Текст: Игорь Карнаухов
На втором фестивале «Дягилев плюс...», прошедшем в Перми, почтили Шарля Бодлера. В прошлом году исполнилось двести лет со дня рождения корифея французской поэзии. Прозвучали премьеры, музыка для которых была написана по предложению главного вдохновителя западноуральского парада искусств, дирижёра Теодора Курентзиса. Как нередко у этого маэстро, действо получилось неординарным, дискомфортным, подчас даже рискованным...
Слепящая классика
Концерт-посвящение, как и другие программы фестиваля, дали на площадке бывшего мотовозоремонтного завода, ныне подвергаемого реновации. Погружению в атмосферу способствовал запах ладана, который улавливали все входившие в бывший цех. Публику дожидались статисты в вечерних нарядах; подобно истуканам, неподвижно сидели они перед первым рядом партера; едва раздались первые звуки, они принялись рисовать чёрным круги по бумаге, механическими движениями перенося краску и себе на лицо... В это время на авансцене еще один статист большим зеркалом перенаправлял в аудиторию лучи от мощных прожекторов, и нестерпимо яркие снопы света резали глаза…
«Куда угодно прочь из этого мира»
Сложная, полная мрака и холода поэзия Бодлера, считающегося предтечей декаданса и европейского символизма, просилась на музыку начиная с позапрошлого столетия: на его стихи писали Клод Дебюсси, Александр Гречанинов, Сергей Танеев, Эдисон Денисов и многие другие. Стержень программы вечера-трибьюта составили композиции на слова «про'клятого поэта», сочиненные шестью современными композиторами: русскими, греками и киприотом.
Так, Алексей Ретинский положил на музыку «Разрушение», Алексей Сюмак – «Продажную музу». Владимир Раннев вдохновлялся посланием «Прохожей», резидент петербургского «Дома радио» Андреас Мустукис – «Падалью». Сам Теодор Курентзис выбрал «Смерть любовников», его брат Вангелино – «Музыку». В жанровом отношении получился набор от песен под фортепиано до электронных интерлюдий с участием камерного хора, духовых и перкуссии.
Другие образцы бодлеровского стиля: «Семь стариков», «Благодеяния луны», «Флакон», «Всё то же» и другие, – декламировались и на русском, и на языке оригинала.
Судьба бабочек в цеху
Иногда декламация заполняла паузу между одним музыкальным опусом и другим, но чаще была призвана запустить цепочку ассоциаций.
- Демон всегда вьется подле меня,
- Плывет рядом со мной как неосязаемый воздух.
- Я глотаю его и чувствую, как он обжигает мне лёгкие
- И заполняет их вечным греховным желанием.
- Иногда, зная о моей любви к искусству,
- Он принимает облик самых соблазнительных женщин
- И, используя лживые и лицемерные оправдания,
- Приучает мои губы к нечестивым зельям.
- Так он ведет меня, вдалеке от Божьего ока, –
- Хромающего и изнуренного усталостью – в самую глубь
- Равнин тоски, бесконечной и пустынной
- И бросает мне в глаза, полные смятения,
- Грязные лохмотья, зияющие раны
- И кровавые орудия Разрушения!
- «Разрушение», перевод Ипполита Харламова.
У самих вдохновителей и постановщиков строки «Цветов зла» ассоциации вызвали неожиданные, подчас причудливые.
В одном из эпизодов на сцене возник большой чан, сидя в котором танцовщица, облаченная в легкую ночную сорочку, изгибая тело в ломаных движениях, совершаемых будто под воздействием внутреннего «чужого», стала поливать себя густой тёмно-красной жидкостью... Под другое стихотворение, заставляя публику поёживаться, плечи чтицы обвила змея!.. В третьем, умиляя зрителей, из складок одежды у застывшей декламаторши выглянул живой козлёнок.
Кульминация действа ознаменовалась тем, что девушки в вечерних платьях провели по авансцене овчарок, неистово лаявших на аудиторию.
В финале же из загадочных коробок, символизируя выход души из тела, вылетели и разлетелись по всему бывшему цеху тропические бабочки. Было грустно от мысли, что стало с ними потом, когда в пространство цеха прекратили нагнетать тепло...
Удивление до подсознания
«Удиви меня!» – сказал когда-то Жану Кокто Сергей Дягилев, антрепренёр, приведший русский балет на сцены Запада, легендарный уроженец Перми. Судя по озадаченным лицам расходившейся публики, создателям данного перформанса это удалось.
Как показывает опыт, такого рода шоу имеют долгий эффект. За наплывом повседневных дел позабудется конкретный вечер, однако танцовщица в крови и рвущиеся с поводка собаки, и бабочки, и другие моменты представления способны всплывать невзначай перед внутренним взором, тем самым вызывая и дух европейского декадента позапрошлого столетия. Значит, напоминая и его стихи.
