Текст: Андрей Мягков
Когда-то Митя работал в столичной газете в отделе религии, а теперь уже как пару месяцев живет в Грузии. От лица вебкам-модели Лизы Райской он переписывается с мужчинами разной степени похотливости, без энтузиазма пытаясь развести их на платный контент. Мите неловко обманывать милого грибника Олега Степановича, да и регулярно получать предназначенные Лизе фотографии мужских половых органов тоже неловко - но какие времена, такая и работа.
В Москве у Мити - гражданская жена Оля, отношения с которой на фоне отъезда принимают довольно удручающий, хотя и вялотекущий оборот. В Грузии - бесконечные хинкали и компания разномастных релокантов, отношения с которыми в принципе ситуативны и вялотекущи. Вместе с ними Митя апатично коротает дни на берегу моря - куда чаще окунаясь не в воду, а в мультсериал "Утиные истории" и сладостно-болючие воспоминания. Прошлое теперь кажется Мите таким же невозможным, как будущее - хотя и настоящее немногим лучше. С Митей, если так посмотреть, много всякого приключается, но все это будто понарошку. Потому что на самом деле жизнь Мити теперь - скулящее ожидание непонятно чего.
После "Комнаты Вагинова", где Антон Секисов смешивал (и даже взбалтывал) мистический триллер и черную комедию, автор приглашает на отчетливо трагикомический "Курорт" - читательское предложение, от которого не стоит отмахиваться.
Во-первых, повесть совсем небольшая, каких-то 170 страниц; Секисов здесь классический и бодрый, но даже если вдруг окажется, что не ваше: зажмуритесь, чертыхнетесь и быстро забудете. А во-вторых - что, конечно, куда важнее - "Курорт" оказывается не просто смешным, но внимательным и по-настоящему чутким текстом.
О массовой миграции российских мужчин в разнообразное зарубежье, пришедшейся на осень 2022 года, у нас ничего особо не издавали - тема для кого-то слишком провокационная и юридически неуютная, для кого-то - презренная и фельетонная. Секисов же умудрился целым пробраться сквозь это минное поле и без резких движений собрать не просто галерею релокантов, а залезть одному из них, пардон, прямо в душу.
Это действительно смешная книга - порой хохочешь в голос от одной только интонации, - но смех не заглушает того тихого и безнадежно человеческого, что автор выуживает из своего Мити. Вообще интонации здесь находятся в ощутимом родстве с интонациями Кирилла Рябова - разве что у Рябова смех чаще оборачивается чем-то грузно-трагичным, а у Секисова в "Курорте" - щемяще-меланхоличным. Миксовать смешное с подобными материями - так-то задача со звездочкой, но текст у Антона собран настолько точно, что в своей трагикомической категории вышло едва ли не безупречно.
"Точно" - вот, пожалуй, то слово, которое хочется применять к большинству составляющих "Курорта", от технической до смысловой. В том числе и по отношению к героям - причем не только к Мите, но к нему, конечно, в первую очередь. Трогательный, искренний, нелепый, беспомощно сидящий у моря в ожидании, пока жизнь обернется и хотя бы подмигнет - он получился не типажным релокантом, бродячей иллюстрацией к положению, в котором очутилось множество наших соотечественников, а просто живым человеком. Не добровольным изгнанником в белом пальто - Митя такое не особо носит, - а растерянным мужчиной тридцати семи лет, потерявшим опору - зато нашедшим себя в экзистенциальном тупике. Релокация для героя - всего лишь катализатор потерянности; его жизнь накренилась еще до частичной мобилизации. В том числе поэтому отношения с гражданской женой в итоге оказываются важнее многого другого.
"Он снова и снова думал об Оле. Митя никогда не питал к ней особенной страсти, и, очевидно, это было взаимно. Но за эти годы Оля заполнила собой всю материю жизни, подменила ее. Для него Оля была скорее средой, чем человеческим существом. Аурой, вне которой существование просто ущербно", - озвучивает Митя. А мы многое понимаем про него - в том числе и то, что для него все это значительнее этических, политических и прочих обстоятельств.
Словом, если захотелось почитать - вот вам "установочный" фрагмент из начала повести.
Курорт : [повесть] / Антон Секисов. — М. : АльпинаПроза, 2024. — 174 с.
***
Митя спал беспокойно. Просыпался по три-четыре раза за ночь — сон прерывался из-за требований мочевого пузыря, звуков дождя, песен под окнами, криков и потасовок: в квартале отсюда располагался единственный в городе бар, открытый российскими релокантами. В последнее время Мите снились исключительно яркие сны в стилистике американских постапокалиптических хорроров. Одна и та же локация: ночь, бесконечная пробка в Верхний Ларс. Семья в старом джипе, пытающаяся сбежать от нашествия зомби или инопланетных захватчиков. Или чего-то необъяснимого, черного и кошмарного. Возникшего из ниоткуда и медленно заполняющего пространство.
Раз за разом он вспоминал себя, бредущего с переполненным рюкзаком вдоль пробки по обочине. Уставший и обезвоженный, лицо залито кровью. В самом начале пути Митя запнулся и ударился головой о капот чьей-то машины. Кровь капала, даже струилась на только что купленную куртку «Юникло». Нужно было остановиться, вытереть кровь, но Мите казалось, что если он остановится, то потом не найдет в себе сил продолжить движение. Марш-бросок на десятки километров по ночной трассе: все это не для его возраста, образа жизни, здоровья.
Митя снова споткнулся, упал на колени. Мужчины текли мимо него, толкали, переступали. Ни у кого и в мыслях не было предложить помощь. Поразительно, думал Митя, ведь за ними никто не гонится. Еще недавно все эти люди жили спокойной мещанской жизнью, пили кофе в аэропорту, ехали в минивэнах с вайфаем. А как только они попали в толпу, так сразу отринули все человеческое. Еще недавно учтивые джентльмены, они неслись как табун лошадей. Бросив слабых и раненых. Если такое творится в хвосте пробки, то что же ждет его там, впереди, возле самой границы? Деструктивные культы, каннибализм, человеческие жертвоприношения? Впрочем, и Мите теперь казались чьей-то блаженной фантазией город Москва, МЦК, МЦД, доставка из «ВкусВилла».
Стоя так, на коленях, Митя чувствовал нарастающее давление в кишках и одновременно резкую тошноту. Нужно было отползти с обочины куда-то в овраг, в темноту, подальше от чужих глаз, но не хватило ни сил, ни времени. Извержение началось. Бегущие продолжали его задевать, не обращали внимания. «Ребят, ни у кого нет влажных салфеток?» — бормотал он между приступами.
В этот момент перед ним распахнулась дверца машины. Белый «лексус» с тонированными стеклами. «Вот и пришла моя смерть», — понял Митя. Он и так на последнем дыхании, а сейчас его еще примутся бить. Как ты посмел корчиться у нас на глазах, выродок? Нелепый толстяк в крови и кале. Совсем оскотинившийся, опорожняющий кишечник у всех на виду.
Он вообще-то предчувствовал, что закончит жизнь именно так. Ведь бывают красивые смерти: например, инфаркт во время прогулки по осеннему лесопарку. Схватился за сердце, побледнел и упал. Пролежал какое-то время, осыпаемый желтыми листьями. Белый, красивый, торжественный. А Митина смерть обязательно будет публичной, громкой, отталкивающей. Свидетели будут о ней вспоминать много лет: «Это самое страшное и отвратительное, что я видел в жизни. Напоследок он издал какой-то мерзкий крик индюка и наконец окочурился».
Из «лексуса» вышел парень с длинными волосами, напоминающий ангела. Внимательно поглядел на Митю, сидящего в позе орла. Без отвращения, без стеснения, с любопытством. Митя нашел в себе силы для вымученной улыбки. Парень из «лексуса» протянул пачку влажных салфеток.
— Какое же звездное небо красивое. Никогда столько звезд не видел, — сообщил он.
— Звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас, — отреагировал Митя, продолжая опорожнять кишечник.
— Меня зовут Виктор, — прошелестел парень, похожий на ангела. — Руки позже пожмем.
Будь Митя человеком чуть более религиозным, то совершенно точно уверился бы, что Виктор и есть его ангел-хранитель. Он предложил Мите место в машине, рядом с девушкой модельной внешности (та не была в восторге). С ней Митя за всю поездку так и не обмолвился даже парой реплик. А Виктор, 24-летний владелец сетки аккаунтов вебкам-моделей на онлифансе, стал работодателем Мити.
***
В отеле «Гранд форчун» проживали одни россияне, преимущественно мужчины от тридцати до сорока лет. В первое время жильцы, наводнившие «Гранд форчун» в сентябре-октябре 22-го года, навещали друг друга почти ежедневно, в разгар рабочего дня. Приносили чипсы, конфеты и «Фанту», включали на ноутбуке ностальгическое кино из школьных времен — «Очень страшное кино», «Американский пирог». Набив рот конфетами с кислой шипучей начинкой, они в голос смеялись над сценой с подростком, пытающимся трахнуть пирог на глазах у отца. Жители отеля «Гранд форчун» ощущали себя прогульщиками: родители на работе и вот ты позвал друзей. Невинное преступление, за которым, возможно, последует столь же невинное наказание: вечером позвонит классная или завуч, родители лишат телевизора на неделю.
Впрочем, едва ли кому-нибудь из жильцов «Гранд форчуна» удалось достичь той чистой радости из школьных времен: к ней примешивались тоска, осознание полной бессмысленности происходящего и к тому же вреда для здоровья. Чипсы «Лэйс» вызывают рак. И «Фанта» его вызывает. Рак вызывают мысли о том, как они все здесь очутились. С каждым днем эти «прогулы» казались участникам все натужней, глупей. Прошло две недели или чуть больше, и все само собой прекратилось. Жильцы предпочитали просто сидеть в одиночестве и таращиться в монитор в середине рабочего дня, даже если у них не было никакой работы.
Среди постояльцев «Гранд форчуна» были и старожилы: качок Дима и его жена Настя. Покинув Россию еще в ковидные времена, они жили в Грузии уже третий год. Уехать Диму и Настю заставили коронавирусные ограничения, главным образом обязательная вакцинация. По их мнению, обязательные прививки—это фашизм, а получаемый в результате кьюар-код — печать Зверя. Дима и Настя называли маски «намордниками» и отказывались их надевать. Каждый поход в магазин оборачивался скандалом. А в либертарианской Грузии они могли дышать полной грудью.
Дима, невысокий и крепкий, степенный, с сияющей окладистой бородой и всклокоченными бровями, напоминал сельского священника. А у Насти был тонкий голос, как у Люси из сериала «Твин Пикс», и остекленевшие глаза. Они производили впечатление адекватной, веселой и легкой в общении пары: сложно было поверить, что они так круто переменили жизнь из-за прививок.
Митя одно время пытался понять их мотивы.
— Это чипирование, — отчеканила Настя.
— Может, все проще? Во главе европейских стран и крупных компаний в основном старики: они не хотят умирать от ковида и ужесточают ограничения. Это пенсионерское лобби.
— Какой ты наивный, — холодно заметила Настя.
Дима не участвовал в спорах, только поглаживал бороду с мягкой улыбкой. А внутри Настиных остекленевших глаз как будто разгорался пожар. Было ясно, что уже где-то рядом разговоры про инопланетных захватчиков с планеты Нибиру, острова педофилов и биороботов во главе государств. Истории о чудовищных ритуалах в подвалах Хоральной синагоги Москвы. Конечно, Митя и сам интересовался конспирологическими теориями. Например, ему очень нравилась теория про тайный орден вампиров. Якобы эти бессмертные существа, проводящие время в гробах, постепенно готовят общество к своему явлению. Их основной инструмент — массовая культура. С ее помощью они создают образ физически привлекательного, остроумного и, в сущности, добродушного вампира (от «Сумерек» до «Реальных упырей»). Но вряд ли Мите пришло бы в голову принимать жизненные решения исходя из этой теории.
Митя не хотел заговаривать с Димой и Настей и на тему спецоперации. Однажды он все-таки допустил эту ошибку. Тут же возникло какое-то помутнение, и через десять секунд Митя обнаружил себя вжавшимся в кресло, а Настя страшно нависала над ним, крича прямо в лицо: «Да ты хоть понимаешь, что это война цивилизаций? Война Ватикана против Гугла? Финальная битва Звезды и Креста? Ты ведь не слышал, наверное, что Олаф Шольц носит под костюмом женское кружевное белье?» Дима опять только подкручивал ус и расслабленно улыбался, хотя было ясно, что именно он — источник такого рода идей.
