Текст: Татьяна Шипилова
Женская литература отвоевывает себе все больше места, все больше внимания. Уже не нужно придумывать себе мужской псевдоним, чтобы издаться. Появилась новая оптика, новые темы, даже табуированные, неудобные. Связано ли это с торжеством феминизма или это просто течение времени? Так обозначила линию обсуждения журналист и модератор встречи Евгения Смурыгина, обращаясь к главным редакторам издательств «Альпина.Проза» и «Бель Летр» Татьяне Соловьевой и Яне Грецовой соответственно.
Татьяна Соловьева, не только главред прозаического отдела «Альпины», но и первый заместитель главного редактора журнала «Юность», считает, что, отчасти, конечно, да: «Я 20 лет в издательском бизнесе, и даже за этот период восприятие женской прозы сильно изменилось. И речь не только о русской литературе – это тенденция общемировая».
И действительно, судя по выпускаемым наименованиям, именам лауреатов всевозможных литературных премий последних лет, у человечества уже не возникает вопросов, почему женщины пишут на неженские темы, да и вообще – что такое женская и неженская тема?
С другой же стороны, по мнению Татьяны, этому поспособствовал выход из постмодернизма – литературы, построенной на приеме деконструкции, и хотя есть в этом направлении и знаковые женские имена, но все же по большей части это было время мужской прозы. Сейчас же на смену постмодернизму пришла так называемая новая искренность. Или автофикшн – жанр, предполагающий смешение автобиографии и художественного переосмысления, где героя часто сложно отделить от автора. «И часто именно героине проще обнажить себя, показать свою ранимость, внутреннее несовершенство, – считает Татьяна Соловьева. – В нашем обществе же есть такое общее представление о маскулинности: мужчина не может показывать слабость. Хотя любая большая литература рождается там, где даже сильный герой обнажает свою слабость».
И все же в условиях новой искренности женский взгляд оказывается более органичен. Это не новое явление: еще со времен лирики Сапфо в мировой литературе редко, но звучал женский голос, в XIX веке и вовсе пробился свежей струей в европейской литературе – тут вам и Джейн Остен, и сестры Бронте, и Элизабет Гаскелл, и Жорж Санд, и Вирджиния Вульф, а потом подтянулись и наши Зинаида Гиппиус, Анна Ахматова, Марина Цветаева… Другими словами, это и тренд, и естественный процесс, который развивается во всех странах.
Еще спикеры отметили развитие социальных сетей. Речь идет о поколении миллениалов, представители которого застали активное развитие соцсетей, что поспособствовало появлению совсем другого отношения к искренности, к опубличиванию личных тем.
Дальше разговор продолжился рассуждением на тему целевой аудитории «женского романа» – может ли он стать интересен и мужчинам в том числе. Слово взяла Яна Грецова, заметившая, что при огромном шаге, который сделала женская литература в XXI веке, все же на данный момент в области лидеров мнений (критики, литературоведы, книжные блогеры, жюри премий) до сих пор преобладают именно мужчины, а «это мужской взгляд на вещи, особенная мужская оптика».
И все же женскую литературу, отмечает Яна, можно разделить на три категории (но, забегая вперед, от себя добавим, что и мужскую прозу можно разделить на те же три категории, только в последнем пункте дамский роман заменить мужским романом про всяких брутальных героев, которые вечно спасают мир):
- высокая проза;
- качественная беллетристика (на стыке первых двух и работает «Бель Летр»);
- бульварный, дамский роман (томные красавицы, мужественные герои).
«Может ли быть такая литература интересна мужчинам? А почему нет?» – задается логичным риторическим вопросом Яна и добавляет, что интересные женщины интересны и мужчинам, а в портфеле их издательства много зарубежных книг о сильных женщинах, из последнего – о дружбе Эллы Фицджиральд и Мэрилин Монро.
– Ну конечно! Ведь это самая популярная джазовая певица и самая красивая женщина XX века! – восклицает Евгения.
Татьяна Соловьева заметила, что, несмотря на то, что во многом сейчас наблюдается некая тенденция общего опыта, но при этом сама новая искренность подразумевает интерес к необобщаемому опыту: «В целом мы в книгах ищем не повторение своего опыта, а хотим прожить новую жизнь, поэтому нам интересна колониальная литература, писатели других стран. И с этой точки зрения, если мы проживаем опыт человека на стыке XIX–XX веков в африканской колонии, почему не прочитать женский текст, чтобы посмотреть другим взглядом, с другого ракурса».
Вообще женская литература сейчас стремительно проходит тот путь, который за несколько веков прошла литература детская, которую тоже можно разделить на три вида: написанная для детей; написанная для взрослых, но вошедшая в круг детского чтения; написанная для взрослых, но главные герои – дети. Так и в женской литературе: текст может быть написан мужчиной, но главной героиней может быть женщина (привет, Томас Харди (английский писатель, а не актер, это важно!) – «и об этом тоже невозможно не говорить в рамках женской литературы».
Так насколько разнятся темы и насколько они могут быть локальными? Есть ли какие-то особенности в разных странах или запрос везде примерно одинаковый? Оказалось, что есть.
Например, во Франции преобладает литература, в которой показано искусство жить: «Луч, играющий в стекле; запах кофе; пролетающая тучка – как французы это делают!» – восхищается Яна Грецова. И все вдруг резко захотели какой-нибудь ванильный латте с тыквенным сиропом – чтобы тоже захотеть жить!
В Италии же любят смешивать все возможные жанры, но один из основных трендов – возвращение на малую родину ради духовного переосмысления. И это выходит за рамки одной страны, потому что наблюдается повсеместно. Татьяна вспомнила три новинки: «Залив терпения» Марии Нырковой, «Полуночница» Нади Алексеевой, «Течения» Дарьи Благовой. Разница только в том, что автофикшн во всех странах разный: детство в 90-е где-нибудь в Дублине (имеются в виду книги Салли Руни) или на Юго-Западе Москвы – это разное детство. 30-летние сейчас так активно делятся своим опытом, потому что в их детстве и юности были авторы, описывающие современность (Ольга Славникова, Татьяна Толстая), но это были авторы сильно старше, это было совсем другое восприятие действительности, поэтому сейчас пришло поколение, родившее литературу травмы и делящееся своим опытом, который часто оказывается созвучен опыту читателя, именно поэтому он важен.
Но автофикшн имеет свои сложности: что, если в первой книге весь свой опыт и описан, что тогда молодому автору делать дальше? Не есть ли в этом угроза стать автором одной книги? Сколько вообще нужно того опыта, чтобы постоянно использовать его для написания книг?
Очень обстоятельно на эти вопросы ответила Татьяна Соловьева – тут осмелюсь просто процитировать:
– Автофикшн нельзя равнять с дневниковой прозой, с жанром исповеди. Это жанр художественной литературы: смешение фикшна и большой степени достоверности и искренности. Никогда нельзя точно понять, что на самом деле было, а что достроено как художественный прием. Если мы не можем понять, где проходит эта граница, значит книжка работает. Есть авторы, у которых такое количество жизненного опыта, что хватает на несколько книг. Например, Оксана Васякина – это ее жанр, вряд ли она будет уходить в фикшн. Очень часто автофикшн оказывается таким удобным социальным писательским лифтом. Ты пишешь про героиню, разгоняешься, так как пишешь о той, что максимально близка тебе. Очень часто начинают с этого, а потом увеличивают зазор между собой и героями. Это нужно для того, чтобы расписаться. В Литературном институте есть табу на литературу как психотерапию, когда это интересно тебе и твоей лучшей подружке. Это понятно. Но когда мы помним, что мы пишем автофикшн – ключевое здесь фикшн, проза должны быть психологически убедительной, принципиально неповторяемой. И все же это опыт, который можно возвести в литературный универсум.
Ну а что касательно опыта, которого хватит на несколько книг – это всегда зависит от самого опыта. Вспомним Анни Эрно: у нее множество книг и про нелегальные аборты, и про сложные отношения с матерью. Чем больше жизненный опыт – тем больше возможностей работать в этом жанре и раскачивать его границы.
Еще обсудили книжные клубы. Вернее, их отсутствие. Вернее, их наличие очень популярных на Западе и очень маленьких, пока совсем незаметных у нас, но все выразили мнение, что это вопрос двух-трех лет. И все согласились, что как популярен книжный клуб Риз Уизерспун, так у нас бы наверняка был популярен клуб Алисы Фрейндлих.
Что ж, подождем!..
