Михаил Муравьев «Ода на случай Кагульския битвы»
- Не сами ль музы мне внушают
- Священный стих во ушеса?
- Водой Кастальской орошают
- Они мои днесь очеса.
- Ударьте бурные перуны!
- Взыграть готовы лирны струны,
- Кагул! твой славный день поя;
- Восторг мой разум ощущает,
- Устами смертного вещает,
- Великий Марс! душа твоя.
- Бегут тьмочисленны народы
- И аравийский лжепророк,
- Бегут объять Кагульски воды
- И ускорить паденья рок.
- Какие страшны исполины!
- Покрыты ими все долины,
- Покрыты ими гор хребты.
- Таков, ко страху человеков,
- Шел Ксеркс на погубленье греков,
- На показанье суеты.
- Се под секирой янычара
- Бугры упали в мрачный ров,
- И вкруг объехали татара
- Со разглашеньем буйных слов.
- Тогда (о, роде дерзновенный!),
- Надмен быв гордостью мгновенной,
- Забыл ты срам свой, оттоман;
- Луна не усрамилась веять,
- И ты не устыдился сеять
- С твоею злобой твой обман.
- Собрав вождей, визирь вещает
- Вождям, пришедшим в сень его,
- Речет ― и льсти не ощущает
- У стен и сердца своего.
- «Доколе солнце не восстанет, ―
- Речет, ― под сим мечом увянет
- И не спасется росс ничем!»
- Исполн кичения, ругался,
- На многу силу полагался,
- Уснув в безумии с мечем.
- Но солнце мрак не одолело
- И не сиял еще восток,
- А росско воинство гремело
- И полился кровавый ток.
- Румянцев рек: и только стали ―
- Уже срацины смерть сретали
- На ложах, где вкушали сон;
- Пустились долом янычары,
- Но вопль и тщетны их удары
- Предвозвещали их урон.
- Стремглав срацины с их раскатов
- Помчали свой с Магметом срам,
- Палящи жерла сопостатов
- Поколебались по буграм.
- Рыкают чада Измаила,
- Хотят, чтобы их поглотила
- Земля, пиюща крови их;
- Горит повсюда жарка сеча,
- Падут окровавленны плеча
- Далече от голов своих.
- Постой, срацин: тебе достойно
- Свою принять от россов казнь;
- Но всё их воинство нестройно,
- И кроет путь их мглой боязнь.
- Дунай с Кагулом взволновались,
- Куда предерзостны девались?
- Их верх касался небесам;
- В Дунай, в Кагул они вбежали,
- Валов стремленье удержали,
- И им примером вождь их сам.
- Бугры в три яруса изрыты,
- В три яруса изрыты рвы,
- Раскаты жерлами покрыты, ―
- Свирепы войска таковы.
- Но небо тучьми одеваяй,
- На крыльях ангел почиваяй
- Умеет стерть гордыни рог,
- А росс кровей не пожалеет,
- Положит жизнь иль одолеет,
- И с ним его предыдет бог.
- Коль ты велик в сей день явился,
- Премудрый росских вождь полков!
- Твоей мир славе удивился,
- Восшедшей выше облаков.
- И се священные судьбины
- Со именем Екатерины
- Тебя гласят, великий муж!
- Твои дела пребудут громки,
- И нарекут тебя потомки
- В числе геройских славных душ.
- 1770, <1775>
Летом 1770 года граф Петр Румянцев трижды разгромил крымско-турецкие войска в генеральных сражениях — у Рябой Могилы, при Ларге и на берегах Кагула (территория современной Молдавии). Там ему противостояла 15-тысячная армия великого кизиря Иваз-заде. У турок имелись основания считать, что они заманили русских в ловушку, окружили. Но Румянцев чувствовал: это его звездный час. Выстояв в бою при Кагуле, русские приучат противника к незавидной роли. А чтобы одолеть турок в войне, нужно заставить их бояться. Впрочем, нам легко рассуждать сейчас, когда мы знаем об одержанной победе, но не стоит забывать об опасной ситуации, в которую попала тогда русская армия. Тут и до бесславного разгрома недалеко, сам генерал-аншеф был под дамокловым мечом: окажись турки порасторопнее — его ждали бы гибель или плен. Если бы не Рябая Могила и Ларга, быть может, Румянцев и не решился бы на кагульское наступление. Но он уже познал науку побеждать и не сомневался: если своевременно повторять пройденное — успех никуда не убежит. А солдаты и офицеры уже привыкли за прошлые сражения и к рассыпному строю, и к наступлению каре.
Румянцев располагал 17-тысячной армией, еще 6 тысяч прикрывали обоз. Но он не стал ждать турецкой атаки, назначенной на 21 июля. Но ожидать вражеского нападения он не стал. Сохранился исторический анекдот. "Перед утром, прославившим навсегда войска российские, турки переменили выгодное свое местоположение и, показывая, что приготовляются к сражению, остановились и хотели располагаться станом. Румянцев же, смотря в сие время в зрительную трубу, сказал бывшим с ним офицерам: «Если турки осмелятся разбить в сем месте хотя одну палатку, то я их в ту же ночь пойду атаковать».
В кульминационную минуту сражения, когда русский строй дрогнул, Румянцев невозмутимо бросил: «Теперь настало наше дело». Резво оседлал коня — и поскакал туда, в самую гущу потрепанного каре Племянникова… Одного его возгласа: «Ребята, стой!» — оказалось достаточно. Тут же русские герои встряхнулись, сомкнули ряды, мужество вернулось к ним — и «наши начали палить, с турок головы валить». Переломил ситуацию 1-й гренадерский полк бригадира Семена Озерова. С зычным криком «Да здравствует Екатерина!» (который, однако, не мог перебить турецкого рева) гренадеры бросились в штыковую — и опрокинули турецкие полчища.
Эта победа принесла мудрому и остроумному генералу фельдмаршальский жезл и вечную славу. Он стал первым кавалером ордена Св. Георгия 1-й степени. Среди воспевавших победы был и поэт Михаил Никитич Муравьев — вообще-то предпочитавший легкий жанр, любивший пофилософствовать, а не слагать гимны. Эти стихи он написал совсем юным. Но в них мы слышим искреннее восхищение Румянцевым — воином и философом. А Муравьев был человеком многогранным. Стал и генералом, и сенатором, и воспитателем будущего императора Александра I. А эти стихи сложил, будучи солдатом или капралом — вскоре после битвы. Нет, он не принимал в ней участия. Но что такое солдатская лямка, знал хорошо.
