Текст: Ольга Лапенкова
- «Меня часто спрашивают о происхождении моего псевдонима.
- Действительно — почему вдруг «Тэффи»? Что за собачья кличка? <...> Почему русская женщина подписывает свои произведения каким-то англизированным словом? <...>
- Происхождение этого дикого имени относится к первым шагам моей литературной деятельности. Я тогда <...> написала одноактную пьеску, а как надо поступить, чтобы эта пьеска попала на сцену, я совершенно не знала. <...>
- Прятаться за мужской псевдоним не хотелось. Малодушно и трусливо. Лучше выбрать что-нибудь непонятное, ни то ни сё.
- Но — что?
- Нужно такое имя, которое принесло бы счастье. Лучше всего имя какого-нибудь дурака — дураки всегда счастливы. <...>
- И тут вспомнился мне один дурак, действительно отменный и вдобавок такой, которому везло <...>. Звали его Степан, а домашние называли его Стэффи. Отбросив из деликатности первую букву (чтобы дурак не зазнался), я решила подписать пьеску свою «Тэффи» и, будь что будет, послала её прямо в дирекцию... »
- (Отрывок из очерка «Псевдоним»)
В дирекции пьеска понравилась, и её поставили аж в Малом театре — редкая удача! Премьера удалась, а на следующий день к писательнице, впервые в её жизни, пришёл журналист. Он спросил: правда ли, что имя «Тэффи» взято из книг Киплинга? И Надежда, не желая расстраивать репортёра и читающую публику, сказала, что так оно и есть.
Публикация под выдуманным именем — не такая уж редкость и в мировой, и в российской литературе, и дело здесь не только в желании выделиться из толпы. Некоторые начинающие писатели берут псевдоним, чтобы, если дебютное произведение окажется слабым, не «терять лица» в литературном сообществе — и потом, набравшись опыта, издать что-нибудь более удачное уже под настоящим именем. Например, 20-летний Гоголь — как ни странно — начал путь в литературе с промаха: он выпустил романтическую поэму «Ганц Кюхельгартен», которую критики разметали в пух и прах, — и спасло его только то, что на обложке книги значилось «В. Алов».
Иногда псевдонимы рождались не потому, что автор хотел перестраховаться, а шутки ради. Рекордсменом по количеству вымышленных имён был Антон Павлович Чехов: как только он не подписывал свои коротенькие рассказики! «Брат моего брата», «Врач без пациентов», «Гайка № 6», «Гайка № 9», «Дяденька», «Крапива», «Человек без селезёнки» — вот лишь немногие из 50 его псевдонимов.
Однако что касается Тэффи, она не лукавила, говоря, что «прятаться за мужской псевдоним не хотелось». К сожалению, на рубеже XIX–ХХ веков почти все российские издатели считали, что ничего дельного женщина написать не может. Не случайно в начале очерка Лохвицкая вспомнила о знакомых, сумевших «пробиться» в литературный мир только под мужским именем:
- «Была писательница Марко Вовчок, талантливая романистка и общественная деятельница, подписывалась «Вергежский», талантливая поэтесса подписывает свои критические статьи «Антон Крайний»…»
Но одно дело — критиковать всех женщин сразу (что, разумеется, несправедливо), и совсем другое — высмеивать черты, которые присущи многим, но всё-таки — далеко не всем из них. Так, в рассказе «Жизнь и воротник» Тэффи рассказывает о легко внушаемой Оленьке, которая забыла, что она — живой человек, а не шаблон из модного журнала, а в «Демонической женщине» критикует желание многих дам своего времени казаться чересчур таинственными и эмоциональными.
«Жизнь и воротник» (1910)
Главная героиня этого рассказа — кроткая и тихая Оленька Розова, которая «три года была честной женой хорошего человека». Но в какой-то момент у неё появилось невинное, в сущности, желание: купить новый модный воротник «с продёрнутой в него жёлтой лентой». Начав с малого, Оленька не смогла остановиться. Поначалу дело ограничивалось всё новыми и новыми приобретениями, но в том числе — такими, какие молодая семья не могла себе позволить:
- «...воротничок потребовал новую кофточку. Из старых ни одна к нему не подходила.
- Олечка мучилась всю ночь, а утром пошла в Гостиный двор и купила кофточку из хозяйственных денег [то есть денег, отложенных на продукты и бытовые нужды. — Прим. О. Л].
- Примерила всё вместе. Было хорошо, но юбка портила весь стиль. Воротник ясно и определенно требовал круглую юбку с глубокими складками. <...>
- Вечером, бледная и смущённая, она, заикаясь, говорила своей бабушке:
- — Я забежала только на минутку. Муж очень болен. Ему доктор велел каждый день натираться коньяком, а это так дорого.
- Бабушка была добрая, и на следующее же утро Олечка смогла купить себе шляпу, пояс и перчатки, подходящие к характеру воротничка...»
Спустя пару месяцев девушка стала абсолютной противоположностью самой себя: наглой, грубой и эгоистичной особой. Тэффи, со свойственной ей иронией, утверждает, что во всех бедах виноват только один искуситель — коварный воротник, который словно берёт в плен душу хозяйки. Но читатель понимает, что дело вовсе не в нём, а в желании Оленьки «примерить» на себя чужую жизнь — и таким образом сбежать от самой себя.
На самом деле, проблемы Оленьки начались задолго до того дня, как она пошла в Гостиный Двор. Судя по всему, она не умела ценить того, что у неё есть. А ведь Оленька жила в мире, покое и достатке: любящий муж позаботился о том, чтобы ей не приходилось работать и слишком уж усердствовать в хозяйственных делах, — по крайней мере, за рацион отвечала «старая вороватая кухарка».
Казалось бы, живи и радуйся! И действительно, другой девушке такая обстановка пошла бы на пользу: учись, занимайся любимым делом, общайся с подругами, в конце концов… Но Оленька не знает, чем себя занять, — вот и бродит по магазинам, пытаясь, говоря современным языком, заполнить внутреннюю пустоту. Но почему так вышло? Очевидно, потому, что ещё в детстве она не научилась строить доверительные отношения с людьми, с удовольствием учиться и работать. Правильно воспитанный человек всегда найдёт, чем себя занять — так, чтобы от этого была польза и ему самому, и окружающим. А вот Оленька не видит смысла ни в добрых делах, ни в общении, ни в науке или искусстве…
Таким образом, в рассказе «Жизнь и воротник» критикуется не столько слепое поклонение моде — Оленька, кстати, модных журналов не читает и подбирает наряды по собственному вкусу, — сколько внутренняя пустота, неумение и нежелание каждый день делать мир чуточку лучше.
«Демоническая женщина» (1914)
С этим произведением всё сложнее — в том числе и потому, что здесь, в строгом смысле, нет привычного для читателя сюжета. Что касается главной героини, ей «не дали» имени; автор с первых же строк объясняет: речь пойдёт не о конкретном человеке, а сразу о многих женщинах, которые, желая вызвать у окружающих восторг или, наоборот, удивление, надевают на себя «маску» загадочной дамы. Вот только на практике эти ежедневные спектакли вызывают только смех. И, разумеется, сколько-нибудь серьёзных отношений с окружающими «демоническая женщина», как и Оленька Розова, построить не может: человек, вжившийся в роль, теряет способность испытывать настоящие, глубокие чувства. Приведём самые забавные выдержки из рассказа:
- «Демоническая женщина отличается от женщины обыкновенной прежде всего манерой одеваться. Она носит чёрный бархатный подрясник [нижнее платье, которое обычно носят монахини. — Прим. О. Л.], цепочку на лбу, браслет на ноге, кольцо с дыркой «для цианистого калия [ядовитого вещества. — Прим. О. Л.], <...> чётки на локте и портрет Оскара Уайльда на левой подвязке. <...>
- ...всегда у неё есть какая-то тайна, какой-то не то надрыв, не то разрыв, о котором нельзя говорить, которого никто не знает и не должен знать. <...>
- Кавалеру, провожающему её с бала <...>, она вдруг говорит, вздрагивая всеми перьями на шляпе:
- — Едем в церковь, дорогой мой, едем в церковь, скорее, скорее, скорее. Я хочу молиться и рыдать, пока еще не взошла заря.
- Церковь ночью заперта. <...>
- За столом, уставленным вкусными штуками, она опускает глаза. <...>
- ...начнёт закусывать простая женщина, скажет:
- — Марья Николаевна, будьте добры, кусочек селедки. Люблю лук.
- Демоническая широко раскроет глаза и, глядя в пространство, завопит:
- — Селёдка? Да, да, дайте мне селёдки, я хочу есть селедку, я хочу, я хочу. Это лук? Да, да, дайте мне луку, дайте мне много всего, всего, селёдки, луку, я хочу есть, я хочу пошлости, скорее… больше… больше, смотрите все… я ем селёдку!»
Читая этот рассказ, нынешний книгочей хохочет, но также и удивляется: неужели сто с чем-то лет назад барышни так дико себя вели? Да, и более того: у главной героини рассказа Тэффи есть прототип — поэтесса с вычурным именем Паллада Олимповна Богданова-Бельская (имя, как ни странно, настоящее). Эта талантливая, но несколько чудаковатая девушка разбила множество сердец — а двое её кавалеров, по слухам, застрелились.
Но задолго до Паллады Олимповны «демонические женщины» появились на страницах книг отечественных классиков. Одна такая особа описана в романе, который восьмикласснику только предстоит прочесть, — «Отцы и дети» И. С. Тургенева. Там упомянута загадочная княгиня Р., в которую влюбляется один из центральных персонажей — офицер Павел Петрович Кирсанов. Красивый, умный, обеспеченный дворянин мог бы покорить сердце практически любой женщины… но, по иронии судьбы, так и не обретает счастья со своей «демонической» возлюбленной.
Впрочем, после выхода рассказа Тэффи культ загадочных дам никуда не делся, и кое-кто — например, И. А. Бунин — продолжал писать о них с неподдельным восхищением. Чтобы убедиться, рекомендуем прочесть его рассказ «Чистый понедельник», который вышел в 1944 году — аж через тридцать лет после сатирического очерка Тэффи.
