САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Воскрешение помазанников

В новейшей русской прозе отчетливо проявился «постмонархический дискурс». Что это? И с чего бы это? Анализирует Иван Родионов

www.pngegg.com
www.pngegg.com

Текст: Иван Родионов

За последние полгода в ведущих российских издательствах вышли три романа, между сюжетами которых очень много общего. Причём это не узкожанровые тексты, не литература о попаданцах – схожести были бы легко объяснимы, если бы сюжеты книг были ограничены рамками того или иного жанра. Завязка всех трёх романов одинакова: члены императорской семьи чудесным или не очень образом спасаются от смерти. Что удивительно вдвойне, во всех трёх книгах выживает великий князь Михаил Александрович, брат Николая II и формально, юридически – последний русский император. Симпатии авторов этих книг скорее на стороне белых, их воскресшие царственные герои положительны едва ли не со всех сторон. Однако все три "неисторических романа" или, говоря словами Гаспарова, "широкомасштабные историко-литературные фантазии" удерживаются в рамках логики объективных исторических процессов и не сваливаются в оголтелую альтернативщину: большевики и Советский проект всё равно побеждают.

Впрочем, обо всём по порядку.

Василий Зубакин, "В тени трона"

М.: Время, 2022 – 342 c.

На первый взгляд, в центре этого вышедшего во второй половине прошлого года романа – две морганатические истории любви. Первая пара – будущий британский король Эдуард VIII и его супруга Уоллис Симпсон. Вторая пара – брат Николая II Михаил Александрович и Наталья Сергеевна Вульферт. Само повествование поначалу вполне традиционное, дотошно-историческое, с деталями и приметами эпохи. Автор симпатизирует Михаилу – в отличие от того же Николая и его супруги, которая, как сказано в романе, "в опасном упоении рулила гигантской империей, чутко прислушиваясь к советам Распутина".

А дальше наступает альтернативная «развилка». Михаилу удаётся спастись от убийц во главе с монструозным Ганькой Мясниковым – и история жизни великого князя идёт по иному пути, нежели это было в реальности. Меняется и темп книги – из неспешного исторического полотна с вплетенной в него любовной линией она превращается в энергичный авантюрно-шпионский приключенческий роман. В котором найдётся место и Константинополю, и Марселю, и эху Второй мировой, и, наконец, встрече своеобразных двойников – Михаила и Дэвида-Эдуарда.

Автор помогает герою избежать смерти, но концовка книги и финал судьбы Михаила прямо говорят о том, что отсрочить неизбежное можно, а отменить его – нет. От перемены наклонения времени направление его движения всё-таки не меняется.

Алексей Иванов, "Бронепароходы"

М.: Рипол-Классик, 2023 – 688 с.

Михаил Александрович снова появляется уже на первой странице – его везут расстреливать: "Кончить великого князя Михаила – без суда и без разрешения губкома – придумал неугомонный баламут Ганька Мясников. Для этого Ганька – член ВЦИКа! – устроил себе перевод из мотовилихинской Чека в губернскую. Но струхнул стрелять сам. Поручил привычному к делу Жужгову".

Опять появляется и Ганька. Удивительный персонаж, религиозный фанатик и революционер, в своё время выписанный Владимиром Шаровым в романе "Царство Агамемнона". Для Шарова он был проводником его противоречивой концепции революции как трагической попытки построения Царства божия на Земле. Воскресает у Шарова и Михаил, и даже не один; многочисленные Михаилы у него – самозванцы, дети лейтенанта Шмидта. Мясников же не только взаправду был организатором убийства Михаила, но и первым его "воскресил" на бумаге – выдал утку, что тот не убит, а бежал.

У Иванова же всё наоборот – князь выжил, а люди, спасающие его, гибнут. Далее роман разрастается, увеличивается количество действующих лиц и сюжетных линий, но история Михаила остаётся одной из главных. Впрочем, как герой великий князь запредельно пассивен – это отчасти объясняется тем, что ему всё время приходится прятаться в машинном отделении. Он будто пропповский "волшебный предмет", через который другие герои проходят инициацию; объект действия, а не его субъект.

Уже упомянутый Ганька свое дело доведёт до конца. А история – несмотря на личные симпатии Иванова-человека к самоотверженным проигравшим, лёгкие постмодернистские игры и выведенного в конце романа "наследника", на которого вроде бы в будущем должны быть возложены некие надежды – всё равно пойдёт своим безжалостным путём. И Иванов-автор как чуткий художник это прекрасно понимает. Чувствует это, кажется, и сам романный Михаил: недаром он предлагает возлюбленной избавиться от ещё не родившегося ребёнка.

Алексей Колмогоров, "ОТМА"

М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2023 – 576 с.

И снова всё начинается с несостоявшегося расстрела – правда, расстрела семьи Николая Второго. Впрочем, воскресший Михаил Александрович в романе тоже появится, пусть и в качестве второстепенного героя.

"ОТМА" – наиболее игровой, постмодернистский роман из трёх представленных здесь, к тому же написанный режиссёром и сценаристом. Потому читателя ждут многочисленные флешбеки, в том числе из тридцать седьмого года, а также Шамбала, Лхаса, царь-библиотекарь, барон Унгерн и уже привычный нам мистический Распутин. Перемежается эта фантасмагория приключениями четырёх друзей – почти мушкетёров императора. Реальность переплетается, искажается, тонет в многочисленных отражениях:

"Кривошеин молчал.

— Ну давай, рассказывай, — сказал Берия.

— Сначала?

— С того места, как ты царя выкрал из Дома особого назначения.

Кривошеин в общих чертах изложил каждый эпизод одиссеи Романовых. Только фамилии трех подельников не называл. Они ведь где-то живут в этой реальности и ничего не знают о своих подвигах в другой. А если назвать вымышленные фамилии, то непременно найдутся люди с такими же фамилиями, и их возьмут ни за что".

Судьбы выживших колмогоровских Романовых, казалось бы, складываются достаточно счастливо. Но финал книги недвусмыслен: одному из героев представляется, как во время войны он бежит по полю и кричит: "За Сталина, Бога, Царя и Отечество!" Эклектика? Да, но думается, верно и другое: полностью изменить реальность не под силу даже почти всемогущему постмодернизму.

Ну и немного выводов

В предыдущие тридцать (и даже более) лет русская литература анализировала и переигрывала Советский проект, особенно – эпоху Сталина. Редкий премиальный список и поныне обходится без многостраничной саги про репрессии или Берию. В этой несколько болезненной зацикленности всегда просматривалась не только пресловутая "проработка исторических травм", но и косвенное свидетельство признания масштаба эпохи. "СССР – наш Древний Рим", как писал Лимонов. Пусть и со своими Калигулами, Неронами и кровавыми гладиаторскими боями.

Теперь, кажется, к ностальгии по утопии (или антиутопии, не принципиально) добавилась и

ностальгия по эпохе заката Империи.

Это будто тоска по тому, чего не было – или по тому, что могло бы быть по-другому. Раньше об этой эпохе с придыханием вспоминала узкая прослойка отечественных монархистов. Теперь неожиданно за эту тему взялись и серьёзные литераторы.

Радует одно: хорошие писатели – люди без иллюзий и в творческом плане честные. Даже если хочется написать об одном, логика художественного повествования обязательно приводит их к настоящему, подлинному. Андрей Болконский никак не может пережить Отечественную войну 1812 года, а Родион Раскольников – избежать каторги. Потому эти "неисторические романы" по-своему абсолютно документальны: чего нет, того не миновать.