Пушкинская одиссея Славы Крапивина

Текст: Дмитрий Шеваров

Фото: Sinergia-lib.ru

...Тяжелый календарь в твердых коричневых корках был самой давней семейной вещью у Севки и его мамы. Все остальные вещи появились потом. Появились и кое-какие книги, но все равно "Пушкинский календарь" был самый любимый..."

Из повести Владислава Крапивина "Сказки Севки Глущенко".

Недавно я был в гостях у Владислава Петровича Крапивина, и он показал мне тот самый "Пушкинский календарь", изданный в 1936 году. Книга небольшая, но при необходимости ей можно обороняться - так крепко она сделана. На титульном листе - дарственная надпись: "За отличную успеваемость слушательнице Тюменских дошкольных курсов Крапивиной Ольге Петровне. 1936—37 учебный год".

Форзацы сплошь украшены мальчишескими рисунками: тут и Руслан у головы великана, и колобок, и Гулливер с лилипутами, и золотой петушок, и три медведя, и какой-то герой в буденовке...

"Бумаги тогда взять было негде, а рисовать хотелось", - рассказывает Владислав Петрович.

- Мама не ругала за то, что книжку разрисовали?

- Нет, мама меня всегда понимала.

Со стены на нас смотрит фотография Ольги Петровны, ее тревожные и прекрасные глаза. Когда Слава был маленьким, она быстро поняла, что ее сын - не садиковский ребенок. И что было делать? Приходилось часто оставлять его дома одного.

Мальчишка с благодарностью пользовался полученной свободой, стараясь ничем не огорчить маму. Строил шалаш посреди комнаты, брал туда мамину фотографию, "Пушкинский календарь" и картофелины, в которых видел то рыцарей, то пиратов.

Так мальчик из тюменской коммуналки стал бредить морем. Как там, у Юрия Визбора? - "...и плывут в тех морях корабли с парусами в косую линейку".

Долгие зимние вечера, проведенные с Пушкиным, сделали Славу сочинителем. Только научившись писать, семилетний литератор берется за стихи. В 1947 году его четверостишие публикует "Пионерская правда". Слава задумывает "Тень Каравеллы" - ту самую повесть, которой через двадцать лет будут зачитываться мальчишки всего Советского Союза.

Написав тридцать романов и сорок повестей, Крапивин стал знаменитым прозаиком, оставшись... неизвестным поэтом.

---

Стихи у него так укромно вкраплены в прозу, так разбросаны по ее страницам, что лишь самые внимательные читатели представляют творчество Крапивина-поэта. Впрочем, сам Владислав Петрович считать себя стихотворцем отказывается.

---

Когда двадцать лет назад энтузиасты отпечатали трехтомник стихов Крапивина ("трехтомник" - громко сказано, по виду это три скромные брошюры тиражом в сто экземпляров), то в предисловии Владислав Петрович написал категорично: "Автор этой книжки трезво отдает себе отчет, что никакой он не поэт..."

Поэт или не поэт - оставим этот вопрос литературоведам. Главное, что мы с детства помним: Крапивин - это где-то на одной книжной полке с Пушкиным.

...Но опять среди зимы приходит лето

По сигналу барабанщика Володьки -

И мальчишка-ветер теплою ладошкой

Осторожно бьет по барабанной коже,

И встают в шеренгу Саня и Антошка,

Дима с Лешкою, Андрюшка и Сережа...

ИЗ СТИХОВ И ПЕСЕН ВЛАДИСЛАВА КРАПИВИНА

Алёшка

Там, где вытканы солнцем дорожки,

Там, где лагерь у горной речонки,

Полюбил октябренок Алёшка

Из второго отряда девчонку.

С той девчонкой встреч не искал он,

И, увидев ее, хмурил брови,

А потом забирался на скалы,

Обдирая коленки до крови.

С ярко-алым шиповником горным

Возвращался обратно Алёшка,

Чтобы после вечернего горна

Бросить ветку с цветком ей в окошко.

А потом пришло время проститься,

Их автобус довез до вокзала,

И уехал веснушчатый рыцарь

В синей майке со звездочкой алой.

И она никогда не узнала,

Что была для него всех дороже,

И еще две недели вздыхала

Об отрядном вожатом Серёже.

1973

* * *

...А по ночам у косого плетня

Черные лошади ждали меня.

Добрые,

Смелые,

Быстрые,

Рослые,

Черные – чтоб не увидели взрослые.

1969

Заросшая узкоколейка –

Путь из волшебной страны;

Тополя листики клейкие,

Запах поздней весны.

Светкин пушистый локон

У твоего лица...

Свет из знакомых окон,

Мамин голос с крыльца...

Дождики босоногие...

Мяч футбольный в пыли...

Это было у многих,

а многие сберегли?

1972

* * *

Помиритесь, кто ссорился,

Позабудьте про мелочи.

Рюкзаки бросьте в стороны —

Нам они не нужны.

Доскажите про главное,

Кто сказать не успел ещё —

Нам дорогой оставлено

Полчаса тишины...

От грозы чёрно-синие,

Злыми ливнями полные,

Над утихшими травами

Поднялись облака.

Кровеносными жилами

Набухают в них молнии.

Но гроза не придвинулась

К нам вплотную пока...

Дали дымом завешены —

Их багровый пожар настиг,

Но раскаты и выстрелы

Здесь ещё не слышны:

До грозы, до нашествия,

До атаки, до ярости

Нам дорогой оставлено

Пять минут тишины.

До атаки, до ярости,

До пронзительной ясности,

И, быть может, до выстрела,

До удара в висок —

Пять минут на прощание,

Пять минут на отчаянье,

Пять минут на решение,

Пять секунд на бросок...

...Раскатилось и грохнуло

Над лесами горящими,

Только это, товарищи,

Не стрельба и не гром —

Над высокими травами

Встали в рост барабанщики,

Это, значит — не всё ещё,

Это значит — пройдём...

1977

* * *

Наверно всем нам очень повезло -

Жить в эти дни великих потрясений.

Но как понять: откуда это зло?

Откуда черный снег в поре весенней?

Мне не понять, как быть самим собой,

Любить девчат, смеятся, песни слушать,

Когда друзей погнали на убой,

Когда колечат их тела и души!

Забрызган красным телеэкран,

И мой ровесник зажимает рану.

И кажется: откроешь в ванной кран -

И не вода, а кровь пойдет из крана.

Мне не понять, откуда этот свет -

Не солнечный, а муторный и ржавый.

И почему кораблик "Фиолент"

Между собою делят две державы...

24 января 1996

* * *

Песенка генералов (из повести-сказки «Взрыв Генерального штаба»)

Любуйся, доблестная рать:

Мы все – превосходительства.

Не бойтесь, братцы, умирать

Под нашим предводительством.

На наших касках – три пера

И гидры многоглавые.

За нас приятно умирать

С геройством и со славою.

Не верьте, что ведем мы вас

Во тьму дорогой зыбкою.

Вперед! Надеть противогаз

И умереть с улыбкою!

1996

* * *

...У крыльца, у лавочки

Мир пустой и маленький 

У крыльца, у лавочки -

Куры да трава. а взойди на палубу,

Поднимись до салинга - 

И увидишь дальние 

Острова...

* * *

Были тайны тогда неоткрытыми,

Мир земной был широк, неисхожен,

Мастерили фрегат из корыта мы

С парусами из ветхой рогожи,

Мы строгали из дерева кортики,

Гнули луки тугие из веток -

Капитаны в ковбойках и шортиках,

Открыватели белого света.

Белый свет был суров и опасен,

Он грозил нам различными бедами.

Караулил нас двоечник Вася

И лупил - а за что, мы не ведали.

Мир являл свой неласковый норов,

И едва выходили из двери мы -

Жгла крапива у старых заборов,

Жгли предательством те, кому верили...

Мы, бывало, сдавались и плакали,

Иногда спотыкались и падали.

Но потом, сплюнув кровь, подымались мы,

Ощетинясь сосновыми шпагами.

Жизнь бывала порою как мачеха

И немало нам крови испортила.

И тогда вспоминал я, как мальчиком

Помнил честь деревянного кортика... 

А когда было вовсе несладко -

И казалось, что выхода нет,

Будто в детстве, спасал меня Славка

Девяти с половиною лет.

...Вот он мчится, как витязь из сказки,

В тополиной июньской пурге.

И как рыцарский орден Подвязки -

Пыльный бинт на побитой ноге...

КСТАТИ

Главные книги Владислава Крапивина:

- Оруженосец Кашка.

- Мальчик со шпагой.

- Колыбельная для брата.

- Летчик для Особых Поручений.

- Трое с площади Карронад.

- Шестая Бастионная.

- Дети синего фламинго.

- Голубятня на желтой поляне.

- Самолет по имени Сережка.

- Выстрел с монитора.

- Журавленок и молнии.

- Давно закончилась осада...

- Переулок капитана Лухманова.

Оригинал статьи: «Российская газета»  -  11.10.2018