Обложка и фрагмент книги предоставлены издательством
О чем эта маленькая дебютная книжка молодого (действительно молодого: 24 года) автора, внятно объясняется уже в предисловии: «В любом городе есть тысячи людей с такими же проблемами: студентов, бегающих с работы на работу в ожидании чего-то лучшего, или ребят, которые просиживают дни в офисе, все еще мечтая когда-нибудь стать известными музыкантами или актерами. Эта книжка про них всех. Надеюсь, что когда-нибудь ученые найдут способ, как можно не есть и не платить за газ и воду, чтобы мы все наконец могли спокойно заниматься тем, что нам по-настоящему нравится».Но поскольку такой способ всё не находится и не находится, всё, чем можно этим проблемам помочь, - честно и с юмором их описать. Чем перебравшийся в Москву уроженец Челябинска и занимается. Как он скачет по временным работам, как пытается примирить в голове непримиримое противоречие: «почему эта ерунда называется работой и за нее платят, а настоящее и интересное работой не считается и за это не платят?!». Хочется пожелать автору подольше этого не понимать.
Михаил Визель «5 книг недели. Выбор шеф-редактора»
Рома Бордунов «Страна возможностей»
Москва : Индивидуум, 2018. — 168 с.
Летние каникулы 2008
Я стою с лопатой в руках в темном сыром подвале. Под
ногами горы опилок. Над головой тускло светит лампочка. Как я тут оказался? — Тебе уже четырнадцать… — …и пора думать, чем ты вообще будешь в жизни заниматься… — …потому что экзамены, сам понимаешь, не заметишь, как начнутся… — …а там и университет… — …чем ты собираешься заниматься в жизни? Тебе нужно уже решать, мы тут не подскажем. — Потому что мы с папой не вечные, придется когда-нибудь и нам помогать. — И надо начинать работать уже, трудовую книжку заводить. Паспорт ведь ты уже получил. — Лето у тебя все впереди, собираешься в компьютер три месяца играть? — Слушай, это серьезно. Мы хотим с папой, чтобы ты нашел себе работу. — Я перестал смотреть в стол и поднял голову. — Я все понял. Можно мне идти? Когда мне было семь лет, мои родители купили большой участок земли с домом. Отец сразу же взялся за ремонт, наняв людей и начав латать, копать, укладывать, пилить, жечь, рыть, закапывать, утеплять, сносить, забивать, резать и варить. Передвигались стены, потолок менялся местами с полом, вырывались ржавые трубы и укладывались свежие, выкорчевывались старые деревья и сажались новые, грузовики не успевали увозить на свалку строительный мусор. Дом превратился в полигон, и нормальная жизнь заняла в нем второе место, уступив вечной стройке. Мы спали в комнатах, где месяцами не было обоев, и ели в комнате, где не было ничего, кроме голых серых стен и шумящего в углу телевизора. Если я не играл в компьютер или не делал уроки, то помогал отцу. Рабочие мозоли на моих руках появились еще до десяти лет. Я таскал кирпичи, заливал бетон, носил бревна и возил телеги с песком и щебнем, пилил и красил. Отец научил меня, как забивать гвозди и вытаскивать их гвоздодером, как правильно распилить бревно и как мешать бетон, еще до того как я окончил начальную школу. Лето я не любил. Потому что с его наступлением на участке
начинает расти трава, которую мы скармливаем кроликам — грызунам, что дрожат в темных клетках отцовского сарая. Это значит, что каждый день нужно вставать рано (или не рано — смотря во сколько планируешь закончить) и собирать два ведра с травой, да так, чтобы битком. Отец, будучи человеком опытным, делал это серпом за две минуты, а мне серп не доверял, и у меня уходило несколько часов. Два плотно набитых ведра травы стали моей ежедневной головной болью: ни уйти к друзьям, ни поиграть в компьютер до выполнения этой работы не разрешалось. Я ненавидел эти пластиковые ведра. И, что самое страшное, трава на участке растет медленнее, чем ее едят, гораздо медленнее. А выходить на район страшно: там, как рассказывали мне родители, обитают алкоголики, наркоманы и бродячие собаки, что было полной правдой. Но страшило меня не это, а то, что другие дети увидят меня за такой работой — и клеймо колхозника навсегда останется у меня на лбу. День за днем уходил на сбор корма для кроликов, которых я даже не ел. Если не успевал к вечеру или ленился, то приходилось тяжко. Отец не любил смотреть, как другие прохлаждаются, —
ведь сам-то он работал целыми днями.
***
Главная пешеходная улица Челябинска, улица Кирова, жителями почему-то называется Арбатом. Хотя даже до пошлого московского Арбата ей далеко: она в два раза короче и уставлена бессмысленными провинциальными бронзовыми фигурами. Здесь, например, застывший в бронзе нищий собирает мелочь, чуть дальше — городовой, а пройдите немного — и будет сидеть с гитарой Александр Розенбаум, а ближе к концу улицы — Пушкин на лавочке. С этими персонажами все фотографируются, обнимаются и трут им на счастье разные места. Два книжных, несколько магазинов одежды, всегда несколько гитаристов-попрошаек, пара-тройка салонов связи и, конечно, бары — добро пожаловать на челябинский Арбат. Говоря про бары: тут же недавно открылась пивнуха в рыже-черных тонах, названная лаконично «ЧПЗ» — Челябинское пивное заведение. Юмор, видимо, в том, что главный производитель города — это ЧТЗ, Челябинский тракторный завод. Дешевое пиво, гренки, креветки, футбол, летняя веранда, на которой можно тянуть пивко под лучами заходящего июльского солнца, — все как у людей. Ну а мне нужна работа.
Я спустился в темный подвал и нашел дверь с надписью «Администрация». — Тук-тук, — сказал я, постучав в открытую дверь. В маленькой каморке сидела худощавая женщина лет тридцати с выжженными белыми волосами. На столе лежала пачка тонких сигарет и несколько мелких купюр. — Здравствуйте, вам помочь? — Здрасте. Ну, вообще да. Вам случайно не нужны официанты? — Я не знаю даже. А сколько лет тебе? — Четырнадцать уже. — Паспорт есть? А родители отпустили? — Ох, ну да. — Наверное, нам нужны официанты. А еще нужно разрешение от родителей и справка о разрешении работать. Знаешь, приходи к нам через неделю, а? Я тебе тогда точно скажу, нужны или нет. И оставь свой номер, позвоним, если что. — Ну ладно, до свидания. Я записал свой номер на бумажке, попрощался и выбрался из подвала на поверхность, к свету. У входа курила молоденькая официантка в фартуке. День только начинался, лениво жарило солнце. Целый свободный день и даже целая неделя. Можно вообще ничего не делать. Я позвонил друзьям, и до вечера мы шатались по дворам, пили коктейли и пинали мяч. Потом сел на последнюю маршрутку, стоя доехал до дома, поел и всю ночь играл в компьютер. Прекрасный день, который ничем не был омрачен.
***
Дни шли. Мы гуляли, болтались без дела, зависали с девчонками, скидывались мелочью на пиво и коктейли в банках, которые потом заедали жвачкой, семечками и самой обычной травой, перед тем как пойти домой. Так завершилась эта неделя. — Так что там с этим баром, куда тебя обещали официантом взять? — жуя, спросил отец за ужином и даже убавил звук телевизора. — Мне ничего не обещали. Сказали через неделю зайти. — И когда эта неделя кончится? — Сегодня понедельник? — Красиво живешь. Завтра. — Ну, значит, завтра. Дайте мне денег на проезд. На следующий день в баре никого не оказалось, администрация в лице той блондинки куда-то ушла. И в следующие дни там тоже никого не было. Я просто приезжал, стучал в дверь и, пожав плечами, уходил гулять. «Ну что ж, — думал, — в следующий раз». А вечером что-нибудь выдумывал или честно говорил, что весь день прогулял. Денег не было — только 50 рублей, что я брал на проезд. Питались мы с друзьями, стреляя деньги у бездельников побогаче либо доедая за другими в «Макдоналдсе». Спустя еще неделю говорить о своих неудачах в трудоустройстве стало уже как-то неловко. — Что с работой? — прозвучало опять за ужином. — Ничего. Там либо никого нет, либо меня просят еще подождать. — Ты вообще туда ходишь или просто нас дуришь? — Да не был он там, конечно. — Мы даем тебе деньги, чтобы ты доехал, получил работу и вернулся обратно. 50 рублей в день. На что они уходят? Чем ты занимаешься весь день? — Гуляю. — У тебя же денег нет. Где ты ешь? — Ну, в «Макдоналдсе» иногда. — На что? — На деньги. — Это разговор двух идиотов. Где ты берешь деньги? — Ну, мы стреляем там. — Что это значит? В смысле стреляешь? — Ходим по людям и стреляем мелочь. Отец положил вилку. — Ты что, побираешься? — Нет! Так все у нас делают, ни у кого денег нет. — Ни у кого нет, но у кого тогда стрелять? — У тех, у кого все-таки немного больше. — Мама родная… — Отец закрыл лицо руками. — Сын
побирается, до чего я дожил. — Ты просто утрируешь, мы не побираемся, а просто… просим. Так, ладно, спасибо, но я наелся. — Мы тебя не отпускали. — Мне это не требуется. — Дурак ты просто. — Приятного аппетита. Я сел в комнате на кровать. Хотелось убежать, да некуда. Лучше бы я и правда нашел эту работу, меньше бы тут сидел. Может, уснуть сейчас, чтобы все пропустить? Тут открылась дверь. — Завтра я звоню Кольцову, у которого деревообрабатывающий цех на заводе, и ты идешь к нему работать грузчиком. Есть вопросы?
— Какие уж тут воп…
Дверь закрылась, и еще долго слышалось ворчание за стеной. Так я нашел первую работу.
