Текст: Иван Родионов
Евгения Некрасова, "Домовая любовь"
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021 г.
В первых двух книгах Евгении Некрасовой (повесть "Калечина-Малечина", сборник рассказов "Сестромам") критики и читатели выделяли разное – язык, авторскую мифологию, "магический пессимизм", феминистский дискурс. Но сходились они в одном: тексты писательницы не спутать ни с какими другими, свой стиль и "лица необщее выраженье" у неё есть. Это уже немало, конечно. Но всем было интересно: что дальше?
Вопрос отнюдь не праздный. Развилки у молодого, ярко дебютировавшего автора обыкновенно две. Продолжать творить по схемам и лекалам, уже принесшим когда-то успех (и слушать упрёки критиков о самоповторах или, что хуже, в том, что он – писатель одного приёма и по-другому просто не умеет). Или радикально поменять стиль, тему, жанр, язык – с риском столкнуться с неприятием со стороны лояльной аудитории. Не стоит забывать и о том, что автору самому рано или поздно обязательно захочется поэкспериментировать. Это очень распространённая дилемма, и Евгения Некрасова разрешила её оригинально: пошла двумя путями одновременно.
В издательстве Popcorn Books вышла её книга "Кожа", похожая на привычную нам Некрасову разве что тематически – писательница снова говорит о женщинах и о их судьбах, о свободе и несвободе. В остальном это, простите, тот самый "выход из зоны комфорта". Вместо привычных малых форм – роман, пусть и мозаичный, да ещё и выпущенный параллельно с аудиосериалом. Современная российская панельная хтонь замещается совершенно иными реалиями. Меняется до известной степени даже полюбившийся многим язык писательницы.
Кажется, исход на новые территории прошёл успешно, и счастливая премиальная история "Кожи" – хорошее тому доказательство.
Со сборником "Домовая любовь", вышедшим, как и две предыдущие работы Некрасовой, в Редакции Елены Шубиной (причём Елена Данииловна лично выдвигала книгу на досрочно завершившуюся премию "Национальный бестселлер"), история принципиально иная.
Но остаётся вполне узнаваемой и в чём-то даже неизменной.
Неизменно, например, несколько угловатое, но завораживающее некрасовское словотворчество: «квартирай», «омосковилась», «рабствовать». Возвращается и классическая авторская нежить в фирменной интерпретации – московские домовые. Правда, в верлибре, давшем название всему сборнику. Есть в книге и ещё один верлибр – про экологию и Марину Мнишек. Сами по себе эти поэтические тексты очень даже недурны, стилистически близки рассказам, однако всё равно несколько, так сказать, выпирают и выпадают. Авторские стихи вообще редко смотрятся уместно посреди прозаической книги, и "Домовая любовь" – не исключение. Интересно, что насыщать прозу верлибрами в последнее время стали многие авторы. Оксана Васякина в "Ране", Дарья Серенко в "Девочках и институциях" (последнюю можно читать целиком как нерифмованную поэму). Видимо, поэтам трудно сдержаться и не поместить в прозаический текст свои стихи.
Если впоследствии составлять Greatest hits из рассказов и повестей Евгении Некрасовой – так, чтобы, с одной стороны, подобный сборник был концептуальным, а с другой – содержал только сильные тексты, – то два-три рассказа из "Домовой любви" в него точно попадут.
Рассказ "Банкомать" – совершенно точно.
Знаете такую устойчивую народную метафору? Когда у человека чего-то нет и достать негде, он говорит в сердцах наседающим близким: "Где я тебе это возьму? Рожу, что ли?" Так вот, героиня рассказа "Банкомать" натурально реализует эту метафору самым прямым и физиологическим способом: собственно, превращается в банкомать. Вы́читать из этого текста можно многое – от критики капитализма до русского горделиво-горького женского одиночества. Написана история по-хорошему страшненько: со спотыкучими инверсиями, неприятно-будничными подробностями и деталями.
Или взять рассказ "Квартирай". Его без всяких натяжек можно помещать в предыдущий некрасовский сборник "Сестромам" – сядет, как влитой. Та же инфернально-панельная Москва, а посреди неё – страшный и одновременно уютный, живой и недобрый к своим и чужим уголок. Город продолжает творить свою чёрную липкую мифологию:
"Так Саша, никогда не бывавший в квартирае, поселился там, занял его полностью. Тёмный угол его казался самой смертью, страшнее смерти – гибелью. Гибель чудовищная, городская, стремительная, безжалостная, реалистичная, сконструированная такой нарочно человечно же. Задыхаясь ночью в своей новой квартире под плитой чужой ужасной смерти, Зина думала, что те люди жили в настоящем квартирае – погибали в своём доме и попадали сразу на небо. Если верить, но как тут можно не верить. И не было супергероя или супергероини для их спасения".
Кстати, о супергероях и супергероинях. Когда стало понятно, что кинокомиксы собирают полные залы и миллионные прибыли, Marvel, DC и прочие тяжеловесы стали собственные вселенные быстро дополнять и уточнять. Одни фильмы могли провалиться, другие становились середнячками, а третьи — мировыми хитами, но все они добавляли в рукотворные комиксовые миры новые подробности, штрихи и виньетки.
Супергерои ведь, если верить Кэмпбеллу и учебникам по сценарному мастерству, тоже оттуда – из мифологии и древних архетипов. Как и люди-вещи-существа, населяющие разрастающуюся несчастливую вселенную Евгении Некрасовой.
А всякая вселенная, как известно, бесконечна.
