Текст: Андрей Васянин

Отца Павла Флоренского называют русским Леонардо: во всем, за что Флоренский брался, он брал высоты для других недостижимые – будь то богословие и философия, искусствоведение и лингвистика, этнография, антропология, материаловедение...

Автор книги «Флоренский: нельзя жить без Бога!» оренбуржец Михаил Кильдяшов благоговейно идет за отцом Павлом, исследуя факты из его жизни, уходя то в эмоции, то в беллетристику, пытаясь проникнуть в мотивы действий своего героя, в его ощущения, сопровождая все это собственными выводами. Мотивы действий великих понять непросто, но автор относится к отцу Павлу прежде всего как к человеку – которому удалось объять необъятное и закончить свой путь мучеником, в расстрельном могильнике. Все закономерно, такие люди – не жильцы среди нас. Книга и завершается молитвой к священномученику Павлу.

Впрочем, ещё не прославленному Церковью.

Ниже – глава из книги Михаила Кильдяшова.

Кильдяшов М.А. «Флоренский: нельзя жить без Бога!»

• М.: «Молодая гвардия», 2023

СОТВОРЕНИЕ МАТЕРИИ

Пореволюционные годы стали для Флоренского и его семьи временем крайней нужды: церковное служение, преподавание в раздробленной Духовной академии были эпизодичны, к деятельности по сохранению культурного наследия Лавры отца Павла привлекали всё реже, читать лекции во ВХУТЕМАСе предложат чуть позже. Спасением оказались университетское образование Флоренского и его ещё с детства тяга к изобретательству. Пригласили на небольшие часы в Сергиевский институт народного образования. Недолго, но весьма продуктивно ему довелось работать с Огневым над созданием сверхточного микроскопа, о чём отец Павел опубликовал статью в «Технико-экономическом вестнике».

Павел Флоренский. Фото: wikipedia.org

Москва в эту пору стала основным местом действия Флоренского. Но всё же для хотя бы скромного достатка семьи нужна была стабильная работа.

Однажды в Сергиевом Посаде добросердечная и странноприимная тёща Флоренского Надежда Петровна завела в дом трёх паломников, попросившихся попить чаю после посещения Лавры и скита Параклит. Люди интеллигентного, профессорского вида скромно сели за стол, разложили нехитрые припасы, дождались самовара. Гостей с любопытством начала разглядывать дочь Флоренского Ольга — ещё совсем малютка. Встала перед незнакомцами и вдруг жалобно затянула:

— Я бенная, голонная… Дайте мне покушать…

В ответ улыбки и добродушный смех. Ловкие руки подхватили, усадили на колени, насыпали на столе перед девочкой гору из конфет, баранок, изюма.

В этот момент вернулся домой отец Павел. Заговорил с гостями. Его главным собеседником стал тот, что держал на коленях Олечку. Познакомились, завязался живой диалог.

Казалось, они говорили на неведомом простому человеку языке: мудрёные слова — что-то о приборах, технике. Собеседники легко понимали друг друга, попеременно подхватывали общую мысль, кивали, смотрели друг на друга горящими глазами.

Тот, с кем Флоренский завёл такой разговор, оказался инженером, химиком, директором Орехово-Зуевского завода «Карболит» Василием Ивановичем Лисевым. Их встреча с отцом Павлом не была случайной. Узнав, что в Сергиевом Посаде в крайней нужде живёт иерей Павел Флоренский, по светскому образованию математик и физик, преподаватель в местном педагогическом институте самых разных дисциплин: от методики геометрии и топологии до астрономического мировоззрения и истории материальной культуры, Лисев с товарищами специально отправился в город Преподобного, чтобы пригласить Флоренского на «Карболит» — крупнейший производитель отечественной пластмассы.

Осенью 1920 года Флоренский приступил к работе в московском филиале завода: сначала был консультантом, а затем уже заведующим испытаниями заводской продукции и заведующим научно-техническими исследованиями. Профессиональные взаимоотношения Флоренского и Лисева быстро переросли в дружбу. Отец Павел всегда был желанным гостем в его доме близ Ярославского вокзала. Не желая стеснять мать и сестру, живших тогда в Москве, Флоренский, пока не получил служебной квартиры, чаще ночевал именно у Лисева.

Отец Павел увидел в нём особого человека, что соединял, казалось бы, несоединимое и разрушал многие стереотипы. Добрый, хлебосольный, щедрый и одновременно предприимчивый, оборотистый, наделённый административным и коммерческим талантом. Человек, богатевший не от корысти, а по Божьему произволению: «Богу угодно, чтобы Василий Иванович богател — ибо он в Бога богатеет — и сейчас же тратил, ибо он в Бога и тратит».

Убедившись в уникальном уме и редком энциклопедизме Флоренского, Лисев стал хлопотать о введении его в научно-технический аппарат Высшего совета народного хозяйства. В январе 1921-го Флоренский вошёл в Карболит-ную комиссию ВСНХ, где отвечал за научно-технические изделия. Оперативно разработав план по исследованию высоковольтной изоляции, Флоренский сосредоточился, главным образом, на техническом и химическом отделах Главэлектро ВСНХ. В те годы там можно было увидеть такую картину: огромная комната, в ней за рабочими столами трудятся человек пятьдесят, и среди них, как и прочие, за рабочим столом сосредоточен некто в рясе и с наперсным крестом. Для непосвящённого это изумление, нонсенс, для всех вокруг — дело привычное. Ведь Павел Александрович — незаменимый сотрудник, он решает самые сложные производственные задачи, уважение к нему огромно.

Но ещё сильнее оно возросло после VIII Всероссийского электротехнического съезда. Организованный в октябре 1921 года в Москве, в Политехническом институте, он вёл своё преемство от подобных съездов начала века.

Флоренский был заявлен на съезд от Главэлектро. Подготовил доклад «Вычисление электрического градиента на витках обмотки трансформатора». В назначенный день вышел выступать, облачённый в подрясник и скуфью. В зале растерянный шепоток: «Поп за кафедрой…» Но вот — яркие тезисы, стройные доказательства, термины и формулы, удивительная глубина и парадоксальность мышления. Этот «поп» потряс маститых технарей. После выступления у него просят рукопись доклада, его зовут преподавать в Петроградский политехнический институт: обещают достойный заработок и жильё.

Несмотря на то что впоследствии доклад в «Материалах» съезда не опубликуют, в научном сообществе Флоренский будет признан одним из ведущих электротехников страны. Сам он воспримет это как новый жизненный перелом, как новое предназначение, указанное Богом, о чём напишет в дневнике: «В Академию я пришёл ради соединения светского общества с духовным, желая войти в духовное, как представитель светского, а теперь в рясе я выступаю, желая войти в светское как представитель общества духовного — и потому слава эта есть слава Божия». Электротехнический съезд активно обсуждал план ГОЭЛРО. Это была поистине грандиозная затея новой власти. Да, о подобном грезили ещё в царские времена, но возможность воплощения, государственная воля появились именно теперь. «Электрификация всей страны» — это не просто «лампочка Ильича» в каждом доме. Это революция, прорыв в производстве, экономике, повседневной жизни, новый тип главенствующей энергии, который меняет и научные, и философские представления. Флоренский понимал это как никто другой. В эти годы Флоренский развивает концепцию «органопроекции» немецкого философа Эрнста Каппа, согласно которой человек, создавая различные орудия труда, приборы, механизмы, берёт за образец организмы живой природы и собственное тело. Например, тиски и клещи подобны челюстям, рычаги — конечностям, телескоп и микроскоп — глазу, мехи в музыкальных инструментах — лёгким, насос — сердцу, железобетонные сооружения — костной ткани, инкубатор — материнской утробе. Этим человек как бы расширяет границы самого себя, проецирует собственное тело в мир, становится способным объять прежде необъятное. Микрокосм человеческого организма становится макрокосмом. И рождение первой природы, и создание второй — культуры — акты творения: «По образцу органов устраиваются орудия, ибо одна и та же душа, одной то же творческое начало — в инстинкте зиждет подсознательно тело с его органами, а в разуме — технику с ее орудиями». План ГОЭЛРО для Флоренского — это гигантская нервная сеть страны, увеличение скорости и силы каждого советского человека, его прорыв в грядущее.

Но для осуществления такого прорыва предстояло взрастить специалистов, целую плеяду, целую армию высококвалифицированных рабочих, широко образованных инженеров, физиков. Взрастить не только в учебных аудиториях, но и в опытном процессе. Потому съезд сподвиг власть к созданию государственного экспериментального электротехнического института, где от профессора Флоренского зависело очень многое. ГЭЭИ, организованный в 1921 году, а в 1925-м переименованный во Всероссийский электротехнический институт (ВЭИ), изначально имел в своей структуре физико-технический институт и ряд лабораторий: рентгено-техническую, акустическую, магнитометрическую, радиолабораторию и лабораторию материаловедения. Последней заведовал Флоренский. Маленькая комната, будто монашеская келья, — кабинет заведующего. В ней человек, и здесь не изменивший рясе и наперсному кресту. Но добиться келейной сосредоточенности ему удаётся крайне редко. Все спешат с вопросами, хотят совета. Грандиозная эпоха будоражит даже обывательские умы: всё больше нарождается кулибиных, «устроителей мира». И все в лабораторию Флоренского: студенты-рационализаторы, ниспровергатели Фарадея, изобретатели вечного двигателя. И каждому нужно отвечать спокойно, взвешенно, убедительно. Но некоторые непризнанные гении грозят «найти управу», «дойти до самых верхов» — приходится тратить драгоценное время на официальные заключения. Такова неизбежная рутина. Но в главном лаборатория Флоренского — ежегодный прорыв. От неё напрямую зависит реализация плана ГОЭЛРО. Чтобы обуздать ток высокого напряжения, нужны особые изоляционные материалы, диэлектрики. И ждать, что их — доступными и дешёвыми — в готовом виде преподнесёт сама природа, не приходится. Нужно творить человеческим умом вторую природу — вот главная задача Флоренского и его соработников. А ещё испытание полученных материалов, поиск источников тока, создание приборов. Всё это сложилось в самостоятельную область знаний — «материаловедение», а точнее, «электроматериаловедение». Здесь нужно единство химии, физики, биологии, геологии. Здесь тоже происходит преодоление «водоразделов мысли», но по-особому: коллективом, коллективным разумом, который должен быть готов к «всеохватывающему познанию».

В сотрудники Флоренскому, по счастью, в большинстве своём подобрались люди верующие, нуждающиеся в духовном окормлении, многие из «бывших»; работал среди них и брат жены — Василий Гиацинтов. Но при всей своей добросердечности Флоренский был крайне требователен к каждому. Всегда ждал добросовестности, предельной сосредоточенности. Действовал он, как говорят в педагогике, «с опорой на положительное»: «Нужно уметь побуждать в человеке всё лучшее, что ему свойственно, и гасить дурное». Несмотря на постоянные конференции, командировки, заседания ВСНХ, а с 1930 года ещё и исполнение должности помощника директора ВЭИ Карла Адольфовича Круга, Флоренский никогда не бросал своей лаборатории: организовывал вечерние лектории, не раз выводил сотрудников в «ударники труда». При многократных переездах и реорганизациях сохранить ядро коллектива было непросто: помогали душевное братство, особые отношения, когда, как в семье, каждый в ответе за каждого, когда никто не выпячивает личных заслуг, когда всё — плод общего труда. Так осуществлялось и издание научных трудов. В 1924 году вышла в свет книга Флоренского «Диэлектрики и их техническое применение». Книга, в которой отец Павел использовал наработки, начиная ещё с гимназических естественнонаучных опытов и наблюдений. Для современных физиков и инженеров она остаётся столь же ценной и дискуссионной, как для философов «Столп и утверждение Истины». Во многом сформировавший представление о Флоренском как знатоке точных наук, этот труд рассказывает и о возможности, как выразились бы сегодня, «импортозамещения» — о создании материалов, более качественных и доступных, чем зарубежные аналоги. «Диэлектрики» задумывались автором как начало целого цикла работ, воплотить который он планировал уже усилиями всей лаборатории. Но следом удалось выпустить лишь один коллективный труд — «Карболит. Его производство и свойства» — о пластмассе отечественного производства, из которой впоследствии были сделаны все советские настольные лампы. В 1920-е — начале 1930-х годов научная мысль Флоренского буквально фонтанировала. Перед ним робели даже профессора с десятками лет исследований за плечами. Естественно, что он оказался незаменимым при издании «Технической энциклопедии». Эта грандиозная, 26-томная, ставшая высокотиражной и весьма популярной энциклопедия выходила с 1927 по 1934 год. Она охватывала историю техники и являла новейшие достижения, фиксируя их буквально по горячим следам. Её редактор Людвиг Карлович Мартенс с первого тома пригласил Флоренского в редколлегию. Редактор отдела материаловедения, соредактор отдела по горному делу, автор 134 статей — таков деятельный вклад Флоренского в «Техническую энциклопедию». Здесь вновь поражает его эрудиция. Статьи «Диэлектрики», «Карболит», «Аспидные сланцы», «Асфальтовые лаки», «Вар», «Вата», «Волос растительный», «Воски», «Гниение древесины», «Губка», «Дерево», «Дерматин», «Животный уголь», «Замазки», «Сусальное золото», «Измерение», «Изоляторы», «Изолента», «Калька», «Китовый ус», «Кость», «Линолеум», «Мастики», «Пластические массы»… и ещё множество материалов, процессов, приборов. Как один человек мог знать всё это?! К тому же практически одновременно читавший лекции о философии культа и изобразительном искусстве! Только статьи из «Технической энциклопедии» составили бы увесистый том в собрании сочинений отца Павла. А если присовокупить к ним все остальные физические, математические, инженерные работы, нам явится особый Павел Флоренский — учёный не из прошлого, а из будущего. Двенадцать патентов на научные изобретения как результат работы в ВЭИ и на соловецком Йодопроме. И ещё более пятидесяти отклонённых заявок. Многое переоткроют позже и запатентуют другие. Отечественная и мировая научная мысль догонит Флоренского лишь через десятилетия. Неслучайны его слова, звучащие как неколебимая жизненная установка: «Нужно всегда идти впереди века, даже если век идёт назад». Нужно опережать свой век, чтобы определять его пути, по мере сил сводить его с губительных троп и направлять на спасительные.

Сегодня поражаешься тому, что сумел прозреть отец Павел в своём опережении века. В статье 1932 года «Физика на службе математики» он, будто вспоминая свой университетский «роман с математикой», преподносит ей дары всех наук: «Пусть разнообразные физические факторы лягут в основу построения математических приборов, пусть откровенно и свободным жестом математика возьмет от техники, от физики, от естествознания то, что она вправе брать и что частично она всегда брала оттуда, но украдкою.

В математику должны быть введены физические модели, физические и, может быть, химические приборы, биологические и психологические пособия». В ответ математика одаривает своего рыцаря открытием, которое предвосхитило компьютер: электроинтегратор — «универсальный прибор для интегрирования любой функции, притом безразлично, данной ли аналитической формулой, кривою или таблично».

Можно утверждать, что во многом благодаря этой идее возникли гидравлический интегратор В. С. Лукьянова – первая в мире вычислительная машина для решения дифференциальных уравнений (1936) и первая в Европе ЭВМ (1951), разработанная С. А. Лебедевым, который в начале 1930-х годов, также с опорой на Флоренского, занимался в ВЭИ автоматизацией расчётов работы электростанций.

А семью годами раньше статьи «Физика на службе математики» опубликована статья «Запасы мировой энергии», где Флоренский говорит о Солнце, движении Луны и Земли как о неисчерпаемых источниках энергии. Но главный энергоноситель — атом: «Один грамм радия при полном превращении энергии дает столько же энергии,

сколько 250 килограммов угля при горении». Осознавал отец Павел и разрушительность этой силы. Сейчас известно, что в ВЭИ он размышлял в том числе над трансформацией водорода, упоминал в рапортах Главэлектро «секретную работу № 7», осуществляемую на средства военного ведомства.

Детская память дочери Ольги сохранила такой эпизод: «Мы с папой гуляли вдвоём в окрестностях Сергиева Посада. Он начал говорить: “Я мог бы изобрести оружие, которое завоевало бы весь мир, — он сжал кулаки, желваки заходили (так, когда скрипят зубами), — но я не буду этого делать, нет, не буду”. Мне стало смешно, о чём он говорит — папа и оружие несовместимо! — но я не стала возражать, я понимала, что он говорит это себе, а не мне “не буду”».

Проблема ядерного оружия была для Флоренского не только нравственной, но и религиозной: человек посягает на разложение материи, на мир, созданный Богом, на тайну Творения. Это был тяжелейший выбор: на одной чаше — служение Родине, её оборона, на другой — отказ от дерзновенного приближения Апокалипсиса.

Время необратимо, и всё же порой представишь, насколько иным мог быть русский ХХ век с Флоренским, шагнувшим в его вторую половину. Великая Отечественная война могла бы закончиться гораздо раньше: как пригодился бы гений отца Павла советским военным конструкторам. Человек прорвался бы в космос раньше и дальше, на Марсе бы, действительно, уже «яблони цвели», будь рядом с Королёвым и Гагариным Флоренский.

Его ум сам по себе был оружием, которое отец Павел сохранил как духовный меч. Посягнуть на этот ум, обратить его в свою личную пользу порывались многие. К этому мечу присматривались, им хотели вооружиться те, в чьих руках был властный жезл. С ними Флоренский встречался на заседаниях ВСНХ и в лабораториях ВЭИ.

Мифами окутаны отношения Флоренского с Троцким. Нередко степень их знакомства слишком преувеличена. Неясны причины, неведомы подробности возможных встреч.

Одни эпизоды — свидетельства из первых уст, иные — рассказы о рассказах, воспоминания о воспоминаниях. Факты и легенды порой дополняют друг друга, порой противоречат друг другу. В тумане истории отчётливо виднеется лишь один достоверный эпизод.

…Троцкий в лаборатории Флоренского. Приглашает выступить на конференции:

— Только не в этом костюме, — указывает на подрясник.

— Я сана с себя не снимал — не могу в штатском, — отвечает отец Павел.

— Да… Ну тогда можно в этом костюме.

Сложно судить о том, насколько эти призрачные контакты повлияли на дальнейшую судьбу отца Павла. Тем более что в ту пору Троцкий уже был смещён со всех ключевых постов. Ни оказать серьёзного покровительства, ни инициировать жёсткого притеснения он уже не мог. Хотя времена для Флоренского вскоре наступили суровые.