Интервью: Михаил Визель/ГодЛитературы.РФ
Фото: страница Facebook Massimo Maurizio
В независимом итальянском издательстве Stilo Editrice, расположенном в городе Бари, вышла 285-страничная антология новейшей русской поэзии, составленная и переведенная славистом из Туринского университета Массимо Маурицио. Необычность этой антологии в том, что доктор Маурицио (или просто "Макс" для своих многочисленных московских друзей) не просто отобрал стихи представителей самых разных литературных школ и эстетических направлений, но и, вопреки устоявшейся в итальянской переводной поэзии традиции, перевал их в размер и в рифму - хотя и более вольную, чем в оригинале.
Почему и как это вышло - он сам рассказал "Году литературы". Причем рассказал на превосходном русском языке, в котором не пришлось исправлять ни единой фразы.
В качестве иллюстрации мы приводим стихотворение Марии Степановой - в оригинале (из книги "Киреевский", 2012), и в переводе Массимо Маурицио.
Трудно ли отбирать для перевода современные русские стихи?
Да, это трудно, и не только стихи, но и авторов отбирать. Со временем я все больше убеждаюсь, что в любом антологическом выборе, и тем более в выборе для журнальной публикации, речи и не может быть об объективности, особенно в контексте современной России, где просто море пишущихся стихов. У каждого - свои предпочтения, любимые авторы, течения, жанры, поэтому любой отбор, как авторов, так и их текстов, произволен в отношении литературной ситуации. Кроме того, что касается стихов,
я как составитель ориентируюсь не только на собственный вкус, но и на переводимость конкретного произведения, а также на понятность данного произведения для иностранного читателя.
Каждый раз, когда составляю антологию, мне говорят, что кто-то обязательно обидится на меня, потому что я его не включил.
Трудно ли переводить современные русские стихи?
Думаю, не больше, чем любые другие. В итальянской русистике намечается тенденция переводить подстрочником, не верлибром, а именно подстрочником (о разнице между переводом подстрочником и переводом верлибром написал еще Стефано Гардзонио). Кому как, наверно, но для меня стихи - это 50 на 50 содержание (со всеми отсюда вытекающими элементами) и форма, пауза, музыка, в том числе и верлибры. Переводить без соблюдения исконного формального аспекта - значит искажать стихотворение, деформировать его, превращать его в какой-то, пусть красивый, конспект, в пересказ. У нас говорят еще, что итальянский читатель, якобы, не воспринимает регулярной метрики, что он от нее отвык, но на самом деле некоторая регулярность в стихах возвращается, и это во-первых, а во-вторых,
верность оригиналу мне кажется долгом переводчика:
если стихотворение написано 4-стопным ямбом или дольником, или как-то еще, это ж воля автора, такая же воля, как писать про белеющий парус или про блох. Никому же в голову не придет заменить парус чем-то другим, но почему-то вместо 4-стопного ямба писать верлибром можно. Попытка соблюдать формальные моменты, пожалуй, самое сложное, но - опять-таки - это касается не только современных стихов. В них, правда, часто метрика часто нетрадиционная, но ее как раз и надо уловить и передать.
Что касается содержательной стороны, современные стихи в какой-то степени менее нарративные, чем предыдущие, более эмоциональные, в них больше личного и поэтому не рационализуемого, и с этим, конечно, надо считаться. Но, как правило, можно спросить авторов что и как, это большое преимущество современной поэзии. Мало кто не поможет, есть такие, но их мало.
Трудно ли издавать в Италии современные русские стихи?
Нет, наоборот, очень просто. За последнее время у нас вышло огромное количество антологий, уже не говоря о журнальных публикациях. Много переведено из современной литературы. Много журналов, премий, институций, где это стало возможно, но только - и слава Богу - в академических кругах. Еще и много славистов, которые занимаются именно современной литературой, скажем, последнего полувека. Мне кажется интересу к современности во многом способствовал интернет и активность многих авторов в соцсетях и вообще в сетевом пространстве, а также ощущение, что автор стал ближе.
| MARIJA STEPANOVA
________________________________________ Vaga un treno per la Russia intera Accanto a qualche fiume maestoso In terza classe scalzi i passeggeri Sono, e mezzi ubriachi i controllori. La crosta dolce di grasso e mollezza È qui, e davanti alle persone amate Scivolan via polli, cosce e altri pezzi, Come fan gli alberi in acque increspate. Per i vagoni di gente strapieni, Anime giа in paradiso e redente, L’abito mio è una coperta del treno, Niente più. Canto inquieto i miei canti. In questo c’è più pericol di quanto Dichiari a noi il papà-controllore, Perchè se piace, si muta il mio canto Senz’altro in urla di ira e dolore. A squarciagola tra gli «ah!» di signora, Le parolacce sussurrate fitte Io dei papaveri canto e che muore Il comandante, che è un padre, sconfitto. La voce acuta è come un puntale Ed il vagone accogliente trapassa, I passeggeri si sentono male E mi rinchiudon per darmele al cesso. Nel canto puro c’è gran crudeltà, Тanta, che i cuori indigna ed esaspera, Dei passeggeri la fortezza sta Come al centro del viso una lacrima. |
МАРИЯ СТЕПАНОВА
________________________________________ Едет поезд по целой России Вдоль какой-то великой реки. Пассажиры в плацкарте босые. Полупьяные проводники. В сладкой корочке жира и неги Перед лицами близких людей Проплывают куриные ноги, Как деревья в дрожащей воде. По его населённым вагонам, Как спасённые души в раю, Я хожу в одеяле казённом И взволнованно песни пою. Это дело гораздо опасней, Чем считает отец-проводник. Потому что хорошая песня Неизменно восходит на крик. Голым горлом под женские ахи И негромкий убористый мат Я пою про дорожные маки И что гибнет батяня-комбат. Тонкий голос, как острое шило Протыкает вагонный уют, И становится людям паршиво, И они меня в тамбуре бьют. В честном пенье такая свирепость, Что оно возмущает сердца, И стоит пассажирская крепость. Как слеза в середине лица. |
|---|
