Современная семья — какая она?

Текст: Андрей Мягков

Пару сотен лет назад нормой в России оставалось большое патриархально-родовое общежитие: жили под одной крышей с дедушками, бабушками, дядьями, зятьями и другими родственниками, кровная связь с которыми была подчас как в той поговорке о воде и киселе. Потом случились индустриализация с урбанизацией, и норма переменилась: общественным мейнстримом стала уже привычная нам семья из двух супругов и нескольких не состоящих в браке детей — она же нуклеарная семья, если по-ученому. Но времена меняются — а значит, вновь меняется и то, что мы привыкли считать нормой.

А что ей, собственно, считают? Обычно — традицию, некий общезаведенный порядок, в успокоительной монотонности которого человеческому мозгу видится что-то сакральное и единственно правильное. Но ирония в том, что патриархальное общежитие было обусловлено не отвлеченными соображениями о традиционном, а банально — укладом жизни: в российском XIX веке, когда дети с малолетства работали больше 12 часов и производительность (аграрного преимущественно) труда напрямую зависела от количества рук, это было самой эффективной формой существования; то есть не то чтобы традиционно, а удобно и выгодно. В XX веке социально-экономические условия изменились— удобнее и выгоднее стало выживать в формате нуклеарной семьи, которую и начали почитать нормой. Попробуйте сегодня вырасти и не съехать от родителей, особенно если вы мужчина — а ведь в XIX веке никаких бы косых взглядов.

Словом, норма в своем идеальном, очищенном от накипи виде — это не какая-то общественная рамка, в которую нужно влезть, а просто когда всем удобно, выгодно и в конечном счете — счастливо; не в ущерб окружающим, разумеется. Во многих частях планеты условия уже позволяют жить именно так — и семья постепенно превращается из предприятия по выживанию в индивидуальный проект, отвечающий твоим ценностям и потребностям, позволяющий сделать счастливым себя, близких людей, а в итоге и общество.

О том, как нынче меняется институт семьи, собственно, и рассказывает в своей книге журналистка Светлана Кольчик — выпускница МГУ и Школы журналистики Колумбийского университета, в прошлом заместитель главреда Marie Claire, автор Vogue, Forbes, «Ведомостей» и других СМИ. Беседуя с десятками людей из разных стран и с головой зарываясь в исследования социологов, Светлана фиксирует те формы, которые принимает в XXI веке совместная жизнь: гостевой брак, лоскутная семья, открытые отношения... Ну и, разумеется, выясняет, почему люди выбирают те или иные формы взаимоотношений — и как это делает их счастливыми. Что помогает читателю и самому нащупать ответ на простой вроде бы вопрос: «Для меня семья — это...»

Предлагаем вам прочитать о том, какие трансформации претерпевает в современной семье роль отца — который не обязательно должен быть исключительно кормильцем и добытчиком.

Новая семья: Гостевой брак, лоскутная семья и другие форматы отношений в современном мире. Светлана Кольчик

М.: Альпина Паблишер, 2023. — 240 с.

Дорогой декрет

Каковы шансы, что мужчины в России и за пределами североевропейского «социального рая» решатся без оглядки на чужое мнение осваивать традиционную женскую территорию — уход за детьми? Как показывают исследования, на сегодняшний день больше всего времени российские дети по-прежнему проводят с мамами — об этом в опросе проекта Deti.mail.ru заявили 86% родителей.

«Все-таки в России мужчина пока воспринимается как кормилец», — соглашается Игорь Поляков, госслужащий и папа троих детей. Игорь родом из Краснодара, сейчас живет в Анапе и возглавляет там сообщество «Отцы юга России». Он спешит добавить, что если бы декретный отпуск в России оплачивался так же, как в Швеции, то он не задумываясь его бы оформил: «А что такого сложного сидеть с младенцем? Покормил, помыл и спать уложил. Тем более что быт сейчас намного проще, чем во времена наших родителей».

Игорь рассказывает, что с каждым из своих детей не ленился вставать по ночам, укачивать и менять памперсы, а также носил младенцев в слинге. По договоренности с женой они отключили эффект бабушки — по минимуму принимали помощь старшего поколения. Это их семье пошло на пользу: родственники не вмешивались и, главное, не давали непрошеных советов.

«Я мог и накормить, и помыть ребенка, и смесь приготовить. Мыслей, что это не мужское дело, никогда не возникало», — добавляет Поляков. То же самое, по его словам, делали многие его знакомые мужчины и в Краснодаре, и в Анапе. Но почему-то многие стесняются в этом признаваться. Хотя, по наблюдениям моего собеседника, среди мужчин нового поколения отцом сегодня быть модно, и осознанный подход к воспитанию детей все более востребован.

Но эмансипация по-русски все же выглядит несколько иначе, чем в Европе. Роль кормильца и добытчика по-прежнему встроена и в экономические реалии, и в менталитет. В семье Игоря тоже живут в основном на заработанные им деньги. «Все, что получает жена, — это на ее хотелки», — смеется он. И тут же спешит добавить, что, если бы его супруга зарабатывала больше, не факт, что его мужское эго сильно бы пострадало — наоборот, это стимулировало бы работать больше. Но такое отношение характерно далеко не для всех. Как показывают результаты все того же исследования Deti. mail.ru, модель «мама-добытчик и папа-домохозяин» популярна лишь среди 5% опрошенных.

ВЦИОМ изучил, что россияне думают о папах в декрете. Цифры получились следующие:

• минимум 70% россиян верят в способность отцов ухаживать за детьми и вести домашнее хозяйство не хуже женщин;
• чаще других так считают женщины (71%) и молодежь от 18 до 24 лет (90%);
• шестеро из десяти наших соотечественников не считают нормальной ситуацию, когда отец ухаживает за новорожденным, а мать выходит на работу;
• только у 10% опрошенных есть в окружении семьи, где отец занимается домашним хозяйством и воспитанием детей, а мать зарабатывает деньги;
• около половины согласны, что основная социальная роль мужчины — кормить семью. Остальные, напротив, не считают роль добытчика важнее роли воспитателя собственных детей.

«Многих мужчин напрягает, когда жена зарабатывает больше», — подтверждает Игорь Поляков. Но все же, считает он, если правильно преподнести идею декрета и финансово простимулировать отцов, эта опция стала бы интересна большему числу мужчин. Важно, чтобы им было при этом комфортно: «Я бы ввел бесплатные, но обязательные курсы отцовства, чтобы мужчины тоже представляли себе, что такое быть родителем».

Идеи Игоря, кстати, подтверждает опыт стран, где эксперименты с мужским декретом начали внедрять парой десятилетий раньше. Например, в начале 2000-х в канадском Квебеке увеличили декретные выплаты для мужчин и выделили отрезок времени, который можно было брать только отцам. За девять лет число мужчин, оформляющих отпуск по уходу за ребенком, выросло с 10% до более чем 80%.

Показательно, что Игорь, обладатель довольно брутальной внешности и атлетичного телосложения, не раз слышал в свой адрес гротескное клеймо из старых советских фильмов — подкаблучник. Но его это скорее забавляет. «Мужчины почему-то стесняются показывать чувства. А ведь я свою жену просто люблю. Я ноги ей должен целовать за то, что она мне подарила троих детей», — говорит Игорь.

Няня-дипломат

После долгих поисков мне наконец удалось найти мужчину, который побывал-таки в России в официальном декрете. Правда, он оказался… шведом. Йоханнес прожил в нашей стране несколько лет и сейчас служит в Посольстве Швеции в Москве. На момент нашего интервью он около полугода просидел дома с полуторагодовалой дочкой Эмилией. По мнению шведа, Москва — вполне комфортный для жизни с детьми город. Особенно его впечатлили детские площадки, семейные кафе и наличие игровых комнат с аниматорами в ресторанах. «Люди в России теплые, отзывчивые, — Йоханнес говорит со мной по-английски, но периодически вставляет русские слова. — Если ты идешь с коляской, тебе всегда придержат дверь. В аэропорту с малышом пропустят без очереди на регистрацию. У нас в Швеции такого нет».

Йоханнес рассказывает, что, гуляя с ребенком, периодически слышит замечания от бабушек на площадке в стиле: «Ну конечно же, папа соску забыл» (эту фразу он тоже, смеясь, произносит по-русски с забавным акцентом). Еще дипломату-няньке не перестает дивиться посещающий их педиатр — особенно когда видит, что девочка больше привязана к папе, чем к маме.

Жена Йоханнеса тоже дипломат, работает на полную ставку. В ответ на вопрос, как он справляется в одиночку с ребенком в чужой стране, швед признается, что дни напролет с маленьким ребенком могут быть непростыми: «Бывает, конечно, одиноко. Случаются дни, когда я считаю минуты до того, как вернется с работы жена. Особенно зимние вечера, когда ребенок уже устал, могут тянуться долго…» Поэтому Йоханнес старается почаще выбираться из дома, и детские кафе с игровыми комнатами и аниматорами его очень выручают. Тем не менее он говорит, что не считает свой опыт чем-то из ряда вон выходящим и с удовольствием побыл бы в декрете подольше. «Вы же знаете, что для нас, шведов, это норма. От тебя этого ждут. Я всегда знал, что, когда стану отцом, должен буду взять декретный отпуск. Семья — то, что для меня составляет смысл жизни. При этом я прекрасно понимаю, — спешит добавить мой собеседник (чувствуется профессиональный дипломат), — что у вас в России другие обстоятельства, прежде всего финансовые. В Швеции так же было до Второй мировой. Страна была гораздо более бедной, рождаемость — низкой. Потребовались годы социальной политики, чтобы ситуация изменилась».

Слава детям

«А вы рассуждаете прямо как европейский отец!» — отмечаю я.

Вячеслав — шумный, крупный, бородатый и чрезвычайно разговорчивый папа двух девочек — парирует мне с торжествующей улыбкой: «Я и есть европейский отец!»

Мой собеседник Вячеслав Ходченко — предприниматель из Москвы, основатель проекта СлаваДетям — вот уже несколько лет водит младших школьников в походы. Он угощает меня пиццей в итальянском ресторанчике в районе ВДНХ, на пальцах объясняя, что такое продвинутый отец. Хотя к активному отцовству мой собеседник тоже пришел не сразу. После рождения первой дочки полтора года он вообще не появлялся дома, пропадая на работе. Интерес к ребенку проснулся, когда стала появляться обратная связь. А когда дочке исполнилось пять, Славе стало интересно настолько, что он решил с головой нырнуть в нюансы воспитания девочек. Потом родилось хобби, превратившееся в бизнес-проект: проведение детских мероприятий. Ко всему прочему, Ходченко председательствует в родительском комитете в детском саду, а в школе старшей дочки входит в родительский совет — он там единственный мужчина. «Меня в комитете не любят — считают выскочкой, — смеется он. — Таких отцов пока мало».

Когда я спрашиваю о задачах воспитания девочек, Слава выдает одно за другим: «Научить опираться на себя. Быть самостоятельной. Владеть финансовой грамотностью. Развивать эмоциональный интеллект. Уметь расставлять границы». В последние несколько лет Вячеслав не только изучал теорию и практику воспитания — он и сам проходил психотерапию. Не исключено, что растущий интерес к ней — по крайней мере среди образованных жителей крупных городов — тоже вдохновляет мужчин выстраивать отношения, отличаю щиеся от тех, что были у них в детстве с родителями. Слава, например, встречает все больше пап в секциях и на детских площадках. Говоря об этом, он добавляет со смехом: «Не факт, что они там находятся по своей воле».

При этом, согласно опросу ВЦИОМ, приуроченному к новому празднику — Дню отца, который с 2021 года отмечается в третье воскресенье октября, — 67% участников исследования согласились, что мужчина с маленьким ребенком на детской площадке сегодня — привычная картина. В числе наиболее востребованных качеств идеального отца участники назвали заботливое, уважительное отношение к жене, активное участие в жизни детей и совместный поиск решения проблем, доброту и надежность.

Что касается идеи сделать мужской декрет привычной практикой, то до этого, по мнению Славы, в России пока далеко. Он не знает «ни одного мужика, кто на это бы решился»: «Россия — огромная страна. Москву нельзя сравнивать с регионами. Я недавно был в Чечне и Дагестане — эти тренды никогда туда не дойдут. Мужчине взять и уйти в декрет — это суперсмело. Впрочем, понятие нормы меняется. Но тут возникает вопрос: а готовы ли к этому женщины? Позволит ли уровень тревожности российской мамы доверить мужчине малыша?»

Последняя реплика меня, признаюсь, задела. Изучая уже много лет подходы к воспитанию в разных странах, я в который раз убеждаюсь, что уровень тревожности у наших мам действительно порой зашкаливает. Я уверена, что у многих она уходит корнями в детство, проведенное с чересчур критичными, требовательными, эмоционально отстраненными или, наоборот, чересчур опекающими матерями. Или, возможно, тревожность — форма перфекционизма в эпоху, когда мы перегружены информацией и родительство многими воспринимается как важнейший жизненный проект, а дети становятся сверхценностью.

Мой муж, который родом из Гамбурга и прожил почти 15 лет в России, называет материнский гиперконтроль à la russe микроменеджментом. В контексте воспитания из его уст это звучит как ругательство. «Если оставляешь со мной детей, перестань сверлить мне мозг!» — эту фразу я слышала от него бессчетное количество раз, а иногда в ход идет и гораздо более крепкое словцо.

Легко сказать. Даже после 10 лет жизни в Европе я не до конца избавилась от синдрома русской мамы. В Гамбурге мне все еще режут глаз бесконечные булки, которые малыши поглощают на ходу на детских площадках и вообще на улице (грязные руки! нездоровая еда!), меня по-прежнему шокируют дети без шапок и с голыми ногами, которые в минусовую температуру вышагивают рядом с закутанными в пуховики и шарфы родителями, и я всегда звоню педиатру, когда у моих детей поднимается температура (раньше я сразу к врачу бежала — на дом они в Германии не приходят). Пытаясь бороться с собственным перфекционизмом (со старшим сыном моим самым болезненным пунктиком было питание), я в свое время отправилась в квест тревожной мамы — объехала несколько стран Европы в поисках идеального метода питания и воспитания. Так что до здорового пофигизма североевропейских мам мне, конечно, еще далеко.

Смена ролей

«Я бы хотела, чтобы мой бойфренд вообще не работал! Он бы мог предаваться своему любимому занятию…»

Мне хочется лишний раз удостовериться: говорит моя немецкая подруга с русским именем Вера всерьез или иронизирует? Но она невозмутимо продолжает: «Когда ребенок в саду, Клаус мог бы читать. Книги — его страсть».

Сыну Веры и ее партнера Клауса два года. Их отношения — яркий пример гендерно-нейтральной семьи. В том смысле, что традиционные (хотя в Северной Европе многие уже давно считают их архаичными) гендерные роли «мужчина-добытчик» и «женщина — хранительница очага» для этой пары давно не актуальны. Очаг в семье охраняет Клаус, журналист-фрилансер, в свободное время действительно поглощающий книги, как семечки. В их небольшой квартире в шумном, соседствующем с самыми злачными барами Гамбурга районе Санкт-Паули, книг гораздо больше, чем детских игрушек.

С ребенком и в хлопотах по дому Клаус проводит значительно больше времени, чем сама Вера, фотохудожник, чьи выставки и арт-перфомансы проходят по всей Германии, а работы публикуются в центральных изданиях вроде журнала Der Spiegel и газеты Die Zeit. Щедрая система грантов для представителей мира искусства в Европе приносит ей неплохой доход.

«А тебя правда устраивает, если мужчина мало или вовсе ничего не зарабатывает и почти все время сидит дома?» — мы с Верой знакомы давно, поэтому я могу позволить себе задавать неполиткорректные вопросы. Моего активного, импульсивного и амбициозного мужа-экстраверта, например, очень сложно было бы представить в ипостаси домохозяина. Да и мне самой вряд ли был бы интересен мужчина, который все время дома.

Вера не понимает, в чем проблема. Разумеется, ее все устраивает. Ее приоритеты — финансовая независимость (она активно копит на безбедную старость) и самореализация. Наличие «бесплатного бебиситтера» (ее формулировка) в лице мужа ей только на руку. Платежеспособность для Веры не критерий оценки мужчины: в партнере она ценит лояльность, интеллект и вовлеченность в отцовство.

О похожих вещах рассуждает и Джулия из Берлина. Она руководит департаментом в крупной компании, связанной с диджитал-индустрией, и работает по 11 часов в сутки. Детей у нее трое, младшему год. Няни у них нет — пользоваться их услугами в Германии не принято. Бебиситтеры стоят очень дорого, и рачительные немцы скорее потратят деньги на новый велосипед или отпуск на море, чем на оплату труда какой-нибудь легкомысленной студентки (нянь с педагогическим или медицинским образованием тут не найдешь, разве что среди выходцев из бывшего СССР). Поэтому большая часть семейных забот лежит на муже Дэниеле — веб-дизайнере с гибким графиком работы. Это распространяется и на ночи: рабочий день Джулии начинается в 7 утра, поэтому к малышу по ночам тоже встает Дэниел.