Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Надо вещи убирать
Когда-то она начинала с живописи и со стихов. Начнем со стихов и мы:
- – Ищешь, ищешь – не найдёшь,
- А разыщешь – так поймёшь.
- Надо вещи убирать —
- Не придётся их искать.
Когда-то весь Советский Союз знал эти строки благодаря радио. Ведь именно радио давало связь с миром в тридцатые годы. А это было именно тогда, до войны. Уже – без малого – девяносто лет назад. Тогда мало кто знал фамилию автора этих детских радиопередач – воспитательных и занимательных. Зато все знали имя героини, да и в наше время оно не забыто, и мы нет-нет, да и скажем – Маша-растеряша! Помните? Конечно помните. Даже если не догадываетесь, откуда этот звон.
- «Бежит Маша в детский сад, торопится.
- А ребята в детском саду уже позавтракали и пошли гулять. Они увидели Машу и закричали:
- – Опоздала, Маша,
- Маша-растеряша!»
Фамилия автора этих рассказов стала известной чуть позже – Любовь Воронкова. Ее узнают в 1940-м, когда выйдет первая книга уже не слишком молодой писательницы – сборник рассказов «Шурка».
Девочка из города
Читали дети в те времена много. И не только патентованную детскую словесность. Конечно, в ход шла мировая приключенческая классика – в особенности та ее часть, которая хорошо переведена на русский. Но индустрия советской детской литературы развивалась исправно. Именно индустрия, в которой «большие батальоны» старались, чтобы появлялись всесоюзно известные герои, писатели, которые оперативно попадали в программы «по внеклассному чтению» - и их книги действительно читали и обсуждали в школе. Не в стиле нынешних больших государственных проектов, в которых главное – пустить побольше золотой пыли в глаза и еще больше «освоить бюджета». Книги частенько становились событиями.
О послевоенных детских судьбах она рассказала, быть может, больше и точнее других. Ее книги о сиротах, о деревенских детях той поры, о поисках дружбы психологически изящно выстроены, а иногда горьки, хотя закону счастливого финала Воронкова следовала даже в самых грустных своих книгах. И в трудную минуту герои находят крепкую руку друга. Как же без этого?
Нельзя не сказать о «Девочке из города». Воронкова сама отлично знала и городскую, и деревенскую жизнь 1910–40-х, знала, каково маленькой горожанке приживаться в крестьянской среде – и часто писала об этом. Или почти об этом. Но «Девочка из города» - еще и главная ее военная книга. Валентинка, девочка, в синем капоре и ботиках, осталась совсем одна. Отец погиб на фронте, мама и братишка – в собственном городе, захваченном немцами. Беженку приняли в деревенском доме. Но это не святочная история, в которой хорошее борется с лучшим. Она умела писать о трудностях – без паники, основательно. А лучшая из ее повестей о детях – пожалуй, «Гуси-лебеди». Это своеобразный вариант купринской «Олеси» для младших школьников. И в этом определении нет иронии. Пересказывать не стану, просто советую про (пере) читать.
Путешествие в прошлое
Писать изобретательно и много дано немногим. Воронкова из тех, для кого литературная работа – образ жизни. А она еще и переменила судьбу, нырнула в историческую романистику. И не утонула.
Так для Воронковой началась эпоха исторических романов, о которых она давненько мечтала. Ее потянуло в древность, по ее выражению – в глубь веков. Схожий путь примерно в то же время проделала куда более известная советская писательница – Вера Панова. Но исторические повести так и остались в тени тех образцов соцреализма, которые принесли Пановой громкую (и заслуженную!) славу. А Воронкова, оказавшись во владениях Василия Яна, написала, быть может, лучшие свои книги. В древней истории она нашла характеры, в которых можно увидеть предчувствие будущего, его ростки. У советской детской литературы имелись свои традиции и даже законы.
Македонский завоеватель, как известно, стал первым литературным героем, хорошо известным и на Западе, и на Востоке. И в России греческая «История об Александре Великом» стала, по существу, основой прозы. Но нашенские авторы до Воронковой писали о нем не так уж часто. Книги, конечно, выходили – и научно-популярные, и сюжетные. Но Воронкова затмила всех. По крайней мере – для мальчишек. И для тех (а таких немало!), в ком мальчишеский кураж остался и в зрелые годы.
Герой-завоеватель
Я был преданнейшим читателем исторической прозы Воронковой – начиная с дилогии об Александре Македонском («Сын Зевса» и «В глуби веков»), которую перечитывал многократно. Античность в позднем СССР любили. Многие читали и мифы в пересказе Николая Куна, и романы о Спартаке, и занимательные рассказы об истории Древней Греции и Рима, которые выходили с тридцатых годов. Добавляли колорита и мультфильмы Александры Снежко-Блоцкой. Незабываемые. Воронкова в этом контексте тоже – звезда первой величины. Она написала для детей эпопею вовсе не об ослепительном положительном герое, а о противоречивом гении, просвещенном, доблестном, кровавом. Завоеватели – люди не смирные, не сахарные. Сложность героя оказалась притягательной. Было ощущение авторской объективности.
Как хорош у нее Филипп Македонский! Я с тех пор и навсегда полюбил этого человека. Лукавого, неверного слову, во всех отношениях грешного, но такого целеустремленного. Предоставим слово ему - собственной персоной: «Я знаю, что думают обо мне… Что я не выбираю средств, чтобы добиться своего, могу предать друга, могу обмануть союзников, могу нарушить любую клятву. Ну что ж, пожалуй, все это так и есть. Но ты должен знать, что я все это делаю и принимаю такую хулу на себя ради одной цели – ради могущества Македонии. Я человек. Ни хуже, ни лучше я не стану оттого, что Демосфен в Афинах поносит меня». «Силой или хитростью – всё равно», - таков его принцип. Обременительные и наивные представления о монаршей чести его не интересовали. И о будущем человечества он знал больше, чем Демосфен и другие афинские мудрецы. Впрочем, Демосфена я тоже полюбил после этой книги. Он тоже неидеален – как и герои греческих мифов. Жадноват, кажется, в своей борьбе с македонцами не брезгует персидской финансовой помощью. Честолюбив и склонен к интриге. Политик, настоящий политик. Но он защищает демократию отчаянно и яростно, а кроме того – талантливо. Ведь это – оратор, своими речами разбивавший и склеивавший военные союзы!
Так и продолжается в веках спор Филиппа и Демосфена.
Отмечу иронию Воронковой. Она, как бисерная вышивка, часто проступает в повествованиях о героях древности. «Только вот как уговорить Демада? – Дать ему денег, – мрачно сказал Демосфен. Все знали, что у Демосфена лежат персидские деньги. Демад от денег никогда не отказывался, кто бы ни платил. За пять талантов он согласился возглавить второе посольство к Александру».
Да, скифы мы…
Есть у Воронковой и «актуальные» линии. История предательства Филоты, убийства верного друга Черного Клита и старого полководца Пармениона, принесшего Александру и его отцу немало побед – все это немного напоминало нашенские годы «гибели богов» от Блюхера до Троцкого. Уверен, что и Воронкова не могла отделаться от этой ассоциации.
А когда с македонцами отважно сражаются скифы – подданные гордого, старого царя Атея, – мы понимали, что речь идет о наших предках. «Скифы сильны и храбры и ни в чьей помощи не нуждаются», - разве это не про нас?
Мы сопереживаем скифам, считываем намек на будущие нашествия Наполеона и Гитлера, на отважное сопротивление наших. Да, он стал сыном Зевса, полубогом. Советская писательница не могла не видеть гибельность такого возвеличивания монарха. И последние страницы дилогии печальны. Но интригу Воронкова не теряла до конца: скучного повествования ее аудитория просто не простила бы. Как легко и просто она находит верное объяснение для таких запутанных политических и социальных вопросов как, например, кризис Персидской империи…
Ее эрудиция в истории Древнего мира настолько глубока, что Воронкова (это и есть высокий класс) не пытается ею бравировать. Просто по множеству третьестепенных деталей мы замечаем, что ей известно больше, чем она выплескивает на страницы книги. Но есть литературная логика – и постоянный ликбез здесь излишен. Воронкова писала не учебник и не занимательные истории о древних греках и персах, а роман. Даже – два романа о взрослении гениального полководца, который, если воспользоваться формулировкой Байрона, «брошен был в борьбу со дня рожденья» и всю жизнь сталкивался с такими соблазнами, перед которыми мало кто устоял бы. И он не стал праведником. Знал и приступы гнева, и мстительные порывы, которым давал волю. Не всегда, далеко не всегда оставался достойным учеником Аристотеля. Власть и поклонение постепенно порабощали его. Но… Всё равно Александр – герой, а без его далеких, отчаянных завоевательных походов мир стал бы тусклее. Даже интернет – это далекое последствие походов Александра Великого.
След жизни
А про Кира – быть может, первого в истории великого завоевателя, сплотившего десятки народов и племен – многие из нас узнали именно от Воронковой. «След огненной жизни». Как и о Мессенских войнах, как и о ее любимце Фемистокле, которого Воронкова тоже вовсе не идеализировала… Книгу о последнем она назвала несколько патетически – «Герой Саламина», но там рассказано не только о притягательных его чертах. Он хвастлив, самолюбив, склонен к авантюрам. Его извечный противник Аристид твердит: «Ты, Фемистокл, можешь, не задумываясь, предложить что угодно. Твоим необдуманным предложениям нет конца. То хочешь перетащить гавань из Фалера в Пирей. То хочешь переселить Афины к морю. Теперь ты предлагаешь строить флот – флот Афинам, которые всегда были сильны именно своим сухопутным войском. Не на море мы, должны встречать врага, а на суше!» А все-таки прав оказался Фемистокл, и строительство флота стало для афинян настоящим прорывом в будущее, в новую цивилизацию. И дело не только в том, что персов разбили.
Но главным – прежде всего, для читателей – остался все-таки Александр. Со всеми его грехами, с его необузданным нравом.
В те годы она много и основательно путешествовала по советской Средней Азии, бывала в древнем согдийском Самарканде (Мараканде). Нужно было потрогать руками эти валуны – и для Александра, и для Кира, и для новых книг, которые она задумала – о Хамзе и Улугбеке, двух просветителях Востока, которых разделяет почти полтысячелетия. Написать про Хамзу успела. Этот узбекский поэт и драматург, погибший в борьбе с фанатиками, которых и в наше время полным-полно, в последнее время почти забыт в нашей стране и снова угодил в опалу на Востоке. А хорошо бы переиздать книгу Воронковой.
Повесть об Улугбеке осталась только в замыслах. 69 лет трудов и дней было дано Любови Воронковой. Ещё бы год-другой…
