Текст: Борис Кутенков
Начнем с одной из трагических новостей последнего времени – ухода поэта Вячеслава Шаповалова (р. 1947). Материал ему посвящает Prosodia: «Вячеслав Шаповалов писал сложные стихи, но в них была очевидна полная драматизма важнейшая работа, необходимая для живого диалога культур. Окраинное положение поэта Шаповалова по отношению к русской культуре позволяло ему проговаривать ценности, которые, к сожалению, оказались утеряны в метрополии – во всяком случае, именно так воспринимала дело этого поэта наша редакция». Приводится цитата из недавнего стихотворения Шаповалова.
- <…>
- И пусть душе не разорваться,
- и пусть нам некуда податься,
- и пусть нам незачем рождаться
- между ракитой и арчой
- слепой трепещущей свечой –
- но мы живем, как нас растили,
- нам редко снятся сны России,
- где от земли к высокой сини
- звал некий голос за собой,
- где свет небесный –
- след земной.
Журнал «Знамя» выпустил тематический номер под заглавием «Назад в СССР». Среди многочисленных материалов – «Скоропись» Ольги Балла, посвященная «трем возможным позициям по отношению к советской жизни и среде с ее условиями, условностями, моделями поведения». О книге «Без очереди. Сцены советской жизни в рассказах современных писателей» (составители Елена Шубина, Дарья Сапрыкина, АСТ): «Да, родина бывает и второй, и третьей, и вообще приобретенной, притом, видимо, в любом возрасте: она – то, что на нас коренным образом повлияло – как бы мы к этому ни относились. Что уж говорить о первой, неотменимой совсем, – о родине-во-времени (она ведь бывает не только в пространстве). Вот, пожалуй: эта книга – разговор соотечественников. Встретившихся, хм, в каком-то смысле на чужбине».
О книге Георгия Кизевальтера «Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная интервью с ее героями»: «Кизевальтер знает, о чем говорит: в той жизни, которая рассказана здесь, он, представитель московской концептуальной школы, член группы “Коллективные действия” с 1976-го по 1989-й, принимал самое деятельное участие, так что в каком-то смысле (практически не употребляя местоимения “я”) он пишет и собственную биографию того времени. Так сказать, экзобиографию, как бывает экзоскелет, держащий организм извне, – так и тут: внешние процессы, которые решающим образом определяли личную смысловую динамику их участников». О книге Всеволода Петрова «Турдейская Манон Леско. Дневник 1912–1945»: «Человек сильных, но почти безупречно обузданных страстей, он видел и описывал все это с отстраненностью, создающей (убедительное, но обманчивое) впечатление бесстрастия. Он – асоветский на уровне устройства всего в себе: речи, мысли, этики, эстетики – выстроил себе параллельный самодостаточный мир».
Анна Нуждина пишет о городе Саров в советском контексте: «Но сохранение в современной России советского проекта закрытого города влечет за собой сохранение и других примет, идей советской жизни. Становясь нашей гордостью и признаком идентичности, они тяготеют над нами и во многом вызывают в нас страх перед другими городами. Однако развитие продолжается, Саров больше уже не советский город. И нельзя утверждать, что многие милые сердцу приметы советской жизни не уйдут в небытие через 20–30 лет». Елена Соловьева в статье «Архитекторы социальных связей. Советское сегодняшними глазами: практики сосуществования официальной культуры и андеграунда» представляет тематический обзор литературной периодики.
Вернемся ненадолго в конец июня и отметим грустный опрос российских издателей в «Афиша Daily» о работе в условиях санкций, трудностях и планах. Говорит Павел Подкосов, генеральный директор издательства «Альпина нон-фикшн»: «Еще одной серьезной проблемой видится ограничение платежей компаниям из недружественных стран. Мы надеялись, что это не коснется книжного рынка, но пока мы не можем оплачивать контракты и ждем разъяснений Центробанка по этому поводу. Невозможность оплатить права оттолкнет от нас и тех, кто готов продолжать работать с Россией. Это сейчас наша большая головная боль…» Материал на эту тему также предлагает Forbes.
О книгоиздательском кризисе и способах адаптации говорит на «Прочтении» и Анастасия Касаткина, шеф-редактор направления «Творчество и популярная литература» издательства «Питер» и главный редактор «Питердетство»: «Сначала пришлось подстроиться под новый режим выхода новинок: если раньше мы получали практически любую книгу спустя месяц после сдачи в типографию, то теперь не раньше, чем через три месяца. <…> От ситуации с бумагой пострадали в первую очередь издательства и направления, работающие с листовой и полноцветной печатью, а в нашем издательстве – это прежде всего книги моих направлений. С отзыванием прав я не столкнулась, но с тем, что старые партнеры не заключают договоры на новые книги даже давно издаваемой серии, – да. Пока все не так плохо: у нас есть запас купленных прав и иностранных макетов, в “Питердетство” 70% новинок в году составляют издания русских авторов. А в будущем мы хотим делать больше текстовых книг для детей, чтобы быть готовыми к плохому сценарию с бумагой». О сложностях и подводных камнях книгоиздания: «…ведь то, с чем ты работаешь, – неосязаемый предмет. Например, мне как главреду, который нанимает сотрудников, в какой-то момент стало понятно, что я могу обучить человека издательским терминам и процессу, могу объяснить маркетинговую и коммерческую составляющие, но, к сожалению, умению отличить хороший текст от плохого научить невозможно. Для этого человек должен часть своей жизни посвятить чтению хороших текстов».
К 90-летию Евтушенко «Горький» публикует любопытный текст Павла Поляна, в котором рассказывается, как Евгений Александрович «после критики со стороны Хрущева коренным образом переработал поэму “Бабий Яр”», а также «приводится полный текст получившегося в результате второго и почти никому не известного варианта знаменитого произведения».
В «Дружбе народов» – интересный опрос «Сборный пункт». Из редакционного предисловия: «Во времена жестких разрывов, отмены, выстраивания железного занавеса как никогда важно ощущать родство, в том числе и эстетическое, вырабатывать и сохранять точки культурной сборки. Общую родословную авторов и их героев пытаются выстроить биографы и рецензенты. Нам было интересно свидетельство из первых рук: самоопределение, самоощущение писателей». На вопросы о своих творческих корнях и о параллелях с младшими современниками отвечают Евгений Абдуллаев, Мария Ануфриева, Ольга Балла, Ефим Бершин, Владимир Медведев, Сергей Солоух и Александр Чанцев. Евгений Абдуллаев: «И когда спорят, это даже больше радует. Значит, мы существуем, и пока еще достаточно ярко. Существовать – значит быть оспариваемым».
В «Урале» – продолжение рубрики «Слово и культура». На вопросы о поэзии отвечают Екатерина Симонова и Сергей Ивкин. «Скандинавы говорили, что всякий достойный текст попадает в уши Одину. Так здесь работает близкая технология: у некоторых текстов есть самостоятельная жизнь, своя воля, Когда-то на фестивале в городе Кыштыме я назвал поэтов дождевыми червями языка, поставляющими в язык кислород, не позволяющими языку слежаться. И поскольку я верю, что язык – существо живое, то эти процессы происходят независимо от массовой прочитанности поэтов, включаются метафизические механизмы. Сейчас все больше склоняюсь к тому, что стихотворение – форма молитвы. И предназначение поэта – молиться за свой язык и своих близких, возможно, именно эта эманация и называется “Поэзией”. А прочее – литература (даже, поклон Алексею Сальникову, опосредованно)» (Ивкин).
Вернёмся к «Прочтению», где публикуются стихи Анастасии Бугайчук. Для полифоничной лирики Бугайчук характерен принцип противопоставления, которое становится одновременно и контаминацией: «легковая машина / пожилая пара». Подобное умение создать полифонический эффект в рамках короткого фрагмента – ценное свойство этих стихов. Довольно сильным и жутковатым получился образ черного костюма в одном из стихотворений. Анастасия Бугайчук не пугает, вопреки высказыванию Льва Толстого о Данииле Андрееве, она органична в своей поэтике, а нам страшно от этой органики. Мотив прямолинейного выражения печали, выраженный на полифоническом уровне, держит подборку и придает ей интонационное своеобразие.
- такие костюмы впору
- несуществующему человеку
- неродившемуся сыну
- брату ушедшему воевать
- он не вернется
- потому что таким как он
- некуда возвращаться
- нечем смотреться
- в зеркало заднего вида
- не с кем прощаться
- хлопая пыльной дверцей
- костюм проезжает мимо
- унося с собой черную тайну
- унося с собой вечное лето
- горячий подземный гул
- шершавые новостройки
- мужчину и женщину
- мутные сумерки
В «Новом Береге» – стихи Ирины Евсы, как всегда, сочетающие выверенный рационализм письма с точностью закадрового смысла. Другие сильные стихи последнего времени, вывешенные на странице поэта, написанные после 24 февраля и в связи с известными событиями, видимо, еще ждут своей журнальной публикации, – а мы ждем ее. Но многое уже сейчас невольно читается в этом контексте – вне зависимости от того, когда и по какому поводу написано.
- По ржавому пальнув, пустому баку:
- отстой, мол, и фигня,
- он, выбив дверь, убил мою собаку.
- Потом убил меня.
- И не было ни ужаса, ни боли –
- негромких два хлопка.
- Мы встали и пошли, минуя поле,
- направо, где река.
В «Волге» – стихи Олега Дозморова, как всегда, сочетающие самоиронию и гражданственность, горькие эмигрантские ноты – и неожиданную работу с интертекстом (на этот раз классический пушкинский первоисточник становится свидетельством обращенной на себя поэтом этической цензуры):
- Рифма, мелкая паскуда,
- как несданная посуда
- после алковыходных,
- ты, наверно, ох.ела:
- в ухо празднично звенела
- в ходе действий боевых.
Там же – беседа Ольги Балла с Михаилом Эпштейном о новой книге последнего «Первопонятия. Ключи к культурному коду». «Вот и я, как исходную установку, признаю свое непонимание этих больших понятий. Для меня главное – не рассматривать их в рамках какой бы то ни было уже сложившейся философской системы или научного метода (как, скажем, рассматривается сознание у Гегеля или в современной когнитивистике), а раскрыть проблемность данного понятия.
Чем оно удивляет? Почему оно, определяя столь многое, само ускользает от определения? Как художник остраняет привычные вещи, представляет их загадочными, так я пытаюсь остранять понятия. Сократ говорит у Платона: “Философу свойственно испытывать изумление. Оно и есть начало философии” (“Теэтет”). Опыт оживления, проблематизации первопонятий возвращает философию к ее началу. Философия – это не демонстрация ума, это прежде всего эмоция изумления» (Эпштейн о замысле книги).
О «второпонятиях», парных по отношению к исходным: «Поэтому я выбираю активное понятие, а уже по отношению к нему вырисовывается и его антипод. В статье “Вечность” много говорится о времени, в статье “Судьба” – о свободе. Таким образом, в книге подробно обсуждаются и понятия, не вошедшие в заглавия статей, – но они учтены в предметно-тематическом указателе». О планах: «Как раз сейчас я заканчиваю книгу под заглавием “От Библии до пандемии. Поиск ценностей в мире катастроф”. Туда входит эссеистика последних десяти-пятнадцати лет. Объединяющий мотив этих текстов – именно тот, который вы назвали: что гуманистика, этика, теология могут предложить человеку, проходящему сейчас долиной смертной тени (библейский образ)»?»
Откроем книгу Михаила Эпштейна – как одну из самых важных за последнее время, объясняющую нам первоистоки самой жизни, – и, конечно, не забудем о чтении хорошей поэтической периодики. К обзору которой традиционно вернемся через месяц.
