Денис Горелов: «Античная трагедия — это не гуманистическое бешенство»

Текст: Елена Костина

Открывшийся в Доме Ростовых на Поварской «Киноклуб АСПИ с Денисом Гореловым» обещает стать не просто лекторием, но скорее школой веселой критической мысли. Каждую неделю известный кинокритик Денис Горелов — пересмешник, человек нерядовой интеллектуальной отваги (а как еще против мейнстрима?) и мастер выстраивания необычных контекстов – будет представлять экранизации классики, предваряя их лекцией; дискуссия по окончании прилагается. Уже прошли, на хорошем нерве, обсуждения романтического «Павла Корчагина» (Алов и Наумов, 1956), авангардистского «Нового Гулливера» (Птушко, 1935) и «Сорок первого» (Чухрай, 1956). Горелов – просветитель редкого толка: от общения с ним люди делаются 1) умнее, 2) ироничнее, 3) свободнее — и начинают видеть то, что прежде было закрыто самодовольством.

– Вы, должно быть, видели разные кинолектории, с разным репертуаром...

– В детстве ходил в кинотеатр «Ленинград» к Марку Кушнирову. Рад, что теперь он все свои исследования оформил в ЖЗЛ-скую серию — вышли книги про Эйзенштейна, про режиссеров немого кино... В кафе «Фак», в двух шагах от журфака МГУ, у меня был лекторий про режиссеров. Когда выдающиеся режиссеры кончились, я стал показывать просто дорогие для меня фильмы, заодно смотрел, кто куда идет. Наибольший результат был у Funny Face («Забавная мордашка») с Одри Хепберн, потом польский фильм с диким названием «Охранник для дочери» – польская «Сага».

И сногсшибательный успех имел «Корабль-призрак» – на люстрах, как говорится, висели, благо под потолком были какие-то маленькие ложи. Потом был лекторий в театре «Практика» — понятно, с большим нажимом на интеллектуальность. И еще – кинотеатр «Пионер»: старые, важные для прослойки фильмы. То по Вертову лекцию читал, то по Шепитько, то Авербах, то Абдрашитов. При этом Абдрашитов взял да и пришел...

– Книг все больше, но читают все меньше. Кино может помочь литературе?

– Привычка к чтению отмирает во всем белом мире. Не знаю, необратимо ли это, – но в любом случае это вопрос серьезных геостратегических жестов. Если удастся детей заставить учиться — чтение займет прежние позиции, не удастся — мы все проиграем.

– Периодически возникают разговоры о необходимости ввести кинообразование в школьные программы...

– Была такая попытка лет десять назад. Три НИИ и несколько ведомств составили сто самых главных фильмов для обязательного просмотра школьниками. Но ориентировались не на детский глаз, а на академическую ценность. В итоге на сто картин тринадцать – немые! «Аэлита», «Мать», «Броненосец Потемкин»... Эталонное зрелище для современных подростков. Единственный фильм из этих тринадцати, который дети могли бы смотреть, – «Месть кинематографического оператора», мультфильм Старевича. Там инженер Жуков в командировке встречается с певичкой Стрекозой, а в это время жена его, Жукова, отбивается от художника Кузнечика по кличке Усаччини, и какое-то мелкое животное снимает их на камеру и показывает в передвижном синематографе... Зрелище дикое, развеселое, 1912 год! – дети были бы в восторге. Была «Охота на лис» — фильм про кризис среднего возраста работяги в исполнении Гостюхина. Но детям наплевать на кризис среднего возраста! В общем и в целом, фильмы не оценивали с точки зрения зрительского потенциала, – а в школе это совершенно необходимо.

– Экранизации, наверное, помогли бы школьникам знать если не сюжет, то хотя бы фабулу программных книг...

– Я сам из педагогического. Среди моих однокурсниц есть директор школы, лет десять назад я говорил с ней о том, что традиция «от простого к сложному» уже привела к тому, что у нас Пушкин и Гоголь в восьмом классе, Достоевский в девятом, а совсем сложное — это советская литература — «Поднятая целина».

Ценность оценок значительно упала, вопрос образования сегодня катастрофический. Может быть, случится какая-то реставрация, реакция...Но поскольку образование – это труд, а труд должен иметь механизм принуждения, если это и будет, то будет поперек воли множества родителей...

– Кино ведь тоже требует хоть сколько-то подготовленного зрителя? Вот, например, должен ли он пролистывать Лавренева перед просмотром «Сорок первого»?

– Ну, я бы сам книгу просмотрел, люблю Лавренева... Но дело в том, что половина фильмов того времени уже, как для иностранцев, требуют предварительной лекции. Нужно всерьез объяснять, что происходит, и акцентировать какие-то моменты, важные для сегодняшнего мало осведомленного в истории зрителя. В «Сорок первом» акценты меняют смысл картины. Я ее показывал в Штатах, ну, не сам, был спикером на профильном симпозиуме — так здешнее незнание уже сродни тамошнему, уровень инопланетян. «Сорок первый» написан в 1926 году, тогда все знали, что такое связной между Колчаком и Деникиным. Позже история Гражданской войны была капитально переписана – и даже в картине Чухрая 1956 г. действия девушки Марютки мотивируются каким-то гуманистическим бешенством, ослеплением. А главный вопрос Гражданской войны был: смогут ли соединиться деникинские войска юга России и сибирские Колчака и сообща раздавить республику? Поэтому связник от одного к другому был ключевой фигурой, и валить его следовало любой ценой, невзирая ни на какие чувства.

Любила-любила, да вдруг засадила свинцом по черепу.

– Какой тип публики вам наиболее приятен? Девушки, тихие дамы средних лет, студенты?

– Тип один – реагирующий... Я по возрастам и гендерам не делю. Всегда самое главное – это пошутить на четвертой-пятой фразе. Реагируют, ухватили? — значит, пойдет, полчаса выдерживают. Но дело в том, что на двадцать второй минуте снова нужно шутить: внимание притупляется. Ну, и на тридцатой заканчивать.