Текст: Олег Дивов
Фото со страницы издательства Acta Diurna в фейсбуке
«Многорукий бог далайна» Святослава Логинова — текст мирового уровня, попирающий этот уровень, как бык овцу. Ближайший аналог «Многорукого» по метафоричности и нагруженности смыслами, видимо, «Сто лет одиночества», но Логинов шагнул намного дальше. Выворачивая наизнанку борхесовский сюжет о самоубийстве бога, он создал роман о проклятии одиночества, настигающем Творца, — а получился в итоге яркий и убедительный гимн Человеку.
Ты могуч и подобен богу, но ты не человек и умер покорно. Люди продолжают жить даже когда это невозможно, и если они умирают, то это происходит не по их вине.
В свое время Логинов поставил в тупик едва ли не всех критиков, пытавшихся классифицировать «Многорукого». Да, это жесткая психологическая проза, но если рыть совсем глубоко, можно докопаться до литературы «бури и натиска» и обнаружить, что именно во «Многоруком боге далайна» она нашла свое конечное выражение. А если взять лопату поменьше, то «Многорукий» использует жанровые каноны исторического романа, романа взросления и «сказки странствий» со всеми положенными коллизиями, интригами и перипетиями; и автор перебирает их до единой, словно задавшись целью непременно сделать героям больно не абы как, а по-взрослому. На самом деле ничего здесь не случается просто так; все события жестко подчинены авторской задаче — передать ощущение тесноты, духоты и безнадеги; показать остановившийся в развитии мир, вырваться за границы которого должен захотеть не только герой, но, в конечном счете, и читатель.
Естественно, на этом пути кроется даже не подвох — форменная засада.
Какой толк любить людей, если их нельзя спасти, им нельзя помочь, нельзя сделать счастливыми? И люди, и мир нуждаются в одном — чтобы их оставили в покое.
По ходу действия автор взбалтывает и перетряхивает ситуацию неоднократно, заставляя героя увидеть мир под разными углами. И постепенно загоняет его в положение, когда у того не будет оправданий и отговорок, будто он чего-то не знал про эту жизнь, принимая решение, которое переменит карту мира раз и навсегда. Извините, герой знал все. И читатель вслед за ним — тоже. Логинов вынуждает читателя отрефлексировать вместе с центральным персонажем такие вещи, какие рядовому обывателю не очень-то под силу, — и показывая каждый раз, что герой вовсе не герой, а нормальный человек. Он смог — и ты сможешь.
Естественно, добром это не кончится.
Известная беда дебютантов: справедливо полагая, что первая книга может оказаться и последней, автор стремится напихать в нее всего-всего-всего, и побольше, чтобы люди хотя бы запомнили, как он старался. «Многорукий» — именно дебютный роман; с той оговоркой, что до него автор двадцать лет оттачивал перо на рассказах. И даже самые заезженные сюжетные ходы у Логинова играют так, словно он их лично придумал, а летящий слог не дает повода задуматься, что вообще-то вы читаете эпопею про конец света. В целом по качеству текста этот дебют 1995 года перекрывает всю нынешнюю современную прозу с хорошим запасом и просится едва ли не в шедевры. Сейчас мало кто умеет писать так хорошо.
И мало кто умеет сказать так просто и ясно о главном.
Если по правую руку у меня будет добро, а по левую — зло, то что окажется перед моими глазами, и что за спиной?— Я понял! Впереди будет жизнь, а за спиной — мертвая вечность. Но у меня нет глаз на затылке, поэтому я буду смотреть вперед.
Как гимн человеку-творцу, наделенному редким даром создавать новое, «Многорукий бог далайна» мог бы стать манифестом интеллигенции 90-х, или, если хотите, ее «окончательным романом», где расставлены все точки над «i» и проговорены громким голосом ответы на все вопросы. «Многорукий» и адресован был в первую очередь интеллигенции. Сколько ни пытайся его поверить алгеброй, а де-факто он представляет собой одну большую, развернутую на целую книгу, метафору мироощущения советского интеллектуала, задыхающегося в границах СССР, физических и метафизических.
Тем более там действительно все расставлено и проговорено.
В 1995-м было в принципе мало ярких книг; и еще год оставался до «Чапаева и Пустоты». Казалось бы…
Интеллигенция роман Логинова не заметила.
Вообще.
Причины, по которым «Многорукий» не стал событием всероссийского масштаба, до того прозрачны и ясны любому профессионалу, что даже противно — именно так, противно, — их рязъяснять. Но, видимо, надо.
Мы же забыли сказать: роман Логинова — фантастический. Некоторые критики относят его к фэнтези. Наверное, да. Похоже.
Маркес срисовал Макондо со своей родной деревни. Рабочими инструментами Логинова были тетрадный листок в клеточку и монгольско-русский словарь. На пространстве в 36х48 квадратиков он разместил далайн — абсолютно сумасшедший и настолько же достоверный, убедительно страшный мир, события в котором берут за душу и не отпускают. Это истинное мастерство и высший пилотаж, но…
Фантастика. Литература для подростков или вообще не литература.
«Чапаев и Пустота» прогремит на всю страну в 96-м. Это тоже откровенно фантастический роман, как и любой роман Пелевина. Но дальновидный Виктор Олегович еще несколькими годами раньше понял, насколько губительно для репутации модного автора клеймо «фантастика», и сделал все, чтобы перепозиционировать «Чапаева и Пустоту» в нишу литературного мейнстрима. Конечно, такой финт невозможен по воле отдельно взятого писателя; ишь ты, чего удумал, с фантастическим рылом да в мейнстримный ряд? Но бренд «Виктор Пелевин» вполне искренне хотели оторвать от фантастики — чтобы он там не пропал, — авторитетные критики 90-х. Строго говоря, сам термин «мейнстрим» вводился в оборот «под Пелевина».
А у Логинова было клеймо фантаста, да и обложка страшненькая.
Приличная публика уважала из фантастов только Стругацких и, в общем, больше никого не хотела знать. Она и так, бывало, срывалась на брань, если ей намекали, что «Мастер и Маргарита» и «Альтист Данилов» самые что ни на есть фантастические романы.
Мимо приличной публики «Многорукий» пролетел. Но еще более смачный, поистине эпический пролет ждал его на рынке фантастики.
«Фэндом», сиречь неформальное сообщество издателей, писателей, критиков и читателей, — оценил «Многорукого» сразу очень высоко и присудил ему несколько профессиональных премий. Постановили: шедевр! — и потом двадцать два года никто даже не заикался о том, что его можно слегка доработать напильником (можно-можно). В русской фантастике «Многорукий бог далайна» — второй культовый роман 90-х наравне с «Посмотри в глаза чудовищ»; все остальное или несколько спорно, или котируется чуть ниже, а эти две совсем непохожих книги — столпы, краеугольные камни и так далее.
Но культовость не означает высоких продаж.
Как заметил Алексей Свиридов в «Трактате об уродской сущности клиента»: «...художественные достоинства книги интересны читателю, но книгу не Читатель покупает. Книгу покупает Клиент. Даже если это две ипостаси одного и того же человека, все равно. Он сначала Клиент, а читатель уже потом. А Клиент — существо весьма специфическое, и если честно, очень неприятное».
«Многорукого» быстро догнала репутация «сложной книги» и «книги не для всех». Его много хвалили — и заранее напугали Клиента.
А потом Клиент взял книгу с лотка, открыл, и увидел такое:
Прежде начала времен в мире не было ничего, лишь посреди пространства стоял алдан-тэсэг, а на нем сидел старик Тэнгэр, который уже тогда был стар. Тэнгэр сидел на алдан-тэсэге и думал о вечном. И чем больше он думал, тем яснее ему становилось, что вечность длится долго, и конца ей не видно.
Нормальному читателю понятно, что скучно не будет, и словом автор владеет хотя бы на уровне стилизации. Но Клиент уже занервничал, он лезет в первую главу, а там…
Большущая тукка, не прячась, сидела на самом видном месте — на верхушке суурь-тэсэга. Не заметить ее казалось просто невозможно. То есть, конечно, тукку всегда можно не заметить, ее шкура сливается со скользким белесым нойтом, покрывающим в оройхоне каждый камень и каждую пядь.
Сносок нет — то есть вам сразу намекают, что вы легко поймете смысл слов по контексту (так и будет, эта книга вообще читается взахлеб). Текст хорошо звучит, он легкий и приятный. Надо брать! Но будем реалистами: Клиент уже все для себя решил.
Просто для очистки совести он заглядывает в середину книги:
— Знаешь, почему ты здесь? — спросил Шооран. — Из-за давней мальчишеской глупости. Ты тогда нажаловался своему папаше-одонту, и это стоило жизни моей матери. Кроме того, ты видишь этот нож? Может быть, ты даже помнишь его? Однажды я уже щекотал им твоё горло. Так вот, этот нож подарил мне Мунаг, тот самый, которого ты отправил в шавар. Не так много было людей, которые относились ко мне по-доброму, поэтому ты ответишь и за Мунага.
У-у, до чего серьезно. Ну какая это фантастика?
Это какая-то… Литература.
И все.
А ведь и правда настоящая литература, не подкопаешься. Единственное, что можно поставить «Многорукому» в упрек, — такой мощный текст хотелось бы видеть композиционно и стилистически безупречным. Вот совсем безупречным. Увы, ближе к концу действие начинает буксовать, превратившись в динамичную, но однообразную игру «морской бой» на местности, и даже понимание того, что «ранил» и «убил» здесь отнюдь не фигуры речи, слабо воодушевляет. Автор решил дотошно отслеживать, как герой поднимает из недр ядовитого далайна оройхоны — квадратные участки суши, — не подумав, что их многовато. По счастью, впереди ждет поистине ударная концовка, и не одним бабахом, а в несколько сильных продуманных ходов. Что касается стилистики, то несколько озадачивают в авторской речи термины наподобие «экономический», и уже сильно удивляют слова «кретин» и «резерв» в прямой речи дюжинника цэрэгов. Впечатление такое, будто тебе вдруг подсунули любительский перевод с ихнего, — тэнгэрского, далайнского, или как его там...
Нельзя сказать, что «Многорукий» продавался худо. Но от него, едва распробовав, каков он на вкус, ждали большего. И от читателя ждали большего. И вообще такое было время, когда от рынка еще чего-то ждали и на что-то надеялись. А вдруг?.. Не-а. К 2004 году роман выдержал четыре переиздания, набрав суммарный тираж около 80 тысяч экземпляров. По нынешним временам это звучит чертовски гордо; тогда это прозвучало вполне однозначным приговором интеллектуальной фантастике в целом.
Тем не менее, почти сразу Логинова уговорили написать продолжение, и он уселся за роман «Сидящий на краю». Так «Многорукий» обзавелся своеобычным сиквелом в виде «фрагмента романа, который никогда не будет дописан» (с) С. Логинов. Именно этот фрагмент, вместе с обширным послесловием автора, включен в новое подарочное издание от Acta Diurna.
Хорошо ли, что Логинов не осилил продолжение? По звучанию, наполнению и удовольствию от чтения те шестьдесят тысяч знаков, на которых он застрял, как минимум не уступают «Многорукому». Но если такой мастеровитый автор вдруг останавливается и не видит резона идти дальше, значит, проблема не с сюжетом — проблема, скорее всего, со смыслами.
В первую книгу их было напихано столько — хватит перечитывать до старости. И это сплошь вечные и универсальные смыслы, ловко упакованные в оболочку жесткой психологической прозы.
А значит, «Многорукий бог далайна» — роман на все времена, и будем надеяться, что нынешнее переиздание не последнее.
