Текст: Иван Родионов
Евгения Некрасова, «Золотинка» – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2023
Попробуем ответить на два вопроса.
Вопрос первый: чем ценно для матери-истории современной русской литературы творчество Евгении Некрасовой?
Во-первых, тем, что писательница строит свою метавселенную, которая, как и всякий открытый мир, с каждой новой книгой только расширяется. Это принципиально бесконечный долгострой, о чём мы уже как-то писали. И "Золотинка" – уже четвёртая книга в этом ряду: после повести "Калечина-Малечина" и сборников "Сестромам" и "Домовая любовь".
Во-вторых, неповторимый почерк. Это редкость, на самом деле – когда безошибочно опознаёшь автора по первой странице. Евгению Некрасову легко узнать по стилю – ни с кем не спутаешь. Проза густая, ломаная. Первый же рассказ “Медведица” физиологичен и одновременно фольклорен – этакая переработка пермского звериного стиля в прозу. По выходе "Калечины-Малечины" писали, что корни Некрасовой – "в Гоголе, Ремизове, Платонове". Это же услужливо подсказывала и аннотация. Теперь очевидно, что это не совсем так. Конечно, все мы из Гоголя вышли, но вот фирменное некрасовское неофолк+хтонь+звукопись+"весело и страшно" – это отнюдь не Платонов или Ремизов. О чьих-либо прямых влияниях, думается, вообще речи не идёт, но можно отыскать в прозе Некрасовой отзвуки и Петрушевской, и раннего Синявского (как раз его малой формы), отчасти даже раннего Евгения Лукина.
В-третьих, у Некрасовой есть особый дар – транслировать через художественный текст идеи определённого рода так, что у нейтрального читателя не возникает чувства, что ему что-то этакое предлагают или тем паче впаривают. Когда автору близки феминизм, "телесность", какой-нибудь, прости господи, постколониализм или даже уже порядком растасканная по книгам и книжицам вседовлеющая "травма", вероятность того, что он заговорит манифестами, очень высока. Риторика вытесняет всякую художественность, неистовость тем оборачивается агрессией по отношению к читателям – и прочитав иную книгу, чувствуешь порой, что тебя натурально отхлестали по щекам за твои же деньги.
У Некрасовой, к счастью, всё не так. Вот, например, аннотация к "Золотинке": "Некрасова продолжает говорить о женщине и её повседневности в России: об отношениях с профессией и семьёй, со своим телом и с государством". Жутко звучит, правда? Но тема распада семьи и утраты связей между людьми, ключевая для творчества писательницы, вполне себе характерна и для доброй половины мировой литературы. Да и выписана она у Некрасовой, как правило, таким образом, что от ее текстов способен получить эстетическое удовольствие самый, простите, "токсично-маскулинный" читатель. Банально и одновременно парадоксально, но это так: когда история сама по себе хороша и невымученна, пол, возраст или, допустим, национальность и героев, и автора становятся для читателя вещами непринципиальными независимо от того, хотел этого сам автор или нет.
А теперь вопрос номер два: "Золотинка" в свете вышеизложенного – шаг вперёд, отступление или нейтральное расширение вселенной без прорывов и провалов?
Если коротко, то по-разному.
Уже упомянутый нами рассказ "Медведица" в прошлом году вышел в финал премии имени В. Катаева. По его сюжету медведь уносит к себе в берлогу Дочь человека, и у них рождается дочь-медведица с голубыми глазами. Текст можно прочитать как грустную, но лобовую метафору: девушку уводит из неблагополучного детства ухарь-мужлан с силою звериной. Но право же, как мифопоэтическая история с ворохом самых разных интерпретаций "Медведица" смотрится куда выигрышнее.
"Кика" – пожалуй, самый сильный рассказ в сборнике. Это история о молодых людях, Ольге и Максиме, которые жили гражданским браком, а после решили: раз любовь, значит, надо жениться. Ребята, что называется, прогрессивные: делят домашние обязанности поровну, не любят караоке и глубинно-мещанскую пошлятину, а Ольга к тому же увлекается совриском и этнографией. На свадьбе эта этнография неожиданно оживёт и сыграет с молодожёнами злую шутку: стилизованные под старину костюмы принесут с собой отголоски социальных ролей времён Домостроя. Шелуха новоцивилизации спадёт, гости архаически озвереют, Максим превратится в самодура-купца из пьес Островского, а их свадьба – в картину "Неравный брак". Правда, с кровавым отмщением в финале – бодливые коровы всяческого полу давным-давно научились отстаивать свои рога. Здесь снова самая очевидная трактовка (мужчина до свадьбы может сколь угодно притворяться Человеком Осознанным, но после обязательно вылезет его мужжжская тиранически-патриархальная сущность) только обедняет историю, в которой интересно отыскивать иные интерпретации. "Кику" можно и нужно читать по-разному: как предупреждение о причудливой материализации наших безобидных увлечений, аллегорию о реванше традиции, стоит лишь приоткрыть для неё щелочку, травестированный миф об Ио наоборот... Тропки расходятся, выбирайте любую.
"Мелузина и её друзья" – повесть о том, как женщина-змея, этакая героиня платоновского "Волшебного кольца", пробует себя в вебкаме, тем самым познавая собственную загадочную (даже для неё самой) телесность. Это достаточно линейная, сюжетная история, к тому же судьбы друзей героини и их взаимоотношения здесь будто доброшены, что называется, до кучи – но неожиданно жестокий финал способен обескуражить и даже шокировать всякого, в том числе и подготовленного читателя.
Рассказ "Золотинка" – самый трогательный и слёзный в одноименном сборнике. Золотинка, женщина в форме, погибла, город чествует мёртвую героиню, сочувствующие горю люди шлют её родственникам пожертвования-донаты, а память о Золотинке объединяет её семью. Но потом героиня... воскресает. И оказывается, что живой она особо никому уже не нужна, в первую очередь – близким. Лазарь-Елеазар никогда не сможет найти себя в мире живых, прикоснувшийся к смерти никогда полностью не отмоет её запах.
Есть в сборнике и вещи скорее утилитарные, нужные больше для общего концепта книги (и вселенной). Это истории о принятии своего тела ("Складки", "92 кг"), которые кажутся проходными, а также "Социалка-Лешиха", вторичная по отношению к предыдущему творчеству самой Некрасовой. Зато неожиданно уместен в сборнике текст стихотворный – по крайней мере, один из них. Это поэма "ЦветОК" – воплощённая в верлибре мечта о фабричной артели от Веры Павловны из "Что делать?" Чернышевского. Девочки в ней создают живые институции, а не плачут, взвинченно шатая имеющиеся – и это хорошо.
Общий контрапункт сборника – образ цирка, который появляется чуть не в половине рассказов. Цирк и церковь, как известно – слова изначально однокоренные. И там, и там раньше всегда находили приют отверженные и блаженные, юроды и уроды, люди-звери и люди-птицы. В этом смысле вселенная Евгении Некрасовой – это большой цирк, кунсткамера, где трагические и сильные эксцентрики, звери и экспонаты сами выбирают свою судьбу, определяют репертуар и продают билеты на представление с гарантированно неожиданным финалом.
Что ж, четвёртая фаза Несчастливой метавселенной Евгении Некрасовой завершена. И она точно не уступает предыдущим, кое в чём их превосходит и почти без повторов дополняет и расширяет вселенную. Можно ли было ожидать большего?
