САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

«Гомер навсегда» Ласло Краснахоркаи

Новая книга венгерского классика оказалась тягучим философским триллером о побеге от убийц

Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка и фрагмент книги предоставлены издательством
Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка и фрагмент книги предоставлены издательством

Текст: Андрей Мягков

Живой классик венгерской литературы Ласло Краснахоркаи родился в городке Дьюла в 1954 году. И уже в тридцать с небольшим, в 1985 году, дебютировал заковыристым романом «Сатанинское танго» — который позже не менее заковыристо экранизировал один из известнейших венгерских режиссеров Бела Тарр. Позднее по сценариям Краснахоркаи он снимет еще несколько фильмов, включая «Гармонии Веркмейстера» (2000) и «Туринскую лошадь» (2011) — они тоже будут весьма заковыристы.

Впрочем, сложное лицо, неизменно сопровождающее творчество Краснахоркаи, не помешало ему завоевать мировое признание. На счету венгра — премия Аттилы Йожефа (1987), Тибора Дери (1992), Шандора Мараи (1998), Кошута (2004), Виленицы (2014), Национальная книжная премия США в области переводной литературы (2019) и Международная Букеровская премия (2015). Книги его переведены на 40 языков, а Сьюзен Сонтаг ни много ни мало называла Краснахоркаи «венгерским мастером апокалипсиса» и сравнивала с Гоголем и Мелвиллом.

В своей новой маленькой вещице «Гомер навсегда», вышедшей по-русски в ноябре усилиями «Поляндрии», венгерский мэтр не изменяет себе: это вновь тягучий, сомнамбулический текст, который мастерски путает следы и заставляет читателя ощутить приятную (хотя для кого-то наверняка не особо) дезориентацию. Монструозные длинные предложения, отбивающие чечетку своим синтаксисом; мелкие бытовые детали и простые вроде бы мысли, обрастающие коконом из слов и одновременно онтологической глубиной; общая депрессивность и апокалиптичность, — словом, если вы раньше не читали Краснахоркаи, познакомитесь будь здоров.

Формально это триллер — но, учитывая все вышесказанное, триллер довольно своеобразный; как если бы триллер снимали Рустам Хамдамов или Александр Миндадзе, а сценарий им писал Франц Кафка. По сюжету главный герой, спасая свою жизнь, несется от неких преследователей через всю Европу на юг — и в процессе изрядно философствует. А больше вам ничего особенно знать и не надо, в конце концов, такие тексты бессмысленно пересказывать.

А вот что точно стоит знать — так это то, что «Гомер навсегда» полон иллюстраций художника Макса Нойманна, а еще каждую главку здесь сопровождает QR-код, отсылающий вас к композиции Миклоша Сильвестра. Книга таким образом превращается в настоящий арт-проект.

Предлагаем познакомиться с одной из главок.

Гомер навсегда [роман] / Ласло Краснахоркаи ; [пер. с венг. Юрия Гусева]. — Санкт-Петербург : Polyandria NoAge, 2025. — 96 с.

7. Приспособление к местности

У него нет возможности держаться так, чтобы ни с кем не вступать в разговор, но если обойтись без этого нельзя, то нужно быть крайне осторожным. Избегать ответов, которые выглядят очень уж уклончивыми, и тем не менее все, что бы он ни сказал, должно быть максимально нейтральным: да, отвечать ожиданиям, не идти вразрез с местными обычаями, словом, быть само собой разумеющимся, вроде шороха ветра, или шелеста дождя, или сообщения о том, что корчма, должно быть, открыта, потому что уже десять, или девять, или шесть вечера. Тут нужны фразы, которые и значат что-то, и в то же время ничего не значат, фразы, которые позволяют избежать опасности, связанной с попытками угадать, что представляет собой его личность, потому что это самое рискованное — когда приходится говорить с кем-то, когда нужно сообщить о себе нечто большее, чем ничего, и в то же время меньшее, чем то, что он на самом деле собой представляет, а в то же время на небольшой территории, как, скажем, эта, от Пулы по побережью до Опатии или до Риеки, эти фразы не должны содержать в себе противоречий, то есть в общем и целом гармонично сочетаться друг с другом, ведь не может же он в Пуле сказать, что он из Шотландии, если в Опатии или в Риеке говорил, что из Норвегии, так что следует быть очень-очень последовательным, и что еще крайне важно, нигде нельзя держаться совсем уж в стороне от других, даже более того, в соответствии со своей тактикой он должен не только легко становиться частью какого-нибудь случайного скопления людей, но и при случае уметь естественно войти в какую-нибудь небольшую компанию, какая, например, возникает вокруг человека, сидящего на скамейке, или во время еды — в его случае еда занимает исключительно мало времени, — или у фонтанчика для питья, если ты плохо выбрал время и, пока пьешь — опять же, несколько глотков, и всё,— кто-нибудь встанет у тебя за спиной, как бы ожидая своей очереди, и тогда не можешь же ты просто убежать оттуда, надо дать другому немножко времени, чтобы, если он хочет что-то сказать, пусть скажет, и дать ответ максимально нейтральный, но все же подобающий ситуации, например, если человек скажет, уф, и пекло же сегодня, нелегко, поди, с вашими-то ногами, он не может оставить это без ответа, но ответ должен быть таким, чтобы не дать человеку повода задать следующий вопрос, то есть ответить надо как-нибудь в таком роде, мол, да уж, нелегко, это точно, и всё, и ни слова о том, что же все-таки у него с ногами, что из-за травмы колена и повыше него он с юных лет прихрамывает, об этом ни слова, потом, чуть выждав, пока капли упадут с подбородка, отодвинуться в сторону, давая место другому, но не слишком быстро, не слишком торопливо, и еще чуть-чуть выждать, пока тот наклонится к фонтанчику, и уйти, лишь когда видно будет, что тот, другой, закончил пить и, может быть, готовится спросить насчет ног, ну, тут как раз самое лучшее удалиться, да, вот так надо поступать, сказал он, так он и поступал каждый раз и действительно ни разу ничем не привлек к себе внимания, просто люди не замечали, что он тоже тут, и настолько не замечали, что если бы кто-то спросил, не видали ли тут такого-то, то с большой долей вероятности все, кого судьба свела в этом месте, ответили бы: нет. И, разумеется, в очень большой беде он оказался бы, если хоть раз — один-единственный раз хотя бы — он по какой-то причине захотел бы ответить на вопрос, откуда он прибыл, потому что он сам не знал откуда, потому что у него вообще не было воспоминаний, ведь ничто, ничто из того, что он там оставил, не имело значения, прошлое для него не существовало, существовало лишь то, что происходило в данный момент, он был пленником мгновения и врывался в это мгновение, но в такое мгновение, у которого продолжения нет, как нет и более ранней версии, так он сказал бы себе, если бы между двумя мгновениями у него было время подумать о том, что ему ни прошлое, ни будущее не нужны, ведь ни того, ни другого не существует.

И опять же: не было у него на это времени между двумя мгновениями.

К тому же и двух мгновений не было.