Текст: Шаши Мартынова
Фото: Mariusz Kubik (wikimedia.org); фото из фейсбука Шаши Мартыновой
Мало кому нужно специально представлять Кутзее — южноафриканский писатель, первым в истории Букеровской премии получивший ее дважды (в 1983 году за роман «Жизнь и время Михаэла К.» и в 1999 году за «Бесчестье»), издается и читается у нас достаточно обильно. Но при этом сколько писателя ни читай — все равно вряд ли приблизишься к той степени понимания и сродства, которой достигает переводчик. Потому за поздравительным комментарием об особенностях прозы Кутзее мы обратились к Шаши Мартыновой, которая перевела несколько его книг. Среди них — шестнадцатый по хронологии роман "Детство Иисуса», фрагмент из которого мы с любезного разрешения Шаши прилагаем.
Переводя Кутзее, я получила удивительную и нечасто перепадающую переводчику возможность упражняться в хирургической дисциплине высказывания. С текстами более лаконичными и монашески суровыми мне не доводилось работать ни разу. Но такое вот свойство холодного полированного стекла, которое ощущается от соприкосновения с текстами этого писателя, объяснять одной лишь намеренно «сделанной» стилистической простотой совсем неверно, как мне кажется. Гипнотичность Кутзее — как, по моему читательскому ощущению, это устроено и у Беккета, например, — в том, что, читая его, мы не разбираем выстроенное им на кубики и шарики, чтобы потом притащить это в подоле к себе в голову и там попытаться восстановить по чертежам собственных интерпретаций образы и смыслы.
Кутзее впускает в свое сознание вещи-как-они-есть и дальше ретранслирует их в наши головы целиком, как изысканную головоломку из единого куска дерева, а не как диван из ИКЕА.
Как ему дается этот метод литературного медиумизма, точно сказать не возьмусь, но предположу, что для него в любом случае необходима громадная честность и выстраданная бессуетность. И отвага — в смысле, незаинтересованность в страхе.
Джон М. Кутзее. Детство Иисуса. — М.: Эксмо, 2016 Пер. Шаши Мартыновой
ГЛАВА 26
Они целый час терпеливо ждут у кабинета директора, пока не раздается последний звонок и последний класс не пустеет. Мимо проходит сеньор Леон с портфелем в руке – направляется домой. Он явно не рад их видеть.
– Всего пять минут вашего времени, сеньор Леон, – молит он. – Мы хотим показать вам, каких успехов Давид добился в чтении. Пожалуйста. Давид, покажи сеньору Леону, как ты читаешь.
Сеньор Леон жестом приглашает их в классную комнату. Давид открывает «Дона Кихота».
– «В некоем селе Ламанчском, которого название у меня нет охоты припоминать, не так давно жил-был один из тех идальго, чье имущество заключается в тощей кляче…»
Сеньор Леон резко обрывает его:
– Я не готов слушать выученное наизусть. – Он шагает к книжному шкафу, достает книгу, возвращается с ней, открывает ее перед ребенком. – Читай.
– Откуда?
– Сначала.
– «Хуан и Мария едут к морю. Сегодня Хуан и Мария собираются на море. Отец говорит им, что их друзья Пабло и Рамона могут поехать с ними. Хуан и Мария радуются. Мать делает им бутерброды. Хуан…»
– Стоп! – говорит сеньор Леон. – Как тебе удалось выучиться читать за две недели?
– Он много времени провел с «Доном Кихотом», – встревает он, Симон.
– Пусть мальчик сам скажет, – говорит сеньор Леон. – Если ты две недели назад читать не мог, как тебе удается сейчас читать?
Мальчик пожимает плечами.
– Это же просто.
– Отлично. Раз чтение – это так просто, расскажи мне, про что ты читал. Расскажи мне какую-нибудь историю из «Дона Кихота».
– Он падает в яму, и никто не знает, где он.
– Да?
– А потом он убегает из нее. По веревке.
– А еще?
– Они его запирают в клетку, и он какает в штаны.
– И почему же они его запирают?
– Потому что они не верят, что он – Дон Кихот.
– Нет. Потому что нет такого человека – Дона Кихота. Потому что Дон Кихот – вымышленное имя. Они хотят отвезти его домой, чтобы он пришел в себя.
Мальчик бросает на него, Симона, неуверенный взгляд.
– У Давида свое прочтение этой книги, – говорит он сеньору Леону. – У него живое воображение.
Сеньор Леон не удостаивает его ответом.
– Хуан и Пабло идут на рыбалку, – говорит он. – Хуан ловит пять рыб. Пиши на доске: пять. Пабло ловит три рыбины. Пиши под пятью: три. Сколько рыб поймали вместе Хуан и Пабло?
Мальчик стоит у доски, глаза крепко зажмурены, словно он слушает, когда произнесено будет издалека некое слово. Мелок не движется.
– Считай. Считай «один-два-три-четыре-пять». Теперь еще три. Сколько получается?
Мальчик качает головой.
– Мне их не видно, – говорит он тихонько.
– Не видно чего? Тебе не надо видеть рыбу, нужно видеть числа. Смотри на числа. Пять и еще три. Сколько всего?
– На этот раз… на этот раз… – говорит мальчик тем же тихим, безжизненным голосом, – это… восемь.
– Хорошо. Проведи черту под тремя и запиши восемь. Значит, ты все время притворялся, что не умеешь считать. Теперь показывай, как ты умеешь писать. Пиши: «Conviene que yo diga la verdad» – «Я должен говорить правду».
Слева направо, медленно, но ясно, мальчик пишет: «Yo soy la verdad» – «Я есть правда».
