Текст: Дмитрий Шеваров/РГ
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Один старый ленинградец рассказывал мне, как в июне 1944 года он шел через Летний сад и увидел, как с памятника Крылову рабочие снимают деревянный футляр, под которым баснописец сидел с осени 1941 года. «Рядом бегали дети в венках из одуванчиков. На памятнике играли солнечные блики. Я всю войну не плакал, а тут заплакал...»
Кажется, что Иван Андреевич Крылов всегда был не только в нашей литературе, но и в русской жизни. Благодушный толстяк, сказочный обжора, дедушка Крылов, мучивший нас в начальной школе своими баснями о зверушках.
Не напиши Иван Андреевич свои 236 басен - он и без них остался бы в истории русской словесности (как остался в ней не написавший ни строчки пушкинский слуга Никита Козлов).
Крылов сделал художественное произведение из своей жизни.
Причем он не приложил к этому никаких усилий. Не написал ни строчки воспоминаний. Жил, почти не сдвигаясь с места. Не попадал в приключения, не сидел в темнице, не стрелялся на дуэлях и крайне неохотно волочился за барышнями.
Казалось бы, и рассказать-то об Иване Андреевиче нечего. Но, к счастью, все приятели и знакомые Крылова понимали, что имеют дело с какой-то совершенно незаурядной личностью, и старались оставить о нем свои воспоминания. Константин Батюшков восхищенно говорил: «Крылов родился чудаком. Но этот человек загадка, и великая!»
Пушкин ловил каждое слово Ивана Андреевича, а когда работал над историей пугачевского бунта, то записывал рассказы Крылова о пугачевщине. Отец баснописца, скромный армейский офицер, участвовал в подавлении восстания, а малолетний Крылов в это время находился с матерью в осажденном Оренбурге. Из пушкинских материалов к «Истории Пугачева»: «Иван Андреевич находился тогда с матерью в Оренбурге. На их двор упало несколько ядер, он помнит голод и то, что за куль муки заплачено было его матерью (и то тихонько) 25 р.! Так как чин капитана в Яицкой крепости был заметен, то найдено было в бумагах Пугачева в расписании, кого на какой улице повесить, и имя Крыловой с ее сыном...»
Описание осады Оренбурга в «Капитанской дочке» также во многом основано на рассказах Крылова.
Вообще при всей своей легендарной лености Крылов всегда оказывался свидетелем самых ярких исторических событий. 14 декабря 1825 года Иван Андреевич был на Сенатской площади и, не смущаясь опасностью, переживал все происходящее. Ему кричали: «Иван Андреевич, уходите, пожалуйста, скорей!» Но Крылов под залпы орудий пробрался к самому каре восставших, и успел погрозить палкой Вильгельму Кюхельбекеру, которого знал еще мальчишкой. Потом в Читинском остроге Кюхельбекер запишет в дневнике: «Странно бы было говорить, что Крылова басни прекрасны: это все равно, что рассказывать за новость о белизне снега или о свете дневном...»
Басни о Крылове
Он был чрезвычайно сильного сложения и щеголял здоровьем. Ходил купаться в канал, омывающий Летний сад. Купался весь сентябрь и октябрь, а когда в ноябре канал покрылся льдом, Крылов, скачком проламывая лед, продолжал купаться до сильных морозов.
Раз он шел но Невскому, что была редкость, и встречает императора Николая I, который, увидя его издали, ему закричал: "Ба, ба, ба, Иван Андреевич, что за чудеса? - встречаю тебя на Невском. Куда идешь? Мы так давно с тобою не видались». - «Я и сам, государь, так же думаю: кажется, живем довольно близко, а не видимся».
Художник Венецианов вспоминал: «Я зашел однажды к Ивану Андреевичу и обошел все комнаты; в них не было ни одной живой души; плач ребенка привел меня в кухню. Я полагал найти в ней кого-либо из немногочисленных слуг его; напротив, я нашел самого хозяина. Он сидел на простой скамейке; в колыбели перед ним лежал ребенок, неугомонно кричавший. Иван Андреевич с отеческою заботливостью качал его и прибаюкивал. На спрос мой, давно ли занимается этим ремеслом, он преспокойно отвечал: "Что ж делать? Негодяи, отец и мать, бросили на мои руки бедного ребенка, а сами ушли бог знает куда". Иван Андреевич продолжал усердно исполнять обязанность няньки до тех пор, пока не возвратилась мать...»
Когда Фаддей Булгарин собрался издавать театральный журнал, то попросил у Крылова его неопубликованную комическую оперу «Кофейница». Иван Андреевич написал ее в пятнадцать лет. Крылов согласился, пригласил Булгарина к себе и предложил ему самому поискать рукопись в доме. Булгарин потом рассказывал: «Два дня рылся я в кучах разных вещей, между которыми находились кое-какие старинные бумаги, перебрал весь хлам в старом сундуке, хранившемся на чердаке, и не нашел рукописи. "Нечего делать, братец, пропала так пропала!" - сказал мне И. А. Крылов с обыкновенною своею беспечностью...»
Анна Керн рассказывала: «Однажды Крылов уснул в самый разгар литературной беседы. Разговор продолжался под храп баснописца. Но тут спор зашел о Пушкине и его таланте, и собеседники захотели тотчас же узнать мнение Крылова на сей счет; они без стеснения разбудили его и спросили: "Иван Андреевич, что такое Пушкин?" - "Гений!" - проговорил Крылов и опять уснул».
Однажды у Канкриных, думая польстить Крылову, хозяева стали перечислять, как много уже вышло изданий его басней. «А что мудреного? - отвечал Крылов, - басни писаны для детей, а дети все рвут книжки, и приходится опять печатать».
"Бывало (рассказывал мне Савельев) после дождя, когда на дворе образуются лужи, я да Надя (Надежда Каллистратовна, старшая сестра Савельева. - Примеч. авт.) бродим по воде, замочимся, выпачкаемся и, зная, что нас могут наказать, стрелой бежим к нашему всегдашнему заступнику Ивану Андреевичу; тот, по обыкновению, изрядно покушав, благодушно нежит свое тучное тело в креслах и сладко-сладко дремлет. "Дедушка! Милый дедушка! Спасите нас, спрячьте поскорее куда-нибудь..."
Сейчас распахнется гостеприимный широчайший дедушкин халат, и мы, закрытые им, сидим, ни гугу, за спиной Крылова; а он на вопросы домашних, куда девались шалун и шалунья, отвечает вполне серьезно, во-первых, что дети не шалуны, напротив, очень тихие, милые дети, а во-вторых, что он знать не знает, ведать не ведает, где они. Затем проходила домашняя гроза. Мы благодарили дедушку за великодушную защиту. Дедушка тонко подмигивал и опять начинал дремать».
1. И. А. Крылов. "Синица", "Ручей" (последняя строка и мораль). Басни. [1811] РГАЛИ. Ф. 253. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 1.
2. И. А. Крылов. "Вот Вам стихи!..". Экспромт, посвященный А. А. Олениной. [1820-е—1830-е] РГАЛИ. Ф. 253. Оп. 1. Ед. хр. 6. Л. 1. 1об.
3. И. А. Крылов. "Кукушка и Петух". Басня. Окончание. С пояснительной запиской П. А. Плетнева. На обороте надпись неустановленного лица на немецком языке (по содержанию это - текст пояснительной записки). 9 июля 1834 г. РГАЛИ. Ф. 253. Оп. 1. Ед. хр. 9. Л. 1.
4. И. А. Крылов. "Есть люди...". Стихотворение. Отрывок. 8 июня 1837 г. РГАЛИ. Ф. 253. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 1.
