией страдания могла как-то отразиться на мировоззрении. Но важнее, например, что дель Торо работал волонтером в психиатрической лечебнице, при которой находился морг. Для человека, с детства параллельно с Библией читавшего Лавкрафта и комиксы, это может иметь самые непредвиденные последствия.
Смесь латиноамериканского магического реализма с католицизмом, историей, верованиями индейцев, фэнтези- и хоррор-комиксами в творчестве Гильермо кого-то может оттолкнуть, но она совершенно уникальна. Наиболее отчетливо, контрастно эта смесь проявилась в фильме «Лабиринт фавна». Здесь можно увидеть жестокого франкистского офицера, испанских партизан – и фантастических персонажей: собственно фавна, проводника в волшебный мир, опасного «бледного человека» с глазами в ладонях, злобную гигантскую жабу, побежденную девочкой Офелией… Заметки и эскизы в блокнотах дают представление о том, насколько тщательно продумана здесь каждая деталь; платье Офелии, например, должно напоминать платье Алисы, попавшей в Зазеркалье. Это спорно: вряд ли существует какое-то каноническое платье Алисы, а отсыл к Кэрроллу и без того налицо. Гораздо интереснее декоративная сова: «Если внимательно посмотреть фильм, можно заметить, что сова вырезана на спинке кровати Офелии. А в оккультных традициях совы символизируют очень много чего, в том числе осознанность и пробуждение. Я подумал, что получится интересная ирония, если поместить их на кровати девочки. Она пробуждается, когда ложится (спать)», – говорит режиссер.
Дневниковые записи также дают понять, насколько неоднозначные персонажи дель Торо: например, флейта мудрого фавна оказывается сделана из человеческой берцовой кости. В свою очередь, даже Капитан армии Франко имеет свои мотивы: «Он мне не нравится, я не хотел бы иметь с ним дело, но я понимаю его».
«Суть магии в моем представлении, – говорит Гильермо дель Торо, – это когда ты говоришь миру, чего ты от него хочешь, и мир соглашается… Мне кажется, мир — это поток намерений. Духовных, физических, всяких. А мы — как решето в этом потоке. Если настроить размер ячеек своего сита... Когда ты желаешь чего-то, ты желаешь, чтобы размер ячеек был таким-то. <...> Мне очень нравится идея, что девочка спрашивает насекомое: «Ты фея?» — и оно превращается в фею. В этот миг происходит настоящее чудо и магия становится реальностью».
