Текст: ГодЛитературы.РФ
Обложка и текст рассказа предоставлены журналом "Юность"
Четвертый номер «Юности» за 2020 год оказался собран из новых, нигде не публиковавшиеся текстов победителей и финалистов "Лицея", которых за три полных сезона набралось немало. Все они, разумеется, в апрельский выпуск не уместились, но подборка все равно получилась внушительная: на страницах свежей "Юности" можно найти рассказы Игоря Белодеда, Анаит Григорян, Сергея Кубрина, Константина Куприянова, Никиты Немцева, Сергея Носачёва, Марии Мокеевой, Булата Ханова, Людмилы Прохоровой и Алёны Ракитиной, а такаже пьесу Серафимы Орловой и стихи Евгении Джен Барановой, Григория Медведева, Василия Нацентова и Анны Ревякиной. Для тех, кто никогда раньше не читал "лицеистов", это отличный шанс познакомиться; для тех же, кто пристально следит за молодой российской литературой — возможность увидеть, как она меняется и взрослеет.
О рассказе Сергея Носачева, как и обо всех остальных текстах номера, редакция "Юности" емко написала в своем предисловии: "Проницаемость границы между жизнью и смертью — в основе рассказов Сергея Носачева. Герой «Честной игры» живет в состоянии постепенной, но необратимой энтропии, апофеозом которой становится пересечение границы: герой засыпает и обнаруживает себя в морге с биркой на пальце. Что это — сон или реальность? Переход в другое измерение происходит у Носачева так легко и внезапно, что йенские романтики бы позавидовали". Ничего и не добавишь — разве что немного о самом авторе.
Биография у Носачева и правда занимательная: срочную службу, например, он проходил в Космических войсках, а после демобилизации несколько лет работал на ракетостроительном заводе. Параллельно учился в Литинституте на Высших литературных курсах - причем за плечами у него уже были и два курса Ленинградского Нахимовского училища, и оконченный Московский государственный университет инженерной экологии. Сейчас Сергей — ведущий на телеканале «ОТР», много работал репортером. Что касается литературы: в 2015 году у него вышел сборник рассказов «По ту сторону листа», а в 2018 Носачев как раз стал финалистом "Лицея".
Честная игра
Лифт судорожно дернулся, готовясь распахнуть двери, и Михаил привычно натянул на растерянно-отрешенную физиономию обыденное выражение перманентного недовольства. Ритуал этот был связан с тем, что Михаил Афанасьевич действительно большую часть времени был раздражен окружающим.
С порога он нахмурился еще сильнее. В прихожей, как и неделю назад, валялись пакеты из-под чего-то и с чем-то. «В этом доме все вечно валяется, потому что ни у одной вещи нет своего места!» — в который раз подвел он черту под очевидным. Он все ждал, что этот свинарник начнет хоть немного заботить его подругу, но Кристина сама валялась среди барахла на диване перед телевизором.
— Привет, милый! — не вставая, поздоровалась жена. — Ты чего суровый?
— Ничего.
Начинать разговор, который они имели уже несколько десятков раз, сегодня не хотелось. Михаил решил удовлетвориться внутренним монологом: «Негласные правила организации быта. Если ты женщина — будь добра держать жилье в порядке, приходя с работы, вставать за плиту, чтобы накормить мужа. Тогда все будет в порядке. Но нет! Я слишком устала, чтобы вставать с дивана, и налить себе чай, но сил хватит на полуторачасовой секс или выяснение отношений до четырех утра!»
Пролистав этот небольшой список причин домашнего негодования, Михаил разделся. Он аккуратно повесил куртку на плечики, поставил ботинки в обувную полку и стал экспрессивно рыскать в ее, полки, окрестностях, ища свои тапки: куда бы он их ни ставил, уходя на работу, к вечеру они исчезали.
— Ой, ты тапки ищешь? Я обула. Роро сбросил кружку со стола — тут везде осколки и липко.
Михаил обошел кухонную столешницу. Ступать приходилось осторожно — осколки, припаянные к полу сладким чаем, все еще окружали стол. На несколько секунд он оторвал взгляд от пола и с укором глянул на Кристину. Она невозмутимо валялась среди подушек, пледов (во множественном числе!), шмотья и подносов с кружками (тоже во множественном числе). Он отметил, что во всем этом бедламе она смотрится органично. Полноценная часть барахла. Одним глазом Кристина таращилась в телевизор, другим — сосредоточилась на переписке в мобильнике. Операция была сложной, поэтому от напряжения она даже закусила язык.
По этой причине его взгляд заметили не сразу. Пришлось подождать.
— Я сейчас все уберу!.. — встрепенулась она, но с дивана не встала. Михаил нашарил в кармане ключи. О ногу уже терся Роро — жирный котяра, считавший квартиру своим персональным луна-парком. Единственное место, куда он никак не мог попасть, — всегда запертый кабинет Михаила.
Михаил отпнул кота, отпер дверь, вошел в свою комнату и спешно закрылся. Только здесь он чувствовал себя как дома. Чистота и порядок. Все вещи на своих местах. Книги на книжных полках, документы в столе, одежда аккуратно развешена в шкафу. Даже трусы, носки и футболки лежали в трех разных ящиках. Это был уютный мир с границами и жестким укладом.
Стоя под душем, Михаил привычно перебирал раздражители, накопленные за день. Несколько дураков на дороге, непонятно как получившие права. Больше всего раздражали именно водители. Как будто правила дорожного движения — это нечто вроде Библии: можно назвать себя агностиком и творить все, что душе угодно…
О работе вспоминать вообще не хотелось. Ощущение, что всех там набрали по объявлениям. Марина два часа правила статью на три тысячи знаков. Это же нелепо! Она читает со скоростью второклассника и так же шевелит губами! Как может работать редактором женщина, которая делает ошибки в слове «мясной»? И она! редактирует его! тексты… При капитализме успеха добиваются самые способные — ага, как же… Нужна жесткая система власти, нужно всех приструнить — от лезущих к врачу без очереди до чиновников с их детьми, которым закон не писан.
От обилия пара в душевой, злости и умственного напряжения, постоянного спутника носителей спасительной истины, у Михаила потемнело в глазах. Он завернул горячую воду и полил затылок холодной. Отпустило. Покачиваясь от остаточного головокружения, он еще немного постоял под холодным душем. Горячая вода расслабляет. Холодная — закаляет тело, а с ним и дух. Это истина и правило, а правила Михаил очень любил.
В постели он холодно пресек Кристинины липкие приставания. «Не заслужила». Хотелось поскорее заснуть, но всеобщее несовершенство утыкало сознание занозами, которые разом решили загноиться. Его подрезали на дороге, лезли в двери лифта, не дав ему выйти, заставляли смотреть на рабочего, который клеил обои от двери к окну, когда все знают…
«Не так! Все не так! Господи! Как тут уснуть?» Несколько раз он выходил на кухню — сделать глоток остывшего чая — и, набравшись сил на новую попытку, возвращался в кровать и пытался заснуть.
За много лет в Михаиле скопилось огромное количество «не-так-ов». Но именно в эту ночь к ним добавился решающий десяток. И тело Михаила вдруг сработало не так.
Он очнулся от холода. Сознание вернулось раньше, чем силы открыть глаза, из-за чего открывать их стало страшно. Сперва он почувствовал запах. Очень похожий на больничный, но все же другой. Кунсткамера, хирургия?.. Не то. Он узнавал только оттенки, но пахло совершенно по-новому. И запах этот был страшен.
Михаил слышал, что лежит в просторном месте, настолько звонком, что даже полная тишина здесь звучала.
Наверное, все стены, как в туалете, покрыты глянцевым кафелем.
Он мысленно ощупал тело. Лежит на твердом и холодном, накрыт простыней… Это шутка?! Он открыл глаза и тут же зажмурился. Никаких шуток. Сквозь окна без штор свободно и густо лил свет луны, яснее, чем днем, вырывая главные детали помещения: сияющая стена холодильника, стол в центре комнаты и несколько раковин. Он пошевелил пальцами ног. Левую ступню щекотнула бирка.
Нужно бежать. Определенно и точно. О чем тут думать? Но он оцепенел и не мог пошевелиться. Изощренная пытка сознания — сковать тело и транслировать на экран захлопнутых глаз жуткие картины с мертвецами. Наконец он собрался и соскочил с каталки. Ему показалось, что этим прыжком и ограничился его путь до двери.
В коридоре стало спокойней. Он обернулся простыней, как в бане, и пошел искать, кому можно доложить о вопиющей ошибке помещения его, живого, в морг. Коридор с обеих сторон оканчивался закрытыми дверями. Но за правой горел свет. Из одного коридора Михаил попал в другой, такой же длинный и по-больничному постный. Правда, здесь среди ниш с дверьми была стойка дежурной медсестры. Издалека показалось, что за ней никого нет, но когда он подошел ближе, оказалось, что дежурная просто спала, уложив голову на руки и укрыв лицо крылом иссиня-черных волос.
— Кхе-кхе… — деликатно прокашлялся Михаил, переминаясь с ноги на ногу — пол был ледяной. Медсестра продолжала спать. — Ну это уже… Дамочка, а ну-ка вставайте! — прикрикнул Михаил, а для верности потряс девушку за острое плечо.
Медсестра вскочила и в страхе отпрянула, едва не кувыркнувшись через стул. Из них двоих девушка больше его подходила на роль постояльца морга: бледная кожа обтягивала худощавое лицо, слишком уж подчеркивая все анатомические особенности черепа. Обильный черный макияж на глазах и губах усиливал эффект.
— Вы кто?
Михаил замешкался с ответом. Ситуация необычная. С чего начать?
— Эм… Я проснулся в вашем морге. Не понимаю, как попал сюда. Очевидно, меня привезли по ошибке. Я ведь живой. Вот. Я замерз.
Девушка сурово посмотрела на Михаила.
— У нас серьезная больница. Никаких «по ошибке» быть не может. Минуту.
Она взялась листать журнал регистрации.
— Да, вот. Видите? — Она протянула разлинованную вручную амбарную книгу и ткнула в строчку 137. — Освидетельствование проводил сам Вениамин Борисович. Ошибки быть не может. Если Бублик сказал «мертв», значит, так и есть.
— Бублик?
— Вениамин Борисович Бублик, — кивнула девушка. — Очень серьезный человек. Профессор. Светило. Так что отправляйтесь обратно в морг и не мешайте работать.
— Но позвольте! Я же живой!
— Не выдумывайте! И не кричите! Пациентов перебудите.
— Что значит — не выдумывать? А какой я, если не живой?
Девушка мечтательно закусила губу.
— Возможно, вы зомби. Снимите простыню. Ну! Снимите, снимите!
Растерянный Михаил подчинился.
— Ну да, смотрите сами.
Михаил опустил глаза и ужаснулся: на груди и животе чернели огромные полосы резов, заштопанных залихватскими широкими стежками.
— Что же это… — Михаил пятился от стойки, а когда уткнулся в стену, съехал по ней и шлепнулся голым задом на пол.
— Ой, не волнуйтесь вы так. — Девушка заметно оживилась и потеплела к нему. — Умерли. Ну, с кем не бывает? Пойдемте, я вас уложу. Не стоит вам вот так вот по коридорам разгуливать. Еще увидит кто — заполучите себе соседа. Давайте прикроем вас. Ну же, вставайте!
Михаил медленно переставлял ноги, то и дело повисая на медсестре, оказавшейся на удивление крепкой.
— Поверить не могу! Я работаю здесь всего неделю, а уже такое! Фантастика!
Она продолжала восхищенно вскрикивать, и когда они вошли в морг, Михаил отметил, что теперь это место не нагоняло жути. И дело было не в его спутнице. Просто чего ему бояться мертвецов, раз он сам — один из них?
Медсестра увлеченно повествовала о своих тайных пристрастиях к мистике и кладбищам.
— Там так тихо и красиво… — Девушка мечтательно закатила глаза. — Особенно в глубине, где в зарослях прячутся неприметные старые могилы. Однажды мы даже пробовали провести ритуал.
— Да неужели… — без интереса вставил Михаил.
— Да-да! Представляете?! Глупость страшная. А ведь верили, — рассмеялась медсестра, но тут же заострила лицо серьезностью. — Не то чтобы я сейчас не верю. Но разве можно всерьез рассчитывать воскресить мертвеца текстами из книги, купленной в книжном? То-то и оно… Михаил тяжело вздохнул. Навязчивость медсестры и ее неутишимая болтовня раздражали. Сам он думал только о том, как быть с работой. Его материалы наверняка передадут другому корреспонденту, а там ведь сюжет про «Вихрь»… И без того ледяное тело покрылось острыми мурашками. Отдадут наверняка Васькиной. Она ведь ни черта не смыслит в технике, и в интервью с конструктором много пробелов… Все особенности они обсуждали за кадром. Учитывая уровень и способности Васькиной, из сюжета в лучшем случае будет понятно, что эта штуковина может ездить и стрелять. Михаил схватился за голову. Его комната… Кристина моментально устроит там мемориал и станет пускать туда своего ужасного кота, и все будет в шерсти… А его вещи? Она же будет рыться в его вещах, а там столько личного… Боже! Она же будет организовывать похороны! Наверняка соберется кодла ее родственников, и обязательно припрутся эти трое дегенератов — ее двоюродные братья. И родители улетели. Если не успеют вернуться, некому будет отогнать от могилы стенающих и молящихся подружек ударившейся в религию бабуси… И она против кремации, а значит, он будет медленно гнить в компании червей… И кладбище. Он приметил местечко под раскидистой березкой в Шатуре, рядом с дедовской могилой. Кристина наверняка захочет закопать его поближе, чтоб в любой момент можно было приехать и поголосить над его бренным телом. А то еще поставит урну дома. Роро обязательно ее расшибет и нагадит…
— Нет! — Михаил с креном спрыгнул с каталки.
Медсестра попыталась удержать его за руку, но он вывернулся.
— Нет! Нельзя! Ни в коем случае. Я не могу быть мертвым. Это слишком… — Он быстро шагал по моргу туда и обратно. — Нужно сперва утрясти… Похороны, и работа. Нужно завещание. Да! Завещание. Распишу все в завещании. Принесите бумагу!
Медсестра осторожно, с ласковой улыбкой двинулась к нему, слишком заблаговременно растопырив руки то ли для объятий, то ли для захвата.
— Ну-ну, успокойтесь. Без вас разберутся. Идите, идите ко мне.
С материнской нежностью она обняла Михаила и погладила по спине. Ее руки были успокаивающе теплыми, и Михаил послушно двинулся обратно к своему предпоследнему ложу.
Медсестра придвинула стул к изголовью и стала гладить усопшего по голове, как мать, укладывающая температурящего ребенка. Тревожность немного отступила.
— Не переживайте. Ни о чем не нужно волноваться. Все без вас сделают.
— Вы не понимаете, — уже совсем спокойно ответил Михаил. — Они все сделают не так.
— Ну с чего вы взяли? — Медсестра облокотилась на каталку. Ее лицо оказалось так близко, что дыхание неприятно жгло щеку.
— Потому что именно так они обычно и делают! Как бог на душу положит!
— Думаю, вы преувеличиваете. — Медсестра чмокнула его.
— Нисколько.
— Тогда зачем окружили себя такими людьми?
— О! — усмехнулся Михаил. — Это не я… Дело ведь не в конкретных людях, понимаете? В отсутствии централизованности. Какая-то всеобъемлющая бессистемность — в воспитании, образовании, вообще во всем. Раньше все было строго, всегда были правила — гласные или негласные, этикет, в конце концов. Сейчас — нет. Все, что не нарушает закон, — можно. А если никто не видит, то можно и нарушать; там чуть-чуть, здесь немного… В результате — всеобщая расхлябанность, заразившая даже старшее поколение. Хаос! А завещание — непреложный алгоритм; ни шагу в сторону!
Медсестра задумчиво жевала губу, ища, что ответить. Михаил наслаждался произнесенной речью и произведенным эффектом. Но радоваться пришлось недолго.
— Знаете, странный вы.
— Это еще почему?
— Вот, жалуетесь, что все вокруг не так, не по правилам, а ведь сами такой же.
Михаил от удивления приподнялся на каталке.
— Да, да. Сами посудите. Вот вы умерли. Но вместо того, чтобы как должно лежать себе тихонечко до погребения, вскочили, начали требовать, спорить… И ведь, кроме вас, никто себя так не ведет. А я уверена, — глаза медсестры снова заволокло романтической пеленой, — что вы здесь такой не один. Но все лежат себе тихонечко, не пискнут…
Михаил раздосадовано откинулся на каталку и подтянул простыню к подбородку.
— А ведь вы правы… — он нахмурился и закрыл глаза.
Медсестра потрясла его за плечо. Труп не реагировал.
— А все-таки, ответственный человек! — с восхищением она поцеловала тело в лоб, вернула стул на место и пошла к выходу.
Щелкнул выключатель, и морг снова наполнило бело-голубое свечение из окна. Девушка немного еще постояла в дверях, глядя на Михаила, вздохнула и заперла дверь морга на ключ.
