Текст: Наталья Лебедева/РГ
Фото: www.parent.co
Каждое лето начинается с одного и того же — с обсуждения школьных списков литературы и заданий на лето. Ну любим мы всевозможные списки, считая их панацеей от всех проблем. Вот прочитает ребенок все книги из списка и сразу станет умным, образованным и сдаст любой ЕГЭ. Руководитель Московского отделения Русской ассоциации чтения, главный научный сотрудник Института системных проектов (МГПУ), заслуженный учитель России Елена Романичева уверена, что дело совсем не в списках и уж тем более не в потерянном поколении «нечитающих» детей.
— Выпускники только что сдали ЕГЭ. Но будущим одиннадцатиклассникам расслабляться некогда, им обещают уже совсем другой ЕГЭ по литературе. Эти перемены к лучшему?
Елена Романичева: Главные претензии профессионального сообщества к действующей модели ЕГЭ по литературе можно свести к двум моментам: критерии оценки и неудачные формулировки заданий. Но и новая модель ЕГЭ неидеальна.
Сочинительная часть — это хорошо. А когда ученику нужно создать пять и даже больше разных текстов в очень небольшой промежуток времени — это уже вызывает вопросы.
К тому же хотят ввести эту сочинительную часть во все ЕГЭ, но методики подготовки к «сочинению», допустим, по географии нет. Еще проблема рассогласованности критериев «сочинительной части» в разных предметах: у нас нет ни единых критериев к оцениванию ученического текста, ни понимания того, что написанию текстов нужно обучать на уроках любого предмета.
— А возможно ли вообще выработать эти единые критерии?
Елена Романичева: Наша система образования заточена под контроль. А раз так, то в идеале человек, приходящий в пятый класс, должен знать, какой и в каком формате он будет сдавать экзамен на выходе из девятого.
Вот ввели новые федеральные стандарты образования, и надо бы подумать о том, каким под них будет ЕГЭ. Но на деле все заняты тем, что пытаются изменить формат стандарта, чтобы он соответствовал выпускному контролю.
Мы вообще понимаем, чего хотим от школьного образования? Хотим, чтобы ребенок научился читать, думать, писать, получил некое знание о мире и сумел себя с ним этим миром как-то гармонизировать или чтобы он сдал ЕГЭ? Это две противоположные задачи. А еще эти бесконечные диагностические и мониторинговые работы, которые отнимают у педагога и учеников драгоценное время. Их количество просто огромно, поэтому зачастую учителя не учат, а готовят к работам подобного типа, потому что формат такой работы нов для ученика, ему нужно время на его освоение.
— Мой сын, первоклассник, тоже писал итоговые работы. По литературе детям предложили текст на страницу формата А4 и еще три листа с заданиями — за 40 минут ребенок должен был все это прочитать, понять, выбрать правильные ответы и написать два развернутых ответа. И это первый класс?! Кто-то вообще следит за тем, как соотносятся образовательные стандарты и проверочные работы?
Елена Романичева: Вы когда-нибудь видели школьный стул? Сидели на нем шесть часов?
— В свое время сидела.
Елена Романичева: Удобно было? Тот, кто проектировал этот стул, думал не о том, что ребенку должно быть на нем удобно сидеть, а о том, чтобы он не ломался в течение долгого времени. К проверочным работам абсолютно такой же подход.
Раньше процесс обучения строился на серьезных психологических исследованиях. А сегодня мир меняется так быстро, что психологи говорят: мы можем увидеть и описать только верхушку айсберга, а что там в глубине, мы не знаем, а пока будем исследовать, все уже изменится кардинально. Поэтому всевозможные проверочные работы мало соотносятся с реальной ситуацией.
И еще: какова их цель? Что проверяем, на каком этапе обучения и зачем? Как работаем с результатами? Принимаем исключительно административные решения — или...
— В последнее время все чаще звучит предложение создать для школы единые учебники по всем предметам…
Елена Романичева:
— А единый «золотой» список литературы возможен?Говорю громко и внятно: единый учебник сегодня невозможен ни по какому предмету. Это утопия, что он решит все проблемы нашего образования и не только их. Утопия достаточно опасная. Никакое единое образовательное пространство не обеспечивается единым учебником. И никогда не обеспечивалось.
Елена Романичева:
Такой список имеет право быть. И он есть. Но список должен быть ресурсом, к которому обращается учитель конкретной школы, четко понимающий, какие перед ними дети и какие задачи он перед собой ставит.
Хотя даже сами разработчики ЕГЭ, которые активно выступают за единый список, сами же расписались в том, что его быть не может. Посмотрите на раздел «Лирика» в кодификаторе — там все перечисления стихотворений заканчиваются многозначительным «и другие». Все, единый список лирических текстов исчерпан: понадобились «другие».
Я окончила школу в 1979 году, и могу точно сказать, что далеко не все в моем классе прочитали «Войну и мир». И я хорошо помню, как перед экзаменом по литературе XIX века пересказывала однокурснице «Обрыв». Поэтому когда говорят, что все дети XX века прочитывали все тексты из единой школьной программы, — это очередная педагогическая утопия и лукавство.
У нас есть какое-то удивительное ощущение, что если ребенок прочтет правильную книжку, он сразу станет правильным человеком. Ценности не транслируются так, как знания: они вырабатываются в совместной деятельности. И то, что для одного поколения является ценностью, может не быть ценностью для другого.
Почему-то в вопросах литературы все считают себя профи, которые могут решать, изучать ли в школе «Преступление и наказание» или «Идиота» Федора Михайловича Достоевского. Но почему никто не обсуждает, сколько законов Ньютона изучать? Изучать ли правило буравчика или закон Бойля — Мариотта?
— Большинство из нас и не вспомнят этот закон, в лучшем случае скажут, что исследователей было двое.
Елена Романичева: Именно.
А обсуждение списка литературы — это на самом деле завуалированный отказ от обсуждения гораздо более сложных проблем, связанных со школьной литературой и современным образованием вообще.
Например, что в информационном мире мы пытаемся построить и сохранить образование, которое возникло в мире индустриальном. Мы почему-то совершенно спокойно пересаживаемся с «Запорожца» на «Жигули», а с «Жигулей» на «Шкоду» или «Мерседес», но в образовании мы предпочитаем ехать на «Оке».
Чтобы перестроить систему образования, именно систему, надо менять все: школьные здания и их наполнение, то есть образовательное пространство, подготовку и переподготовку учителей, учебники, оснащение... Но самое главное — нужно перестраивать мозги.
