Час Ёжика. Лариса Миллер. 29 марта

Текст: Дмитрий Шеваров

Фото: из архива автора

Ёжик в тёмном лесу потерял узелок.

В узелке - всех счастливых мгновений залог.

В узелке - всё, что надо душе для паренья:

Много сладостей разных, включая варенье.

Но растяпу ежа не спешите жалеть.

Узелок - молодец. Он умеет белеть.

Пёс добрейший принёс его ёжику в пасти.

Всё здесь временно. Временны даже напасти.

И неважно, что там у судьбы на уме.

Наше дело - светиться, светиться во тьме.

Лариса Миллер, 2011

Наверное, вы догадались, что эти стихи посвящены фильму Юрия Норштейна «Ёжик в тумане». Фильм по сказке Сергея Козлова снят тридцать пять лет назад, а стихи родились совсем недавно, упали откуда-то вдруг. Так падает яблоко - отрывается и летит в траву.

Вот как сама Лариса рассказывает об этом в недавнем интервью: «Я читала какую-то книгу, и вдруг мне в глаза ударило слово «узелок». И дался мне этот «узелок»… И я не могу от него отделаться, не могу понять, что мне надо от этого «узелка». И вдруг он у меня стал вспыхивать, светиться белым светом, и я поняла, что это Ёжик в тумане… И я написала это стихотворение…»

Стихи Ларисы Миллер - это вот такие светящиеся узелки. Они тихонько светятся в тумане, и когда ты одинок, на твое растерянное «ау» сразу отзываются родные голоса. Кто-то бережно берет тебя на руки и переносит домой. В самую сердцевину дома - в детство.

        

   …В доме том жила ребенком.

Помню ромбы на клеенке.

Помню скатерть с бахромой.

           Скинув валики с дивана,

Спать укладывали рано…

Поэт - это взрослый, проснувшийся ребенком. Он очнулся от взрослости как от страшного сна и видит все впервые. Для него и взгляд в окно - путешествие.

Капля падает с листа.

Долго длится жизнь куста.

Вот на ветку села птица…

Жизнь куста так долго длится.

Кто-то скажет: «Ну это уж слишком простые стихи, детские. Ежу понятно…» А я скажу, что это, быть может, высшее мастерство: написать так, чтобы было понятно и ежу, и ребенку, и старику.

Да, есть много поэтов, которые пишут сложно и причудливо. Они дрессируют слова, упиваясь своей властью над ними. И тогда поэзия становится расчетливым цирком. Но жить-то в цирке постоянно нельзя. Даже после замечательного представления хочется вернуться домой.

Чтоб быть счастливой, надо мало:

Под старенькое одеяло

К бабуле вечером залезть,

И чтоб мне было только шесть,

Чтоб на ночь мне читали сказки,

Чтоб утром выйти, взяв салазки,

Туда, где снега пелена,

И чтобы кончилась война.

Лариса Миллер родилась за год до начала войны. Окончила Институт иностранных языков. Много лет работала преподавателем английского языка. Первое стихотворение написала в 1962 году, почти полвека назад. В это даже не верится. Ведь читая ее стихи, кажется, что человек только-только вошел и в жизнь, и в поэзию. Еще и оглядеться толком не успел. Всего смущается, всему радуется, плачет по пустякам и слов боится. Опасается их послушания. И оттого лишь тихо наблюдает за ними, как наблюдают за птицами или облаками.

Голубое, зелёное всюду...

Я ещё здесь немного побуду.

Разреши мне, Господь, разреши

Хоть немного помешкать в тиши…

Помните, как в первом классе, через пень колоду заполняя дневник наблюдений, мы думали, что нас учат скучному природоведению. Мы ленились, отвлекались, заглядывались на что-то постороннее, ковыряли замазку в окне, тянули время. А, оказывается, нас этому и учили -  медлить в тишине и внимать подробностям бытия. 

И дышалось так сладко, и пелось,

 Потому что ничто не приелось,

 Всё как будто впервые, в новинку.

 Дай, скворец, рассмотрю твою спинку,

 Твою черную скромную грудку.

 Не пугайся. Замри на минутку.

 Марина Цветаева однажды заметила: «Именно на чувства нужно время, а не на мысль. Мысль - молния, чувства - луч самой дальней звезды. Чувству нужен досуг…»

Поэтому и кажется, будто все слова у Ларисы только что вышли из Букваря. В них лишь самый первый, чистый смысл. Он не призрачен, а прозрачен. И никаких вторых и третьих смыслов.

Читай в незримом букваре,

Как облака плывут горе,

Плывут небесные овечки, -

Шепчи простейшие словечки…

Плоть этих стихотворений так легка и воздушна, что остается ощущение нерукотворности. Это вдохи и выдохи, крохи, шелест и капли.

Слова встают в стихах рядом друг с другом не по произволу автора, а по взаимной симпатии, по естественному тяготению. Они как деревья в саду: рядом с яблоней - вишня, рядом с вишней - куст жасмина, а там дальше и выше - липа, клен, дуб, вяз… Порядок, определенный свыше.  Поэту, которому дано увидеть все это, остается лишь запечатлеть Божественный порядок вещей как порядок слов.

Мастерство поэта, быть может, в том, чтобы ощутить счастье быть подмастерьем у Бога. Тогда ему легко вовсе отойти в сторону и сказать вслед за юной Ахматовой (6 июня 1914 года):

 …Здесь солнца луч последний торжествует. // И часто в окна комнаты моей // Влетают ветры северных морей, // И голубь ест из рук моих пшеницу... // А не дописанную мной страницу — // Божественно спокойна и легка, // Допишет Музы смуглая рука.

Когда-то были пластинки на 78 оборотов - они крутились как сумасшедшие, глядеть на них было страшновато. Потом появились пластинки на 33 оборота, и их плавное вращение было сродни течению тихой реки. Казалось, что время задумалось. Наступил тот час души, о котором писала Цветаева: «Час души - это час, когда человек становится достойным своей Божественной природы. Это час полного поворота извне вовнутрь…» 

Час Ёжика в тумане. Час утренней росы.

Поющий циферблат. Крылатые часы.

- Скажи, который час?

                  - Час утренней росы.

Час утренней росы и птичьих голосов.

Волшебные часы. Точнее нет часов.

- Живя по тем часам, скажи, который час?

- Тот самый заревой, когда Всевышний спас

Нас, грешных, от тоски, вручив бесценный клад:

Крылатые часы, поющий циферблат.

Выйдем на цыпочках. Оставим на столе записку, прижмем ее  камешком, чтобы не улетела. Очнется Ёжик, возьмет записку, прочитает, застесняется и спрячет ее в узелок. И узелок еще ярче засветится.

А застесняется Ежик, потому что на бумажке - стихи про него. Написал их Борис Рыжий. С Ларисой они очень дружили.

Кто тебе приснился? Ёжик!

Ну-ка, ну-ка расскажи.

Редко в сны заходят всё же к

Нам приятели ежи…

Ёжик - это милость рая,

Говорю тебе всерьёз,

К жаркой ручке припадая

И растроганный до слёз.

Весна. Стихи пошли гуськом

Когда читаешь стихи Ларисы, то невольно замираешь и затихаешь. Кажется, что это и не стихи, а лепет самой жизни - трепетанья бабочек, шелесты кустов, веяния вешнего воздуха. Затихаешь от того, что давно не слышал всего этого. Ведь взрослый человек устроен так обидно, что даже если жизнь и признается тебе в любви, ты этого не слышишь. Для нас моросящий дождь - это только неприятность; воробей, заглянувший в окно, - это просто воробей, а трава - это сорняки. Мы похожи на неграмотного, который получил записку от любимой девушки, но прочитать ее не может даже по складам.

А стихи Ларисы это и есть такие записки. Лариса благодарно и чутко улавливает то, что у нас протекает сквозь пальцы, - божественную любовь. То счастье, о котором ведал Бунин: «О счастье мы всегда лишь вспоминаем. // А счастье всюду. Может быть, оно - // Вот этот сад осенний за сараем // И чистый воздух, льющийся в окно…» И когда отрываешься от книги Миллер, то чувствуешь себя в каком-то ошеломлении: оказывается, признания в любви сыплются на нас со всех сторон. Мы окружены ими. И какое это, наверное, счастье - делиться счастьем!

Марина Цветаева просила: берегите счастливых - от счастливых идет счастье. А еще она писала: «Оставьте меня, потрясения, войны и т. д. У меня свои события… Летопись своей судьбы. Свое самособытие. Войны и потрясения станут школьной невнятицей.., а мое - вечно будет петь».

Какое счастье, что у нас есть Лариса Миллер.

Подборка, которую вы прочитаете ниже, открывается фрагментом из воспоминаний Ларисы о детстве. А за этой прозой, столь схожей со стихами, пойдут гуськом и сами стихи. Кстати, именно так - «Стихи гуськом» - называется страница Ларисы Миллер в Живом Журнале. Эта страница сродни нашей рубрике, но обновляется она не еженедельно, как в РГ, а ежедневно! Каждое утро вас встретят два стихотворения Ларисы - одно новорожденное, а другое - перекликающееся с ним старое.

...За что я помню этот апрельский день, сама не знаю. Ничего не произошло в то пасхальное воскресенье. Я стояла во дворе возле пахнущего свежей краской дощатого столика, а через двор шли старушки. Они шли стайками и поодиночке, некоторые с внучатами. В руках у каждой аккуратный узелок, у некоторых цветы бумажные. И эти старушки казались непременной принадлежностью струящегося лазоревого дня. А посреди двора стояла группа пионеров с тетрадочками наготове. Они проворно и радостно заносили в тетради фамилии знакомых ребятишек, идущих в церковь, чтобы потом передать списки в школу. Это была их внеклассная пионерская работа в пасхальный день.

Не за горами Первое Мая. Скоро будут муку давать. И вдоль домов поползут огромные очереди, напоминающие многоглазое, многорукое, многоногое доисторическое чудовище. И тогда мы, дети, будем нарасхват. Мы прогуляем школу, и нас будут брать напрокат, чтобы получить лишний паек муки. Мы будем показывать друг другу ладошки с фиолетовым номером очереди и спорить, чей длиннее. Чернильный номер на ладони, гудящая очередь, обсыпанное мукой пальто, прогул, весна – неужели мало для счастья?...

Я не помню, как я родилась

И как я на земле оказалась.

Я за мамой сперва увязалась,

А теперь вот с тобою слилась.

Я совсем не умею одна.

Я тебе, как спасению, рада.

Вот бы знать, что такая награда

Мне на вечные веки дана.

* * *

И цвели небеса мои ясные, детские,

И звучали весёлые песни советские,

И с уроков мы шли в раздевалку гуськом,

И подарки волшебные шли косяком:

То вдруг падала льдинка в трубу водосточную,

То вдруг мама работу закончила срочную.

* * *

А у сойки на тельце - небесные пятна.

Ведь летает она до небес и обратно

И на крылышках, так облегчающих вес,

Каплю краски приносит с лазурных небес.

Я никак на тебя не нарадуюсь, Боже,

Ты и небо придумал, и крылышки тоже.

* * *

Ей-богу, всё до свадьбы заживёт,

До скромной свадьбы рыженькой зарянки.

Затянутся болезненные ранки,

И даже не потребуется йод,

А лишь весенний ультрафиолет

И первого тепла весёлый градус.

И ты узнаешь ту щенячью радость,

Которую ты знала в десять лет.

* * *

А кто виновник торжества?

Новорождённая листва.

И феи, что на пир слетелись,

Во всё воздушное оделись.

И утро, просветлев лицом,

Поёт то славкой, то скворцом.

* * *

Плачется мне. Хорошо нынче плачется.

Плачет со мной сыроватый апрель.

Солнце за тучку небесную прячется,

Детский кораблик садится на мель.

В этих широтах сто лет зимовали мы,

Светлый апрель избавленье принёс.

Манит он нас бесконечными далями,

Теми, что мне не видать из-за слёз.

* * *

Не имей привычки жить,

Не имей привычки.

Жизнь твоя дрожит, как нить,

И горит, как спички.

И цвета терзают глаз,

Звуки бьют по нервам,

Будто в самый первый раз,

Будто в самый первый.

Ни к дождю не привыкай,

Ни к берёзам-елям,

Ни к тому, что будет май

Следом за апрелем.

* * *

Творенье - разве это труд?

Синь неба, листьев изумруд,

Цветок, что на земле родился,

Да разве наш Господь трудился?

Вдохнул и выдохнул - и вот

Земная твердь, небесный свод.

Лариса Миллер