Текст: Михаил Визель
Обложка: eksmo.ru
Ежегодный осенний ритуал «новый роман Пелевина» уже много лет напоминает описанное Пушкиным выступление в великосветском салоне заезжего импровизатора: почтеннейшая публика набрасывает темы в большую красивую вазу, потом чья-то изящная таинственная ручка выбирает одну – и публика внимает тому, как импровизатор раскрывает её в звучных нежданных строфах, слетевших с пылких уст под воздействием мгновенного вдохновения (и, возможно, бокала мадам Клико). Правда, если ходить на все выступления пoдряд и внимательно слушать, замечаешь, что он порою изрекает банальности и просто безбожно повторяется – ну так потому и не частит с выступлениями. Благодаря чему эффект не сглаживается.
В этом году интрига была другая.
Главная и единственно возможная тема этого года – коронавирус и вызванный им мировой карантин – определилась давно и вариантов не допускала. Во всяком случае, для писателя, который хочет оставаться в дискурсе.
Вопрос был в другом: как ПВО (Пелевин Виктор Олегович) с этой очевидной темой обойдётся, после всех наговорённых мудрых объяснений, отчаянных антиглобалистских демаршей и безумных конспирологических теорий?
Спешим успокоить читателя: обошёлся хорошо. То есть остроумно и неожиданно. Хотя на протяжении 666 из рекордных 699 страниц ежегодного опуса Пелевина о коронавирусе не говорится ни слова. Áктор на сей раз – девушка, Саша Орлова, продвинутая московская хипстерша с активной жизненной позицией, то есть, проще сказать, упёртая феминистка, озабоченная не карьерой или, боже упаси, чадородием, а «самореализацией». При этом феминизму ее ничуть не препятствует, а наоборот, очень даже способствует, что живёт она в основном за счёт отца – «макаронного герцога». Который делает своей дочке вполне герцогский подарок на тридцатилетие – равновеликую в тысячах евро сумму, со строгим указанием отправиться в путешествие и потратить этот подарок весь целиком на него, а не на очередной «креативный стартап».
К чему наша феминистка с удовольствием и приступает. Но на первой же точке – в Стамбуле – при весьма романтических обстоятельствах она знакомится с американцем Фрэнком, чья необычная стрижка, как оказалось, воспроизводит причёску императора Каракаллы. И путешествие на далёкое расстояние оборачивается мистическим путешествием в далёкое прошлое. Впрочем, по земному шару Сашу тоже мотает преизрядно: Турция, Канары, неожиданная Куба и, словно в качестве компенсации, неизбежный для продвинутой феминистки при папиных деньгах таиландский ретрит.
Но важнее тут всё-таки Каракалла. И вообще весь этот флёр Римской империи периода упадка, солдатских императоров – мистагогов и развратников. Рискну предположить, что для русского читателя если не поколения Саши, то поколения самого Виктора Пелевина, выходца из инженеров, это звучное имя отзывается в первую очередь звучными строками Гумилева, ставшими доступными как раз в пору его юности:
Император с профилем орлиным,
С черною, курчавой бородой,
О, каким бы стал ты властелином,
Если б не был ты самим собой!
И действительно: пелевинский Каракалла не хочет быть императором, он хочет быть победительным Солнцем, для чего ему нужно заключить мистический союз с царственной Луной. Увы – ни Каракалле, ни его далекой проекции Фрэнку сделать этого не удается. Как не удается это и наследнику Каракаллы, юному и прекрасному Гелиогабалу или Элагабалу, последнему из soltator’oв, «танцующих царей» – выражавших и пресуществлявших через священный танец волю богов (не вдаваясь сейчас в разветвлённую, с явным привкусом гностицизма, теологию Пелевина).
Собственно, весь 700-страничный роман повествует о поисках нового soltator’a и его попытке дотанцевать священный танец мироздания. Но попутно, как всегда у Пелевина, вполне по-голливудски поступательное движение сюжета обрастает гроздьями отвлечённейших рассуждений на духовно-философские темы, ядовитейшими насмешками над буржуазным бунтарством («Капитализм, берегись! Я разрабатываю новые анархистские эмодзи для айфона!») и россыпью каламбуров, порою действительно довольно смешных и неожиданных.
Но самое неожиданное в романе – что автор наконец-то снимает с себя вросшие вериги «абсолютной пустоты» и с удовольствием описывает не виртуальный, а реальный мир: неприхотливый кубинский быт, наивный канарский порок, сериальное юго-восточное просветление. Отвечая заодно на вопрос, чем он занимается в свободное от писания ежегодного романа время.
«София оказалась не такой, как в моем сне. Я и вообразить не могла ее огромный внутренний объем, этот пузырь античной пустоты, пойманный кладкой. Мне снилось что-то закопченное и душное, а настоящая София была... Не знаю, как описать – полной прохладного древнего достоинства. Живой. Странной. Совсем не такой, как нынешние храмы. Или, может быть, это был храм другой религии, которую давно позабыли».
Это не бунинская «Тень птицы» – но так можно написать, только побывав в Айя-Софии. И неожиданно проникновенный оммаж группе King Crimson (у которой нашлась очень подходящая к сюжету ранняя песня “Call her moonchild”) тоже можно сделать, только искренне её любя.
Но, разумеется, Пелевин не был бы Пелевиным, если бы не разбавлял эти вещные описания вечными сентенциями, которые кажутся уже пародийными:
«Нас тоже нигде нет, но это совершенно не мешает нам жить. Нота за нотой — мы помним предыдущую и знаем сердцем, какой должна оказаться следующая. Это и есть наш мир. Мы и наш двухколесный велосипед.
Некоторые, впрочем, говорят, что он одноколесный, а другие утверждают, что колес вообще нет - но это уж кто на чем умеет кататься...»
Так и хочется спросить на манер Саши: “are you serious?!” (Кстати, большая часть диалогов в книге, по уверению автора, происходит по-английски). Тонкость в том, что это же не мысли авторского alter ego, как в ранних произведениях Пелевина, когда автор сам был пытливым юношей, а мысли блондинки Саши. Которая сама про себя понимает, что она, конечно, по моде продвинута в современных интеллектуальных дискурсах и в древнейших духовных практиках, но не очень-то и умна. И это плавно выводит нас к ответу на вопрос: «А при чем же здесь коронавирус»? Но мы не будем отвечать на него в лоб. А напомним только классическое начало классического рассказа молодого фантаста Виктора Пелевина, когда между ним и его героями ещё не пролегла такая отчётливая ироническая трещина:
«Как известно, наша вселенная находится в чайнике некоего Люй Дун-Биня, продающего всякую мелочь на базаре в Чаньани…»
https://godliteratury.ru/public-post/samolet-pelevina-ili-krayniy-roman
