Текст: ГодЛитературы.РФ
Татьяна Бек (1949–2005) — поэт, литературный критик, педагог. В течение 15 лет, с 1990 по 2005-й, вела поэтический семинар в Литературном институте имени А. М. Горького совместно с С.И. Чуприниным.
Своё участие в вечере ее памяти подтвердили Алексей Алёхин, Максим Амелин, Леонид Бахнов, Марина Бородицкая, Ирина Василькова, Ирина Ермакова, Наталья Иванова, Елена Иванова-Верховская, Елена Калашникова, Галина Климова, Евгений Лесин, Афанасий Мамедов, Наталья Полякова, Галина Седых. Ожидается участие преподавателей кафедр новейшей русской литературы и литературного мастерства, студентов Литинститута.
Ведущие: Игорь Болычев, Александр Панфилов, Данил Файзов, Юрий Цветков.
27 февраля, начало в 15:30
Литературный институт имени А. М. Горького, Тверской бульвар, д. 25, «Зал поэтов» (аудитория № 3/116).
Вход с Большой Бронной улицы. Вход осуществляется по предварительной заявке с подтверждением, электронный адрес kult.initiative@gmail.com, заявки подаются до 26 февраля. При себе необходимо иметь паспорт.
Юрий Цветков, сам выпускник семинара Татьяны Бек, передал редакции подборку ее стихотворений, которую он сделал для студентов Литературного института и которые он собирается прочитать на вечере.
Вот они:
Татьяна Бек (1949—2005)
Из книги «Скворешники» (1974)
- ***
 

- Я из этого шумного дома,
 - Где весь день голоса не смолкают,
 - Где отчаянных глаз не смыкают
 - И смеются усталые люди,
 - И не могут друг друга понять,
 - Я на лыжах, на лыжах, на лыжах,
 - На растресканных, старых и рыжих,
 - Убегу по лыжне незнакомой,
 - По прозрачной, апрельской лыжне.
 - Дует ветер, как мальчик, грубый.
 - Крепко-крепко сжимаю губы,
 - Я быстрее ещё могу!
 - По-разбойничьи свищут лыжи,
 - Мальчик-ветер лицо мне лижет,
 - А лицо моё — в талом снегу.
 - До чего же тут всё по-другому,
 - Тут сама я честнее и проще,
 - Тут взрослее я и сложней.
 - Мне как фильтры — белые рощи!
 - …Я из этого шумного дома
 - Убегу по лыжне незнакомой,
 - По прозрачной апрельской лыжне.
 - ***
 - Вечно манили меня задворки
 - И позабытые богом свалки…
 - Не каравай, а сухие корки.
 - Не журавли, а дрянные галки.
 - Улицы те,
 - которые кривы,
 - Рощицы те,
 - которые редки,
 - Лица,
 - которые некрасивы,
 - И — колченогие табуретки.
 - Я красотой наделю пристрастно
 - Всякие несовершенства эти…
 - То, что наверняка прекрасно,
 - И без меня проживёт на свете!
 
Из книги «Снегирь» (1980)
***
- Пожелтел и насупился мир.
 - У деревьев осенняя стать.
 - Юность я износила до дыр,
 - Но привыкла — и жалко снимать.
 - Я потуже платок завяжу,
 - Оглянусь и подумаю,
 - что
 - Хоть немного ещё похожу
 - В этом стареньком тесном пальто.
 - Счастливое лето
 - На маленькой кухне четыре грядущих поэта
 - Вокруг сковородки и тёмно-зелёной бутыли
 - Стихи о печали кричали, тянули, бубнили…
 - А было за окнами светло-зелёное лето!
 - Четыре поэта — четыре полёта гордыни,
 - Которая верит: «Я лучшее соло сыграю!»
 - На старославянском. На полублатном. На латыни».
 - (О, я без иронии! Я же — четвёртая с краю.)
 - …Далекая эта примета: тайком сигарета.
 - Мои баскетбольные плечи — в ахматовской шали.
 - Я звонко читаю стихи о «вселенской печали»…
 - Но в форточку с улицы льётся — счастливое лето!
 - ***
 - Снова, снова снится папа,
 - Вот уже который день…
 - Вечное пальто из драпа,
 - Длинное,
 - эпохи РАППа.
 - Я кричу: «Бэрет надень!»
 - Но глядят уже из Леты
 - Сверлышки любимых глаз.
 - Нос картошкой. Сигареты.
 - «Изменяются портреты», —
 - Повторяю в чёрный час.
 - На морозе папа-холмик…
 - Я скажу
 - чужим
 - словам:
 - — Был он ёрник, и затворник,
 - И невесть чего поборник,
 - Но судить его — не вам!
 
Из книги «Замысел» (1987)
***
- Начинается повесть:
 - «Итак,
 - Эта девочка в каменном городе
 - Проживала меж книг и бумаг,
 - А любила овраги да жёлуди…»
 - Впрочем, стоит ли в третьем лице
 - Ворошить сокровенные горести,
 - Тосковать о любимом отце,
 - Толковать об изломанной гордости?
 - Как хотите, а я не могу!
 - Это я, а не образ из ребуса,
 - На московском нечистом снегу
 - Ожидаю 2-го троллейбуса.
 - Это я. Это слёзы — мои,
 - И моя виноватость недетская.
 - …А была: «из хорошей семьи»,
 - Голубица университетская.
 - — Не ропщи, сумасбродная суть,
 - И не ври, что не знала заранее:
 - Бескорыстного поиска путь —
 - Это хлябь, а не чистописание.
 - ***
 - Повывелись, Время, твои бедолаги,
 - Твои горемыки, твои забулдыги...
 - А всё же — остались великие книги
 - На жёлтой, начала двадцатых, бумаге!
 - Твои бедолаги, твои простофили
 - Ушли. Но остались их дивные стили,
 - В которых писали и существовали,
 - Пока не погибли на речке Каяле.
 - От рыка, от рока, от доли пророка
 - Терпели. Пока не почили до срока, —
 - Зато молодые на вечные веки...
 - О, крикнуть бы в чопорной библиотеке:
 - — Давайте гореть и светло, и высоко!
 - ***
 - Как руки мои постарели!
 - А мало месили-стирали,
 - И землю не рыли в апреле,
 - И нет бы играть на рояле…
 - А всё-таки вот — постарели.
 - Я выйду на свет из подъезда,
 - Где тёмные грозди лиловы,
 - И школьники большеголовы,
 - И нет неуместному места…
 - Но я постою у подъезда.
 - Такая — в растерзанном шарфе!
 - (А нет бы — на скрипке, на арфе…)
 - Бог,
 - выпимши,
 - лепит ошибки.
 - А вышло: ни тяпки, ни скрипки…
 - — Спасибо вам всем за улыбки!
 - ***
 - Я буду старой, буду белой,
 - Глухой, нелепой, неумелой,
 - Дающей лишние советы,
 - Ну, словом, брошка и штиблеты.
 - А всё-таки я буду сильной!
 - Глухой к обидам и двужильной.
 - Не на трибуне тары-бары,
 - А на бумаге мемуары.
 - Да! Независимо от моды
 - Я воссоздам вот эти годы
 - Безжалостно, сердечно, сухо…
 - Я буду честная старуха.
 
Из книги «Смешанный лес» (1993)
***
- И шли, и пели, и топили печь,
 - И кровь пускали, и детей растили,
 - И засоряли сорняками речь,
 - И ставили табличку на могиле,
 - И плакали, и пили, и росли,
 - И тяжко просыпались спозаранку,
 - И верили, что лучшее — вдали,
 - И покупали серую буханку.
 - И снова шли, и разбивали сад,
 - И не умели приходить на помощь,
 - И жили наутёк, и невпопад,
 - И поперёк, и насмерть, и наотмашь.
 - И падали, и знали наперед,
 - Переполняясь ужасом и светом,
 - Что если кто устанет и умрёт,
 - То шествие не кончится на этом.
 - ***
 - Родословная! Сказочный чан.
 - Заглянувши,
 - отпрянешь в испуге.
 - Я, праправнучка рослых датчан,
 - Обожаю балтийские вьюги.
 - Точно так же
 - мне чудом ясны
 - Звуки речи, картавой как речка,
 - Это предки с другой стороны
 - Были учителя из местечка.
 - Узколобому дубу назло,
 - Ибо злоба — его ремесло,
 - Заявляю с особенным весом:
 - Я счастливая. Мне повезло
 - Быть широким и смешанным лесом.
 - Между прочим — российским зело.
 - ***
 - И эта старуха, беззубо жующая хлеб,
 - И этот мальчонка, над паром снимающий марки,
 - И этот историк, который в архиве ослеп,
 - И этот громила в объятиях пьяной товарки,
 - И вся эта злая, родная, горячая тьма
 - Пронизана светом, которого нету сильнее.
 - …Я в детстве над контурной картой сходила с ума:
 - «На Северный полюс бы! В Африку! За Пиренеи…»
 - А самая дальняя, самая тайная соль
 - Была под рукой, растворяясь в мужающей речи.
 - (…И эта вдова — без могилы,
 - где выплакать боль,
 - И этот убийца в ещё сохранившемся френче…)
 - Порою покажется: это не век, а тупик.
 - Порою помнится: мы все — тупиковая ветка.
 - Но как это пошло: трудиться над сбором улик,
 - Живую беду отмечая лениво и редко!
 - Нет. Даже громила, что знать не желает старух,
 - И та же старуха, дублёная криком: «С вещами!»,
 - И снег этот страшный, и зелень,
 - и ливень, и пух —
 - Я вас не оставлю. Поскольку
 - мне вас завещали.
 - ***
 - Гостиничный ужас описан…
 - Я чувствую этот ночлег, —
 - Как будто на нитку нанизан
 - Мой ставший отчетливым век, —
 - Где кубики школьного мела
 - Крошились, где пел соловей,
 - Где я ни на миг не сумела
 - Расстаться с гордыней своей,
 - А вечно искала подвоха,
 - И на люди шла как на казнь,
 - И страстью горевшая — плохо
 - Хранила простую приязнь, —
 - Любимый! А впрочем, о ком я?
 - Ушел и растаял вдали.
 - Лишь падают слёзы, как комья
 - Сырой похоронной земли.
 - Но главное: в пыточном свете,
 - Когда проступают черты,
 - Мои нерождённые дети
 - Зовут меня из темноты:
 - «Сюда!» — Погодите до срока.
 - А нынче, в казённом жилье,
 - Я проклята. Я одинока.
 - Я лампу гашу на столе.
 - ***
 - Вы, кого я любила без памяти,
 - Исподлобья зрачками касаясь,
 - О любви моей даже не знаете,
 - Ибо я её прятала. Каюсь.
 - В этом мире — морозном и тающем,
 - И цветущем под ливнями лета, —
 - Я была вам хорошим товарищем…
 - Вы, надеюсь, заметили это?
 - — Вспоминайте с улыбкой — не с мукою —
 - Возражавшую вам горячо
 - И повсюду ходившую с сумкою,
 - Перекинутой через плечо!
 
Из книги «Облака сквозь деревья» (1997)
***
- Я с руки накормлю котёнка,
 - И цветы полью из ведра,
 - И услышу удары гонга…
 - — До свидания. Мне пора.
 - Разучилась писать по-русски
 - И солёным словцом блистать:
 - Рыбы, раковины, моллюски —
 - Собеседники мне под стать.
 - Нахлобучу верблюжий капор,
 - Опрокину хмельной стакан.
 - — До свидания, Божий табор.
 - Я была из твоих цыган.
 - И уже по дороге к Лете
 - Ветер северный обниму
 - (Слепоглухонемые дети
 - Так — играючи — любят тьму).
 - — Сколь нарядны Твои отрепья,
 - Как светло фонари зажглись,
 - Как привольно текут деревья,
 - Наводняя собою высь!
 - Звуков мало и знаков мало —
 - Стихотворная строчка спит…
 - Я истаяла. Я устала.
 - — До свидания, алфавит.
 
Из книги «Узор из трещин (2002)
***
- О. К.
 - Что касается Кёльна, — его разбомбили дотла,
 - Исключая Собор, потому что служил ориентиром...
 - Городское пространство осталось в чём мать родила
 - С виноватою каверзой плакать вослед бомбардирам.
 - Это позже сквозняк запоёт меж лесов и стропил,
 - Подбивая природу калькировать что потеряла.
 - И подумал Господь — и тяжёлой печатью скрепил
 - Накладные бумаги по поводу стройматериала.
 - ... Накануне Крещения выпал такой снегопад,
 - Что похоже на бедствие. Впрочем, светло и привольно...
 - Начинается эра (какая?) — и птицы не спят,
 - А поют в витражах. Вот и всё, что касается Кёльна.
 
Из раздела «Отсебятина», книга Сага с помарками (2004)
***
- Пока деляга рыскает в уставе
 - И зависает книзу головой,
 - Пока сигнала ждёт городовой,
 - Отогревая косточки в Управе,
 - Лирический поэт лежит в канаве
 - И только небо видит над собой!
 - ***
 - Наблюдая небес полыханье
 - И обиду прощая врагу,
 - Посидеть у разбитой лохани
 - На последнем своём берегу.
 - Перейдя постепенно на шёпот
 - («Тише, мыши, — кузнечики спят»),
 - Благодарствую: всё-таки опыт,
 - И руины, и поздний закат,
 - И деревья стоят при параде,
 - Увяданию наперекор…
 - И негоже просить о награде,
 - Потому что и так — перебор.
 








